Красный утес

Тишину английской ночи нарушали звонкие постукивания. Это стучали кастаньеты из слоновой кости; ведьма отбивала ими ритм, двигаясь в иноземном танце вокруг большого костра, иногда выкрикивая какие-то слова на неведомом языке. Темная кружевная мантилья[3 - Мантилья – испанский шарф-вуаль.] скрывала лицо Инес.

Вокруг костра стояло двенадцать незажженных факелов, которые ведьма обходила в известном только ей порядке.

Тут же возвышался старый вяз, широко раскинувший ветви в разные стороны. К дереву были привязаны двое: безумная старуха и прекрасная девушка. Обе лишь в тоненьких нижних платьях. Обе неотрывно смотрели на огонь. Белла восторженно бубнила что-то свое, а Констанция молча размышляла над тем, что будет дальше.

Сработает ли ритуал? Кто такие эти Хозяева Лун и согласятся ли они помочь? И самое главное, какой она сама станет после разделения души? Констанцию раздирало от любопытства, взявшего верх над страхом.

Кастаньеты, голоса Инес и Беллы, треск и сияние пламени. Констанция все больше уходила в себя, отстраняясь от реальности. Она совсем потеряла счет времени. Но тут все факелы разом воспылали синим огнем, а кастаньеты стихли.

Констанция вздрогнула. Ей очень хотелось посмотреть по сторонам, но по условиям ритуала она не должна была отрывать взгляд от пламени. Тем не менее боковым зрением Констанция различила, что вокруг ведьмы появились длинные тени, по одной за каждым горящим факелом. Их головы имели странные угловатые очертания: казалось, будто это и не головы вовсе, а звериные черепа. Были ли это всего лишь маски или нет? Констанция никак не могла решить.

– Хозяева Лун, – воскликнула Инес, – внемлите нашей просьбе! Свершите разделение Селены и Феба – тьмы и света! Кто из вас возьмется разделить душу девы у вяза?!

Констанции стало не по себе. Чьи-то тяжелые взгляды устремились на нее. Они просачивались под кожу, прожигали до самой души.

– С чего нам внимать вашим мольбам, чужестранка? – прохрипел один из пришедших. Это был нечеловеческий голос, от которого хотелось бежать без оглядки. – Мы так стары, что вы не помните наших имен. Вы не чтите нас и к тому же посмели потревожить нас до Самайна! Уже за это вы достойны того наказания, что хуже смерти!

– Не гневайтесь, мудрейшие! Пусть мы призвали вас не в то время, но приготовили жертву!

Тени, кажется, засмеялись. Отрывистое хрипение больно впивалось в уши. Констанция с трудом могла дышать. Она не представляла, каково сейчас Инес.

– Та дряхлая старуха? Да-а, она забавная, но не более. Этого слишком мало! Раньше мы получали с десяток жертв за зиму, и те были полны жизни.

– Значит, если жертв будет больше, вы одарите нас своей помощью? – с опаской спросила Инес. – Научите нас, как уважить вас, и мы будем следовать вашим урокам!

Тени зашелестели, словно сухая листва на ветру. Констанция решила, что так они совещаются между собой.

Вдруг со стороны раздался совсем другой голос. Мягкий и бархатный. От него не было страшно и дурно, только почему-то хотелось закрыть глаза и поскорее уснуть.

– Не слушай этих кичливых развалин, прекрасная ведьма! Пусть вы не удостоили меня факелом, но я помогу вам! Я разделю луну и солнце этой девушки, если…

– Как ты смеешь идти наперекор всем?! – прогудел обладатель первого голоса, что, по всей видимости, был предводителем теней.

– Разве вы все забыли, что взяться за дело может любой из нас? И для этого не требуется одобрение большинства, – послышался насмешливый ответ.

Тени зашелестели громче, но быстро утихли. Похоже, им нечего было возразить.

– Чего ты хочешь за свою помощь, гордый олений посланник? – спросила ведьма, голос у нее дрожал.

– Самую малость. Пусть Вечная дева у ильма[4 - Ильм – то же, что и вяз.] приносит мне жертву раз в год. Но как положено. Зимой. В канун поворота колеса года.

– Вечная?! Вечная?! Вечная?! – задребезжали тени неопределенно.

– Я не могу ответить за нее, – сказала Инес. – Пусть решит сама.

