Гражданская война. Миссия России

И летят они полынью в росы,
И свинцом врезаются в покосы.
И, упав на землю, гаснут навсегда.

Пред лицом Ее вы держитесь спокойно.
Тихо шепчете: «Даст Бог, не пропадем».
Я отвечу: «Если в август знойный,
Приняв все, что Бог ссудил, достойно,
Вслед за звездами не ляжем под огнем,
Пусть тогда под пулями сорвутся
Наши звезды с неба и с погон.
В белых ротах не найдется труса.
Абиссинскому царю-негусу
Сформируем русский легион.
Сформируем русский легион, —

задушевно тянул гитарист.

Смех французов и кокоток постепенно смолк. Все внимательно слушали слова песни. Послышалось всхлипывание – какая-то женщина плакала.

– Кто же он, твой новый избранник? – тихо спросил Кирилл.

– Видишь вон там, левее, от тебя через два столика, солидного господина, одетого в белый костюм? Он ревниво следит за нами и нервно курит, – вполголоса отвечала она, затем достала из сумочки и прикурила от свечи тонкую и длинную папиросу.

– Вижу. Да, он явно далеко не беден. И действительно ревнив, – произнес Космин, слегка прищуриваясь и поправляя пенсне.

– Да, он золотопромышленник. У него были немалые доходы, пока в Сибирь не пришла революция, а за ней и Гражданская война. Но он владеет кругленькой суммой в швейцарском банке.

– Так ты у него на содержании?

– Если так тебе угодно, то да. Надеюсь, ты не приревнуешь и не устроишь сцену, – без смущения отвечала Соня.

В стылом храме пахнет талым ладаном.
Друг мой, вспомните, что было год назад;
Бинт белел, белел, шинель была залатана,
А она была, как хмурый день заплакана,
Дым свечей туманил синие глаза.
А потом вагон, прокуренный и тесный
Вдаль увез ее, быть может, навсегда.
Впрочем, знайте, будет вам верна невеста
Там за серой степью, за зеленым лесом
Будет ждать вас, хоть до Страшного Суда.
Пред лицом Ее вы держитесь спокойно.
Тихо шепчете: «Даст Бог, не пропадем».
Я отвечу: «Если в август знойный,
Приняв все, что Бог ссудил, достойно,
Вслед за звездами не ляжем под огнем,
Пусть тогда под пулями сорвутся
Наши звезды с неба и с погон.
В белых ротах не найдется труса.
Абиссинскому царю-негусу
Сформируем русский легион.
Сформируем русский легион, —

негромко, но очень отчетливо, с теплом и какой-то неизъяснимой болью пел офицер с повязанной головой.

– Какой дешевый пафос, какая низкопробная проза, да и исполнение хромает, – произнесла Соня, затягиваясь ароматным дымом папиросы.

– Это ты о песне и о гитаристе?

– Ты догадлив.

– Напротив, великолепные и строгие стихи. А исполнение тонкое и задушевное, – парировал Кирилл.

– С каких это пор тебе стали нравиться подобные атавизмы?

– С тех пор, как я увидел жизнь на войне, лишившись твоих чар. Я и раньше, до тебя уже начал проникаться тем, что вижу. Но ты перевернула все и сломала мне душу…

– Да, ты неисправимо огрубел на этой войне. Как стал далек от того, каким я встретила тебя в компании офицеров и поэтов в «Приюте комедиантов» в Питере, – с сожалением и скептицизмом произнесла она.

– От жизни и войны не спрятаться под юбкой жены! – громко и вызывающе отвечал он.

– Но, как я успела понять, ты нашел другую юбку и даже увлекся ею всерьез.

– Еще бы, ты же бросила меня. Что мне оставалось делать?

– Ситуация в России такова, что я вынуждена была сделать это, пойми, Кирилл.

– Ты рассуждаешь и ведешь себя как проститутка. Правда, тебя не сравнить с этими кокотками, что сейчас сидят и пьют с французами за соседними столами. Но эти хоть просты и откровенны в своем выборе. Ты же – высокопробная, скрытая, элитная б… и выбираешь содержание высокого уровня. Как же ты забыла, что мы венчаны с тобой? Забыла, что ты – мужняя жена и должна делить со мной все радости и беды. Как ты оправдаешься за это перед Богом? – громко и с вызовом вопросил Космин.

– Перед каким Богом? Наконец, прекратите ругаться и оскорблять меня, подпоручик. Иначе я уйду сейчас!

– Вы даже не понимаете, о чем я спрашиваю. Ради Бога, оставьте меня, мадам. Бегите к своему любовнику. Можете считать, что я даю вам развод! – вскрикнул Космин и ударил кулаком по столу.

