Во имя нигилизма. Американское общество друзей русской свободы и русская революционная эмиграция (1890-1930 гг.)

Большой популярностью в Англии пользовался взгляд на Россию как на деспотическую империю. Сторонники этой точки зрения указывали на то, что в России отсутствуют политические институты, традиционные для Англии. Участие России в подавлении европейских революций и национально-освободительных движений также давало повод критикам империи обвинить её правителей в деспотизме. Большое влияние в этом смысле оказывала антироссийская агитация, исходившая от колонии польских эмигрантов, бежавших в Англию после поражения польских восстаний 1830 и 1863 гг. Она строилась на образе России как внешнего завоевателя, поправшего свободу и независимость Отечества[62 - GleasonJ. H. The Genesis of Russophobia in Great Britain. P. 134.]. Взгляды английских русофобов и польских эмигрантов нашли своеобразное отражение в работах о внешней политике Российской империи немецкого эмигранта Карла Маркса, жившего в 1850–1880-е гг. в Лондоне. Маркс смотрел на русское самодержавие как на оплот европейской реакции, душивший любые проявления революционности в Европе при финансовой поддержке Великобритании[63 - Эта мысль неоднократно встречается в разных работах Маркса. См., например: Маркс К. Учредительный манифест международного товарищества рабочих // Маркс К., Энгельс Ф. Избранные произведения. В 3 т. Т. 2. М., 1985. С. 13.]. Впрочем, такой подход не находил широкой поддержки в викторианской Англии. Англичане склонны были воспринимать себя скорее в роли носителей цивилизации и свободы, чем жандарма Европы, спонсирующего подавление европейских революций[64 - См.: Hayes P. British Foreign Policy, 1867–1900: Continuity and Conflict // Later Victorian Britain, 1867–1900. L., 1988. P. 15–73.]. Образ Великобритании как державы, ведущей борьбу с реакционной Россией во имя ценностей свободы, был очень популярен в годы Крымской войны. Пропагандистский приём, противопоставлявший «свободную» Англию «реакционной» России, помог активному стороннику войны, британскому министру внутренних дел Г. Пальмерстону заручиться поддержкой со стороны той части английского общества, которая не одобряла участие в вооруженных конфликтах, непосредственно не угрожавших границам родной страны.

Новое обострение Восточного вопроса начиная с середины 1870-х гг. положило начало процессу более сложного восприятия России в Англии. Восстания 1875–1876 гг. в европейских провинциях Османской империи – Герцеговине, Боснии и Болгарии – привели к очередному ухудшению англо-русских отношений. В Лондоне смотрели на Турцию как на барьер против расширения влияния России на Балканах и в зоне Черноморских проливов. Поэтому первоначальные действия английской дипломатии по урегулированию Восточного кризиса 1875 г. были направлены на сохранение в неприкосновенности границ Порты. Такой подход оказался неприемлемым, когда в августе 1876 г. в Англии стало известно о зверствах турецких войск в Болгарии. Восстание болгар против турок и жестокое его подавление дали повод противникам действующего премьера-министра Б. Дизраэли начать кампанию против политики, проводимой им в отношении Турции. Антитурецкая кампания лидера либералов У. Гладстона вывела на первый план вопрос об отношении к России. Гладстон, вдохновлённый на антитурецкие заявления разоблачительными публикациями американского журналиста Дж. МакГахана и донесениями генерального консула США в Турции Ю. Скайлера, выступил в разгар кризиса с позиций христианской морали. Осуждая действия Порты, он стремился, прежде всего, ослабить позиции Дизраэли. Для Дизраэли, наоборот, слабая и истощённая Турция по-прежнему рассматривалась как противовес усилению позиций России на Балканах. Россия выступала в роли защитницы южных славян и была готова на военный конфликт с Турцией для упрочения своих позиций на Балканах, что совсем не устраивало Дизраэли. Таким образом, «болгарские ужасы» («Bulgarian Horrors») высветили диаметрально противоположное понимание целей британской политики в отношении России у Дизраэли и Гладстона[65 - См.: Гладстон У. Ю. Болгарские ужасы и Восточный вопрос. СПб., 1876; Жигарев С. Русская политика в восточном вопросе. Т. 2. СПб., 1896. С. 149–150; Seton-Watson R. W. Disraeli, Gladstone, and the Eastern Question: A Study in Diplomacy and Party Politics. L., 1935.].

