Тайна двух реликвий

Протокол Одинцов убрал подальше и в аэропорту использовал паспорт. При необходимости можно будет утверждать, что в Тихуану по его документу летал кто-то другой. Но чтобы этот кто-то другой остался на видеозаписях с камер слежения, предстояло немного изменить внешность.

До того как явиться в аэропорт, Одинцов побывал в ресторанчике неподалёку. В тамошнем туалете он переоделся из рубашки цвета вырвиглаз и таких же ярких шортов в неприметные джинсы и серую футболку, с помощью переводной картинки украсил предплечье временной татуировкой дракона, очень похожей на настоящую, а на голову нацепил парик, задорого добытый Родригесом ещё в Гаване. Парик был сделан из чёрных густых натуральных волос. По его передней кромке тянулась мелкая гребёнка, которая плотно вошла в собственную причёску Одинцова: парик сидел, как влитой. Длинные пряди Одинцов собрал на затылке в хвостик и нахлобучил сверху панамку из сувенирного магазина.

Выходя из туалета, он осмотрел себя в зеркале. Сходство с фотографией в паспорте сохранилось в достаточной степени, однако и различий хватало. Непривычный образ дополняла четырёхдневная щетина – Одинцов побрился последний раз в Ладоге. Полуседая бровь была закрашена, и сумку-сосиску от видеокамер в аэропорту скрывал яркий чехол, купленный вместе с панамкой.

Самолёт из Канкуна в Тихуану летел пять часов, к ним прибавились три часа разницы во времени между восточным и западным побережьем, так что день обещал быть длинным. День – и ночь, которую Одинцов отвёл себе для перехода через границу. Конечно, Родригес прав, и суток мало на акклиматизацию. По уму нужна неделя, особенно перед такой нагрузкой, но выбирать не приходилось.

В Тихуане посреди прохода с лётного поля в аэропорт на стуле, выставив ноги вперёд, развалился полусонный дежурный. Его форменную белую рубашку украшали шевроны с надписями и зелёно-бело-красными полосками мексиканского флага. Пассажиры на ходу показывали дежурному паспорта. Его веки оставались полуприкрытыми; на зелёные обложки с золотыми буквами Mexico pasaporte он не реагировал, но при виде бордовой российской книжицы в руках Одинцова заинтересовался.

Раскрыв глаза, дежурный сделал останавливающий жест, взял паспорт и что-то спросил по-испански. Одинцов пожал плечами, улыбнулся и произнёс заготовленную фразу:

– No hablo Espa?ol.

Дежурный нехотя поднялся со стула, поманил Одинцова пальцем и отвёл в кабинет к начальнику, офицеру в такой же рубашке с шевронами. Начальник полистал паспорт и, не отрывая взгляда от страниц, заговорил по-английски.

– Зачем вы здесь?

– Я русский турист, – продолжая улыбаться, сказал Одинцов. – Очень много слышал про ваш город. Кино, песни… Первый раз прилетел в Мексику, захотелось посмотреть.

– Вы знаете, что в Тихуане каждый год убивают больше двух тысяч человек? – по-прежнему разглядывая паспорт, спросил офицер.

– Нет, – соврал Одинцов. Он читал об этом, пока летел на Кубу. – Но я уверен, что это касается только преступников. Я турист и чувствую себя в безопасности под защитой полиции.

Офицер, наконец, поднял глаза и взглянул на Одинцова.

– Мы знаем, зачем такие, как вы, появляются в Тихуане. Вас надо отправить отсюда. Подождите там.

Он положил паспорт на стол и указал Одинцову на дверь. Одинцов вышел. Главное в таких ситуациях – сохранять спокойствие. Как, впрочем, и всегда.

Через полчаса Одинцов постучал в дверь кабинета.

– Прошу прощения, – сказал он, – но я не понял, сколько надо ждать. И чего ждать.

Офицер опять не посмотрел в его сторону и ответил:

– Я сейчас занят. Тихуана – не место для туристов. Тем более для туристов из России. Вам надо улетать. Ждите.

Одинцов подождал ещё пятнадцать минут, снова постучал в дверь кабинета и спросил с порога:

– Я могу забрать свой паспорт? Хотелось бы взглянуть на город ещё при дневном свете.

– Пятьсот баксов, – коротко сказал офицер.