Рюмка на столе подпрыгнула, покатилась, упала на пол и разбилась. А его бывшая жена так же незаметно растворилась в клубах папиросного дыма, как и появилась. А может быть, ее и не было? А может, это только привиделось изрядно выпившему Кириллу? Он заметил только, как мелькнули в просторных раскрытых дверях зала сиреневое платье и белый костюм. Вслед за тем его правая рука сжала горлышко графина с остатками водки, и он метнул стеклянный прибор в проем дверей. Графин ударился о дверной косяк и со звоном раскололся в мелкие брызги, осыпая посетителей кусочками стекла и водочной моросью.

– Хулиган! Уймите его! Немедленно позовите патруль! – истошно завопил чей-то женский голос.

* * *

В воздухе пахло полынью, тянуло прохладой и сыростью из низин. В предрассветных сумерках туманного утра 23 (10) августа 1919 года верстах в двухстах восточнее Воронежа по степным балкам от станицы Урюпинской с юго-запада на северо-восток двигались многочисленные колонны хорошо вооруженных верховых. По меньшей мере, на узком участке фронта шириной до 5 верст, плохо прикрытом отрядами красных, было собрано до 8 тысяч сабель и пеший отряд до 1000 штыков. Уже триста-четыреста лет не видывали эти степные места столько конницы. Узрев такое, изумился бы ветхий денми старец, историк или какой другой образованный и мудрый человек; уж не воскресла ли седая старина – те времена, когда скрытыми степными дорогами – «сакмами» пробирались по водоразделу между Доном и Днепром разорять Московскую Русь многотысячные конные крымские и ногайские орды ратных во главе со своими мурзами? Но то была лишь общая схожесть, ибо прошлое вернуть невозможно. В колоннах конницы слышалась приглушенная южнорусская речь. На дорогах рокотали автомобильные моторы. На мостах постукивали орудийные колеса, погромыхивали лафеты и снарядные ящики, клацали затворы винтовок и пулеметов. Кто-то, незаметно набив самокрутку, прикуривал, закрывая огонек ладонью, и выпускал дым цигарки в кулак или в рукав, разглаживая усы. Да, при внимательном взгляде становилось ясно, что Великую, вечную, бескрайнюю степь – Дикое Поле – уже разбудил XX век и что в набег на Московские земли идут донские казаки. Еще 7 августа донцы незаметно переправились через Хопер. А теперь тихо подходили к расположению передовых частей 8-й армии красных.

На несколько верст вперед выдвинулись отряды разведки, где служили самые доблестные и лихие донцы да калмыки, приписанные издавна к Войску Донскому. Еще только забрезжил рассвет, а уж кинжалами и шашками без криков и стрельбы сняли и покололи они малочисленные уснувшие дозоры, «секреты» боевого охранения красных. Никогда уже не вернутся домой простые русские парни с рабочих окраин Орехова-Зуева, Ликина-Дулева или Сормова, заснувшие на посту и убитые русскими казаками. А следом раскатистый свист, гиканье, топот копыт, ржание коней, просверк клинков, вытянутых из ножен на белый свет.

В ближайшем к фронту степном селе Донской корпус обрушился на крайний левый фланг 8-й армии на участке река Савола – станица Колено. Поднятый по тревоге, но не успевший взять оружие стрелковый батальон 358-го полка 40-й дивизии был перебит почти без единого выстрела. Красных бойцов кололи пиками и секли шашками. Многие вставали на колени, просили пощады, но милости не было никому. Затем донцы ударили во фланг и прошли по тылам 358-го и 357-го полков, разметелив всех сопротивлявшихся. Заговорили винтовки и пулеметы. Полки, оставив позиции, побежали, за ними снялась и стала отступать на запад вся 40-я дивизия, бросая стрелковое оружие, пулеметы, орудия, боеприпасы, продовольствие. Донские полки разворачивались в лаву и веером пошли гулять по тылам частей Красной армии. Несколько казачьих полков, повернув на восток, атаковали с тыла правофланговые части 9-й красной армии и смели их с позиций. Так начался рейд 4-го Донского конного корпуса под командой генерал-лейтенанта от кавалерии К. К. Мамонтова, прорвавшегося в глубокий тыл красных на стыке 8-й и 9-й армий Южного фронта. Это было переформированное, хорошо укомплектованное свежими силами соединение. В его составе находились 12-я, 13-я и сводная Донская казачьи дивизии, по четыре полка каждая, пять батарей (12 орудий), три броневика, грузовики с пулеметами на борту. Затем Мамонтов сформировал ударный кулак и ударил по Тамбову.

* * *

Рвался и трещал по швам, откатываясь к Уральскому камню, Восточный фронт. Освободив Уфу, красные вышли к его предгорьям. Нанеся серию ударов по Сибирской армии, их части к концу августа заняли Челябинск, а затем и весь Урал. Разгромленные армии Колчака отходили в Сибирь.