С самого начала полемики лидера либеральной партии поддержала русская публицистка О. А. Новикова (Киреева), сторонница русско-английского сближения. Новикова регулярно публиковалась на страницах английской либеральной печати, защищая от нападок британских русофобов внешнюю и внутреннюю политику России. Она активно отстаивала интересы своей страны в годы Восточного кризиса. За такое рвение Дизраэли прозвал её «депутатом от России» (MP for Russia)[66 - Baylen J. O. Madame Olga Novikov, Propagandist // American Slavic and East European Review. 1951. Vol. 10. № 4. P. 259–260; Стэд В. Т. Депутат от России (Воспоминания и переписка О. А. Новиковой). Т. 1. Пг., 1915. С. 151–155.]. Точку зрения Гладстона разделяли также английские квакеры. Они считали действия турок гораздо большим злом, чем российскую экспансию на Балканах. Один из них, видный либерал из Ньюкасла Роберт Спенс Уотсон, поддерживая Гладстона, кардинально разошёлся в этом вопросе со своим соратником Джозефом Коуэном, членом палаты общин от Ньюкасла. Уотсон обвинил Коуэна в том, что тот, вместо того, чтобы придерживаться «бдительного нейтралитета», шёл по пути разжигания русофобских настроений. Уотсон указывал на разницу в намерениях правящих кругов и русского народа, страдавшего под гнётом «тех, кто сейчас руководит им». Коуэн, в своё время водивший знакомство с А. И. Герценом, оправдывал свою позицию тем, что он «не желает, чтобы деспотизм расширился слишком далеко». Коуэн утверждал, что он повторяет доводы лондонского эмигранта, который был критиком восточной политики России[67 - Grant R. British Radicals and Socialists and Their Attitudes to Russia, c. 1890–1917 (A thesis submitted for the degree of Doctor of Philosophy in the University of Glasgow), 1984. P. 11–12].

Мысль Уотсона о том, что правящий режим является препятствием для цивилизованного развития страны, была не нова. Но он не отказывал русскому народу в праве присоединиться к числу «цивилизованных наций». Уотсон верил, что Россия может встать на путь прогресса, если, конечно, усвоит западные ценности. Такой подход позволял ему, как мы увидим далее, позитивно воспринять агитацию российских эмигрантов, обосновавшихся в Лондоне[68 - Saunders D. Stepniak and the London Emigration: Letters to Robert Spence Watson // Oxford Slavonic Papers. 1980. Vol. 13. P. 83.].

После разрешения Восточного кризиса 1875–1878 гг. интерес к России поддерживался известиями о многочисленных покушениях террористов на Александра II. Немаловажную роль в этом сыграли как внимание английской прессы, так и агитация беглых русских революционеров. В 1880 г. в центре внимания европейской прессы оказалась личность одного из народовольцев, Л. Н. Гартмана. Являясь участником покушения на императора, произошедшего 19 ноября 1879 г., Гартман вскоре бежал из России во Францию. По прибытии в Париж он был арестован по требованию царского правительства[69 - Черненко А. М. Российская революционная эмиграция в Америке (конец XIX – 1917 г.). Киев, 1989. С. 18. О критической реакции английской и европейской прессы на деятельность «Народной воли» см.: Троицкий Н. А. Царизм под судом прогрессивной общественности. М., 1979. С. 255; Итенберг Б. С. Российская интеллигенция и Запад. М., 1999. С. 171–173.]. Однако Гартман избежал экстрадиции, поскольку русским эмигрантам П. Л. Лаврову, Г. В. Плеханову, С. М. Степняку и Н. И. Жуковскому удалось инициировать громкую кампанию в прессе против его выдачи. Поддержка со стороны видных французских общественных деятелей и политиков (В. Гюго, Л. Гамбетта, О. Бланки) заставила французские власти отказаться от выдачи террориста. Гартман был отпущен из-под ареста и вскоре покинул Францию, переехав в Англию. Впечатлённый успехом агитации в пользу русского революционного движения во Франции, он планировал развить успех посредством организации в Лондоне печатной агитации. Народоволец намеревался создать «Комитет русских революционеров», который должен был заняться сбором средств. Гартман планировал печатать в Лондоне еженедельную газету, которая издавалась бы также в Париже и Цюрихе.