Одинцов сделал вид, что не понял:

– Пятьсот баксов – что?

– Пятьсот баксов, получаете обратно паспорт, и добро пожаловать в Тихуану.

Одинцов поднял смартфон, который держал в руке, навёл объектив на офицера и с прежней улыбкой сказал:

– Наш разговор записывается с первых слов. Пожалуйста, повторите своё предложение. Я хотел бы ознакомить с ним ваше начальство, журналистов, руководство аэропорта, министерство туризма и всех, кому небезразлично, что думают в мире про Мексику и мексиканцев. Итак, вы, будучи на службе, предлагаете заплатить лично вам пятьсот долларов США. За пятьсот долларов вы позволите российскому туристу, который прилетел из одного города Мексики, побывать в другом городе Мексики. Я правильно понял?

Наших так просто не возьмёшь, думал Одинцов, выходя из аэропорта с паспортом в кармане. Наши будут из принципа стоять до последнего и за взятку горло перегрызут. А здесь народ ленивый. И потом, даже если кто-то не заплатил, – заплатят другие. Поторгуются и заплатят, пусть не пятьсот баксов, но сто или хотя бы пятьдесят… Курочка по зёрнышку клюёт и сыта бывает.

В аэропорту работали кондиционеры; снаружи Одинцова обволокла вязкая жара. Впрочем, солнце уже начинало клониться к закату, и на смену дневному пеклу должна была постепенно прийти вечерняя прохлада. Прогноз обещал ночью градусов двадцать – приемлемо для того, кто собрался совершить затяжную опасную прогулку.

Чтобы попасть из Тихуаны в Сан-Диего, надо всего-то перейти границу со Штатами. Рукой подать, но, как говорил герой старого фильма, такой длинной руки у Одинцова не было. Проходить через официальный коридор, сдаваться штатовским пограничникам и просить политического убежища он не собирался. Приграничная пустыня в окрестностях Тихуаны – тоже не вариант: судя по снимкам со спутников, её среди холмов перегораживала высоченная стена, вдоль которой постоянно курсировали приметные бело-зелёные патрульные пикапы…

…зато в пятидесяти километрах к востоку на карте значился город Текате, тоже расположенный вплотную к границе. Одинцов проложил себе маршрут в двух часах ходьбы от города, через горный хребет. Высота не бог весть какая, шестьсот или семьсот метров. Горы хуже, чем холмы, но на самом высоком гребне стены не было, а тамошние пограничные патрули – опять-таки судя по снимкам из космоса – в отличие от своих соседей намного реже покидали базы. Видимо, считали, что горы отпугивают нелегалов, и надеялись на видеокамеры с инфракрасными датчиками.

Автобусный вокзал в соседнем здании с аэропортом – очень удобно. На большом рекламном щите распластался в беге мускулистый гончий пёс: компания Greyhound предлагала доставить Одинцова куда угодно. До отправления автобуса в сторону Текате оставалось около часа. Это время Одинцов потратил на то, чтобы купить в ближайшем супермаркете компактный рюкзак, воду в пластиковых бутылках, пакетики с орехами, кое-что из медикаментов и синтетическое походное одеяло.

Автобус добрался до Текате после захода солнца. Он свернул влево с федеральной трассы; прокатился вдоль широкого бульвара, облепленного светящимися вывесками, и высадил Одинцова в самом центре города. Автовокзал стоял особняком, но метрах в ста пятидесяти у большого перекрёстка сияли ночными огнями сразу несколько ресторанов и баров.

Индейская девушка на глянцевом плакате у входа в ближайшее заведение предлагала местное кукурузное пиво тесгу?но и большой выбор тако – кукурузных лепёшек, начинённых мясом и бобами.

– Чоризо? – с вопросительной интонацией произнёс Одинцов, обращаясь к парню за барной стойкой.

Сегодня утром экскурсовод на другом конце страны, на берегу другого океана очень советовала ему попробовать эту мексиканскую колбасу. Почему нет? Перекусить на дорожку не мешает; завтра утром он уже будет в Штатах и вряд ли станет вспоминать об испанских колонизаторах пятисотлетней давности…

…а если что-то пойдёт не так, в тюрьме его точно будут кормить кукурузными лепёшками, но без мяса. Впрочем, всё должно пройти, как надо, сказал себе Одинцов. Он повторил для парня за стойкой:

– Чоризо! – и, когда тот кивнул, направился к туалету. Пришло время использовать сумку-сосиску по назначению.