Тот, кого испанка назвала оленьим посланником, приблизился к Констанции, перекрыв собой свет пламени.

– Что скажешь, Вечная госпожа? Ты принимаешь мои условия? Можешь взглянуть на меня. Ты другая и не лишишься рассудка.

Констанция медленно подняла взгляд на того, кто стоял перед ней. Он был высок, широк в плечах, одет в мохнатую шкуру, вместо лица – вытянутая костяная маска, на широких оленьих рогах висели облезлые перья и мелкие косточки. Констанция посмотрела в расщелины глаз. Там была только тьма.

– Принимаю, – с трудом прошептала она, ее губы совсем пересохли. – Отдели от меня свет, если можешь.

– Не терпится узнать, что из этого выйдет, – бодро отозвался олений посланник. – На моей памяти отделяли только тьму. Приготовься, госпожа. Будет очень больно.

Не успела Констанция произнести и слова, как невыносимая боль пронзила ее насквозь. В ушах зашумело, а перед глазами стали расплываться темные пятна.

Констанция хотела кричать, но не могла. Она знала, что если хоть немного приоткроет рот, то почти наверняка откусит себе язык. Она с такой силой сжимала зубы, что боялась, как бы они не сломались.

Констанция чувствовала, как слезы текут по щекам и как цепкие когти двигаются под ребрами. Опустив взгляд вниз, к источнику боли, она различила черное запястье оленьего монстра. Мерзавец с бархатным голосом копошился внутри ее тела, будто бы что-то выискивая. Она возненавидела его.

Кроме адской физической боли было кое-что похуже. Непостижимое разуму страдание души. Весь мир Констанции сузился до ее телесной оболочки и до сокрытого внутри бессмертного жизненного начала.

Одно дело заложить душу и дожидаться, когда придет время с нею расстаться, а совсем другое попросить кого-то разделить душу надвое. Констанции бы впору молить о спасении, но она не смела оскорбить Всевышнего своей молитвой. Никто не заставлял ее проходить через это, она поняла, что совершила очередную ошибку, но ее храброе сердце готово было расплачиваться.

Ни в одном человеческом языке не найдется подходящих слов, чтобы полностью описать, что испытала Констанция той ночью. Если свое перерождение Констанция могла сравнить с тревожным запутанным сном, то ритуал разделения обернулся кошмаром наяву.

Сейчас она хотела только одного – чтобы все это закончилось. Тысячу раз пожалев о своем согласии, Констанция мечтала о смерти.

Выбившись из сил, Констанция с трудом подняла голову, чтобы посмотреть вокруг себя. Она смогла различить только глазницы чудовища, в которых теперь горело синее пламя.

– Полоумную старуху оставьте себе. Я буду ждать свое подношение этой зимой, – услышала Констанция, прежде чем лишиться чувств.

***

Очнувшись, Констанция закричала и принялась ощупывать себя дрожащими руками. Тело ее оказалось в полном порядке, только на белом платье зияла небольшая выжженная дыра, прямо на том месте, где коснулся Констанции олений монстр.

– Все хорошо, сестра! – воскликнула Инес, прижав Констанцию к груди. – Ты жива! Жива!

Светало. В воздухе витал неисчезающий колдовской туман, на траве выступила роса.

– П-получилось? – с трудом выдавила из себя Констанция, ее бил озноб.

– Да. – Ведьма выглядела безумно уставшей, словно не спала неделю.

– Где она? – произнеся эти слова, Констанция почувствовала на себе чей-то пронзительный взгляд.

Прямо напротив, у тлеющего костра, сидела девочка лет одиннадцати, закутанная в плащ Инес. Она тоже дрожала, белая кожа ее была перепачкана грязью.

– Я нашла ее в дупле вяза, – заметила Инес.

Взгляды двух половинок одного целого встретились. Как завороженные, они обе медленно протянули друг к другу руки над кострищем.

– Это же я, – восхищенно выдохнула Констанция, – только маленькая… Так и должно быть?

– Не знаю, Констанция. Сомневаюсь, что за последние четыреста лет кто-нибудь проделывал нечто подобное. Хотя вполне логично, что светлая сторона приняла облик ребенка.

– А я?! – вдруг испугалась Констанция, вскочив с места. – Как я теперь выгляжу?!