Поскольку европейская пресса называла всех русских террористов «нигилистами» («nihilists»), Гартман предлагал именно это слово в качестве названия будущего зарубежного органа русских революционеров. «“Нигилист” – слово, интересное Западу, а потому желательно употребить его», – полагал он. Газета мыслилась ему как главное средство борьбы за «сочувствие Запада к социалистам». Наиболее известные представители революционной эмиграции начала 80-х гг. – П. Л. Лавров, П. А. Кропоткин, В. И. Засулич, Г. В. Плеханов, Л. Г. Дейч, Н. А. Морозов, С. Л. Клячко – должны были принять участие в издании газеты. Посредством публичных лекций Гартман планировал собрать в Англии 10 000 фунтов стерлингов за две-три недели, что позволило бы запустить газету тиражом в 15 тысяч экземпляров. Одобрение этого плана Марксом, с которым Гартман познакомился в Лондоне, придало ему ещё больше уверенности в осуществимости намеченного мероприятия. Но на деле ничего не вышло, кроме выпуска двух номеров газеты в 1883 г. (причём в Париже, а не в Лондоне), которые остались совершенно незамеченными[70 - Дионео [Шкловский И. В.]. В эмиграции // Николай Васильевич Чайковский. Религиозные и общественные искания. Париж, 1929. С. 173–175.].

Несмотря на провал замыслов Гартмана, агитация русских политических эмигрантов в Англии становится с этого времени ещё одним фактором, который в конечном счёте подготовил почву для создания Обществ друзей русской свободы в Великобритании, а затем и в США. Ещё один русский политэмигрант Сергей Кравчинский вскоре предпринял вторую, гораздо более успешную попытку агитации против русского самодержавия. Он, так же как и Гартман, вынужден был покинуть страну из-за участия в террористической деятельности. После убийства шефа жандармов Н. В. Мезенцева 4 августа 1878 г. Кравчинский выехал за границу, навсегда покинув Россию. Благодаря своей энергичной деятельности на всех этапах народнического движения в 1870-е гг., к моменту своего отъезда в Европу он приобрёл немалый авторитет и популярность среди соратников по борьбе[71 - Дейч Л. С. С. М. Кравчинский-Степняк. Пг., 1919. С. 6.]. В эмиграции Кравчинский постепенно отошёл от активного участия в революционном движении, всё более увлекаясь публицистикой. Выступая перед западным читателем под псевдонимом Степняк, он сумел добиться широкого признания, издав в 1882 г. сборник очерков «Подпольная Россия» на итальянском языке («La Russia Sotterranea»). В книге рассказывалось об участниках революционного движения 1870-х гг., близких друзьях и знакомых Степняка. Очерки были переведены на многие европейские языки и встретили тёплый приём в европейской прессе[72 - См.: Таратута Е. А. Подпольная Россия. Судьба книги С. М. Степняка-Кравчинского. М., 1967. С. 168–170.].