Одинцов быстро превратил сумку в бронежилет, надел на футболку, клапанами- липучками подогнал по фигуре и поверх натянул цветастую рубашку, полученную от Родригеса. Выйдя из туалета, Одинцов поймал на себе изучающие взгляды посетителей. С десяток мелких темнолицых мужчин, не стесняясь, в упор смотрели на высокого плечистого гринго. Вид у него в самом деле был теперь диковатый, но вряд ли здешних парней интересовала мода, и проявлять гостеприимство они тоже не спешили.

Одинцов сел за стол – спиной к стене, чтобы на всякий случай видеть зал ресторанчика целиком. Официант поставил перед ним полулитровый стакан тесгуино, разрисованный фигурками ацтеков, и глиняную тарелку с закуской тапас – ломтиками красной сыровяленой колбасы чоризо в сопровождении вороха треугольных кукурузных чипсов.

– Gracias, – кивнул парню Одинцов. Пиво с непривычным вкусом вполне годилось, чтобы заливать им перчёное мясо. Настоящие начос определённо выигрывали у тех, которыми он хрустел несколько дней назад возле Смольного.

Пить перед походом Одинцов не боялся. Стакан светлого пива полезен для сердечной мышцы, алкоголя там всего ничего, а жидкость сейчас была нужна – в ближайшие полсуток Одинцову предстояло хорошенько попотеть. Причём и в переносном, и в прямом смысле: футболка под бронежилетом быстро промокла насквозь, хотя путешествие ещё не началось.

Вытаскивать пачку баксов и раньше времени провоцировать суровых мужчин из Текате не стоило, поэтому десятку Одинцов приготовил заранее. Покончив с пивом и закуской, он оставил деньги на столе, забросил за спину рюкзак и вышел из ресторанчика. Смартфон лежал в кармане: профессионал помнит маршрут наизусть и не нуждается в навигаторе.

Одинцов держал путь от центра города к окраине, смахивая с лица пот, который струился из-под парика; крутил головой по сторонам и время от времени невзначай бросал взгляд на мальчишек, увязавшихся следом. Они шли метров на тридцать позади – не догоняли, но и не отставали. Если им велели проверить, не пойдёт ли он к пограничному пункту, то вскоре уже было ясно, что путь Одинцова лежит не в сторону границы, а вдоль неё.

С отступлением дневной жары Текате ожил. На террасах кафе сидели люди. Из салонов проезжавших машин через опущенные стёкла громыхала музыка. То и дело мимо тарахтели мопеды, придавленные к земле двумя-тремя пассажирами. И все, включая встречных прохожих, разглядывали Одинцова. Город был немаленький, с туристами знакомый, и всё же белый чужак ростом заметно выше большинства местных, который поздним вечером шагал куда-то в сторону от границы, не мог не привлекать внимание.

Светящиеся вывески скоро закончились, но фонари продолжали освещать Одинцову дорогу. Невысокие жилые домики по обеим её сторонам сперва лепились друг к другу. Чем дальше, тем они стояли свободнее, а потом сменились редкими тёмными строениями. Ночной ветерок играючи гонял туда-сюда по асфальту прозрачные мячики перекати-поля.

Через полчаса неторопливого размеренного хода, когда мальчишки уже давно отстали, позади остался и город. Одинцов продолжал держаться у дороги: участки на окраине, видимо, прилегавшие к ранчо, были огорожены – не хватало ещё ночью тратить время на поиски прохода в колючей проволоке. К тому же без оружия лучше столкнуться с людьми, а не со сторожевыми собаками.

Серебряная луна заливала светом округу. На бархате высокого чёрного неба стали видны россыпи звёзд, по которым Одинцову предстояло ориентироваться в горах: на мобильную связь там надежды никакой. Он снял маскарадный парик с панамкой, засунул в карман рюкзака и прошёл с километр от последних городских фонарей, когда в спину издалека ударили фары попутной машины.

– Хорошо бы всё-таки не полиция, – сказал себе Одинцов. Лишний раз в открытую нарушать закон и обижать полицейских или пограничников ему не хотелось.

Это была не полиция.