Успех книги, с одной стороны, и негативная реакция в западных странах на убийство Александра II – с другой, побудили Степняка задуматься об организации зарубежной агитации. В 1882 г. в письме к членам Исполнительного комитета «Народной воли» он указывал на необходимость познакомить Европу с «современным моментом революционной борьбы» в России. Степняк, как и ранее Гартман, ничего не говорил об участии иностранцев в заграничной агитации. Из трёх абзацев пространного послания народовольцам, которые были посвящены этому вопросу, ясно видно, что такая агитация должна была вестись силами лишь русских революционеров. Так же как и Гартман, Степняк в связи с такой агитацией использовал нелюбимое им понятие «нигилизм». Именно оно станет ключевым термином в его публицистике, рассчитанной на иностранную аудиторию. Необходимо отметить, что в послании к народовольцам бывший террорист ставил лишь предельно общую цель агитации – добиться сочувствия Европы. Степняк не уточнял, какими средствами необходимо его добиться. Он с одобрением отзывался об известном обращении «Народной воли», «Письмо к Александру III», встреченном на Западе с сочувствием. В нём народовольцы утверждали, что они посредством террора оборонялись от правительственного произвола и беззакония, и если бы царское правительство предоставило обществу основные гражданские свободы, то бомбисты немедленно прекратили бы насилие[73 - Письмо Исполнительного комитета «Народной воли» Александру III, 10 марта 1881 г. // Революционное народничество 70-х годов XIX века (1876–1882 гг.). Т. II. М.; Л., 1965. С. 191–195.]. Письмо народовольцев получило широкое хождение в западной прессе, в т. ч. в таких респектабельных изданиях, как французский «Journal des Debats» и английская «Times». Оно произвело сенсацию в зарубежной прессе, несколько изменив отношение к «нигилистам» в Западной Европе. Степняк планировал развить первоначальный успех, активизировав печатную агитацию[74 - Ответ С. М. Кравчинского на письмо Исполнительного комитета «Народной Воли» // Там же. С. 343–345.]. Тем более что взгляд народовольцев на смысл борьбы с самодержавием, по сути, совпадал с точкой зрения самого Степняка.

Летом 1884 г. Степняк вынужден был покинуть Швейцарию, опасаясь выдачи в Россию за совершённое преступление. Покинув Женеву, он решил перебраться на Британские острова. Именно в Англии, с её традиционной терпимостью к политическим эмигрантам, он почувствовал себя в большей безопасности. Большим подспорьем для него в первые месяцы лондонской эмиграции стала относительная известность в Англии «Подпольной России»[75 - Таратута Е. А. С. М. Степняк-Кравчинский – революционер и писатель. М., 1973. С. 318–321.]. Как автор популярной книги он быстро вошёл в контакт с местными социалистами. Уже 23 июля 1884 г. на демонстрации в лондонском Гайд-парке Степняк познакомился с Генри Мейерсом Гайндманом, одним из основателей Социал-демократической федерации (СДФ); первым генеральным секретарём СДФ Генри Хайдом Чемпионом и знаменитым писателем, основателем Фабианского общества Бернардом Шоу[76 - Социал-демократическая федерация – социалистическая организация, действовавшая в Англии в 1884–1907 гг. В 1907 г. переименована в Социал-демократическую партию. Фабинское общество – основано Б. Шоу и супругами Сиднеем и Беатрисой Вебб для достижения социализма эволюционным путём через социальные реформы. Впоследствии общество на правах коллективного члена вошло в Лейбористскую партию Великобритании. См.: Cole M. The Story of Fabian Socialism. Stanford, 1961; Туполева Л. Ф. Социалистическое движение в Англии в 80-е годы XIX века. М., 1973; Смирнов П. М. «Фабианское общество: его ранняя история» Бернарда Шоу как первое исследование по истории общества // Россия и Британия. Вып. 2. М., 2000. С. 103–111.]. В круг знакомых Степняка в лондонской эмиграции входили участник ирландского национально-освободительного движения Майкл Дэвитт, член исполкома СДФ Герберт Берроуз, поэт Уильям Моррис и многие другие[77 - Семёнов В. Л. Связи С. М. Степняка-Кравчинского с деятелями социалистического движения в Англии // Учёные записки Пермского университета им. А. М. Горького. Вып. 15. № 313. Пермь, 1974. С. 5–6.]. Одним из главных соратников Степняка в деле привлечения симпатий английской общественности к борьбе русских революционеров стал секретарь Фабианского общества Эдуард Роберт Пиз. В конце 1884 г., после того, как они списались по поводу взносов в общество Красного Креста «Народной воли», состоялась их личная встреча[78 - С. М. Степняк-Кравчинский – Э. Пизу, 29 апреля 1884 г.; Э. Пиз – С. М. Степняку-Кравчинскому, 23 декабря 1884 г. // Степняк-Кравчинский С. М. В лондонской эмиграции. М., 1968. С. 191–192. (Далее – В лондонской эмиграции).].

Политическая деятельность Степняка в Англии, как и вообще лондонский период жизни эмигранта, являются самостоятельными сюжетами, подробно изученными его биографами[79 - См.: Таратута Е. А. С. М. Степняк-Кравчинский – революционер и писатель; Senese D.J. S. M. Stepniak-Kravchinskii: The London Years. Russian Biography Series, 33. Newtonville, 1987.]. Необходимо подчеркнуть, что Степняк умело воспользовался теми возможностями, которые давала Англия для агитации в пользу «русских нигилистов». С 1885 по 1889 г. он издал на английском языке три книги о России, в которых рассматривались самые разнообразные вопросы политической и общественной жизни[80 - Stepniak S. Russia under the Tzars. L., 1885; Idem. The Russian Storm-Cloud; or Russia in her Relations to Neighbouring Countries. L., 1886. Idem. The Russian Peasantry: Their Agrarian Condition, Social Life, and Religion. N. Y., 1888.]. Помимо того, Степняк опубликовал большое количество статей в самых разных английских журналах и газетах. К 1889 г., когда Степняк написал свою первую повесть на английском языке «The Career of a Nihilist: a Novel» (в русском переводе – «Андрей Кожухов»), он завоевал репутацию «объективного» и «достоверного» специалиста по России[81 - Senese D.J. S. M. Stepniak-Kravchinskii: The London Years. P. 34–35.]. Как полагает канадский историк Д. Синес, в своих публицистических работах середины 1880-х гг. Степняк выработал тот стиль подачи материала, которого он придерживался впоследствии, когда начал издавать журнал «Free Russia». Содержание его статей и книг было наполнено различными анекдотами о русской жизни, личными наблюдениями и огромным количеством фактического материала. Под всё это никогда не подводилось какого-либо осмысленного теоретического обоснования. Синес отмечал, что «Степняк-Кравчинский был кем угодно, но только не систематичным мыслителем»[82 - Ibid. P. 30.].

Главной его целью в публицистике была критика внутренней политики царского режима с опорой на целенаправленно подобранные данные, почерпнутые, как правило, из работ русских экономистов народнического толка. Много внимания уделялось и апологии действий «русских нигилистов». Разбирая в книге «Русская грозовая туча» внешнюю политику Российской империи, он объяснял стремление царизма к агрессивной экспансии необходимостью отвлечь внимание русского общества от внутренних проблем. Русское самодержавие, по его мнению, было главной угрозой для успешного и мирного развития Европы, и лишь уничтожение абсолютной власти царя могло обеспечить мир на континенте[83 - Степняк-Кравчинский С. М. Русская грозовая туча // В лондонской эмиграции. С. 69–70.]. Степняк не считал нужным писать о социалистических планах переустройства России. Касаясь политики, он сосредоточивался исключительно на конфликте «передовых русских умов» и самодержавия[84 - Там же. С. 46–49. (Под «русскими передовыми умами» Степняк имел в виду не только революционеров, но и оппозиционно настроенных земских деятелей.)].

Хотя публикация книг и статей была наиболее эффективным способом агитации с точки зрения охвата аудитории, Степняк прибегал и к устной пропаганде. Лекции, которые охватывали самый широкий круг тем, почерпнутых из его же книг и статей, позволяли ему завести новые знакомства с английскими общественными деятелями. Конечно, прежде всего, в расширении своих связей Степняк ориентировался на английских социалистов[85 - Гросул В. Я. Международные связи политической эмиграции во второй половине XIX века. М., 2001. С. 326–331.].

Говоря об успехе публицистической деятельности Степняка в Англии, нельзя не отметить совпадение некоторых его взглядов и расхожих представлений о России на туманном Альбионе. Современный английский исследователь А. Вернитски отметил, что заграничная агитация Степняка подразумевала чёткое осознание разницы между британской монархией и русским самодержавием[86 - Vernitski A. Russian Revolutionaries and English Sympathizers in 1890s London: The Case of Olive Garnett and Sergei Stepniak // Journal of European Studies. 2005. Vol. 35. № 3. P. 307–308.]. Британский политический строй был признан Степняком образцом, которому надлежало следовать в борьбе за конституцию и гражданские свободы, тогда как Российская империя подлежала коренному преобразованию[87 - Степняк-Кравчинский С. М. Русское крестьянство // В лондонской эмиграции. С. 114–129.].

Необходимо также учитывать, что агитация Степняка велась на фоне острого соперничества Великобритании и России на арене внешней политики. В 1880–1890-е гг. англо-русские отношения были весьма напряжёнными в связи с острым соперничеством в Средней Азии, а также из-за вопроса о статусе черноморских проливов[88 - См., в частности: TilleyJ. A. C. Memorandum respecting the Relations between Russia and Great Britain, 1892–1904 // British Documents on Foreign Affairs. Part I. Series A. Russia, 1859–1914. Vol. 2. Russia, 1881–1905. Wash., 1983. P. 405; Nish I. Politics, Trade and Communications in East Asia: Thoughts on Anglo-Russian Relations, 1861–1907 // Modern Asian Studies. 1987. Vol. 21. № 4. P. 667–678; Ewans M. Britain and Russia in Central Asia, 1880–1907. N. Y., 2007; Brown P., Hart B. The European Symphony from ca. 1800 to ca. 1930: Great Britain, Russia and France. Bloomington, 2008.]. Все внешнеполитические действия России в указанных регионах неизменно вызывали подозрение англичан, ревниво оберегавших свои колониальные владения и существующий статус-кво в бассейне Чёрного моря. Поэтому поддержка или, точнее, интерес к агитации Степняка опирались в т. ч. на традиционную русофобию англичан, замешанную на враждебных чувствах к основному конкуренту на международной арене.

Впрочем, основным мотивом англичан, поверивших агитации Степняка, была их убеждённость в необходимости политических преобразований в России. Она подкреплялась твёрдым убеждением в совершенстве английской политической системы, что признавал и сам Степняк. Согласно такому представлению, в Англии, в отличие от России, у всех политических сил, включая оппозиционные, имелись широкие возможности для легального выражения протестных настроений. Такое видение английской политики позволяло сформировать упрощённые образы, построенные на противопоставлении «цивилизованной» Англии и «отсталой» России[89 - Степняк С. Заграничная агитация. Лондон, 1892. С. 17–18; Он же. Чего нам нужно? // Степняк-Кравчинский С. М. Собрание сочинений. Ч. 6. Публицистика и критика. СПб., 1908. С. 14–15.].

Такой взгляд на Россию был характерен не только для русского эмигранта. Подобным образом воспринимали далекую страну и англичане, основавшие Общество друзей русской свободы в 1885 г. Инициаторами создания организации выступили англичане, которые хотели помочь Степняку в его агитационной деятельности. Идея принадлежала Анни Безант, английской писательнице, социалистке, участнице Фабианского общества. Познакомившись с работами Степняка, Безант написала письмо русскому эмигранту, в котором предложила любую «помощь вашим усилиям сокрушить тиранию»[90 - А. Безант – С. М. Степняку-Кравчинскому, 15 августа 1885 г. // В лондонской эмиграции. С. 195.]. 7 августа 1885 г. в доме Безант состоялось собрание, на котором было принято решение основать общество для содействия делу свободы русского народа. Основным направлением деятельности должна была стать работа по освещению положения в России посредством «лекций, распространения литературы и статей в прессе». Главным практическим итогом заседания стало издание проспекта Общества[91 - В лондонской эмиграции. С. 409.].

Кроме того, по замыслу организаторов, Общество должно было содействовать продвижению социальных реформ в самой Англии. Но два участника собрания, Б. Шоу и У. Моррис, считали совмещение столь разных задач неудачным и пагубным для дальнейшей работы Общества. Первый исходил из того, что столь разные цели не смогут найти достаточную поддержку в английском обществе. Второй считал, что организация должна сосредоточиться главным образом на борьбе за внутренние преобразования в самой Англии[92 - Senese D.J. S. M. Stepniak-Kravchinskii: The London Years. P. 46.]. Но поскольку уже вскоре на первый план в процессе создания Общества выдвинулись Пиз и социалистка Шарлот Уилсон (оба – фабианцы), проблема совмещения целей отошла на второй план. Они, как и Безант, видели основное предназначение организации в распространении сведений о России среди англичан. Уилсон в письме к математику Чарлзу Пирсону, которому она предлагала поддержать нарождающееся Общество, сообщала, что русский эмигрант не является инициатором создания данного кружка. Учредители Общества надеялись на него лишь как на поставщика «объективных» сведений о России. Более того, Уилсон утверждала, что Степняк «не желает активно участвовать в деле»[93 - Ш. Уилсон – К. Пирсону, 8 августа 1885 г. Цит. по: Slatter J. Stepniak and the Friends of Russia // Immigrants and Minorities. 1983. Vol. 2. № 1. P. 38–39.].

Тем не менее русский революционер участвовал в первых встречах и собраниях, которые должны были послужить отправной точкой для дальнейшей деятельности. 8 октября 1885 г. у Пиза состоялась встреча, на которой присутствовали Шоу, Степняк и Уильям Эрл Ходжсон, член консервативной партии, автор передовиц «Times». Английский тори был одним из первых видных общественных деятелей, не принадлежащих к социалистам, кто попал под обаяние личности Степняка. После встречи он признал необходимость борьбы русских «нигилистов» с самодержавием. Впечатление было столь сильным, что Ходжсон оперативно написал и издал воспоминания об этой встрече «Вечер с нигилистом» (A Night with A Nihilist)[94 - Ibid. P. 39. Воспоминания Ходжсона были изданы очень небольшим тиражом и предназначались только для частного распространения. В российских библиотеках их обнаружить не удалось. Фрагмент, где Ходжсон описывает первые мгновения встречи со Степняком, см.: Hulse J. W. Revolutionists in London: A Study of Five Unorthodox Socialists. Oxford, 1970. P. 29.].

В самом конце 1885 – начале 1886 г., благодаря содействию Пирсона, Уилсон и Пиза, состоялось несколько публичных лекций Степняка. 16 декабря 1885 г. Ш. Уилсон организовала небольшой митинг, на котором выступил русский эмигрант. На нём присутствовало 80 человек. Произнёс речь и Ч. Пирсон, который «выразил симпатии борьбе русских за свободу». 18 декабря 1885 г. Степняк выступил перед рабочими на митинге, также организованном его английскими друзьями. Но к 1886 г. деятельность по созданию Общества приостановилась. Уилсон писала Пирсону, что русский революционер «смотрит пока до известной степени прохладно на идею Общества, занимающегося русской пропагандой». Первая попытка образовать Общество друзей русской свободы провалилась главным образом из-за пассивности и скептического отношения к подобной идее самого Степняка. Британский историк Дж. Слэттер полагает, что нежелание русского эмигранта участвовать в агитации объяснялось как его неуверенностью в своих ораторских качествах, которые он оценивал критически из-за плохого знания английского языка, так и недостаточной поддержкой Общества со стороны несоциалистических сил. Всё это, по мнению английского историка, изначально обрекало организацию на изолированное существование в общественной жизни Англии[95 - SlatterJ. Stepniak and the Friends of Russia. P. 41–43.].

На наш взгляд, ещё одной важной причиной, по которой Степняк не желал в тот момент браться за работу в Обществе, было отсутствие возможностей для влияния на ситуацию внутри России посредством такой агитации. Для Степняка зарубежная агитация была средством «моральной поддержки» тех, кто боролся с самодержавием внутри России. Полностью оторванный от России в первые годы лондонской эмиграции, он вполне мог смотреть на организацию Общества как на бесполезное дело с точки зрения влияния на борьбу с самодержавием внутри России. В этом отношении возможности первого Общества друзей русской свободы были слишком скромны и ограничены, чтобы подвигнуть Степняка к совместной работе с англичанами. Но грандиозный успех в 1887–1889 гг. статей американского журналиста Дж. Кеннана о сибирской ссылке убедил его в необходимости подключения к агитации иностранцев.

В этих условиях идеей организации агитации заинтересовался Уотсон. Будущий президент английского Общества друзей русской свободы был к середине 1880-х гг. известным и влиятельным общественным деятелем в Ньюкасле. Он участвовал в создании электрической компании «Newcastle’s Swan Electric Light Company» и входил в местный попечительский совет, заведовавший вопросами образования[96 - Grant R. British Radicals and Socialists and Their Attitudes to Russia. P. 26–27.]. Его политические взгляды сформировались под влиянием квакерства. Как и его отец, Уотсон был членом Либеральной партии. Он считался сторонником Гладстона, поддерживая гомруль для Ирландии и активную социальную политику при сохранении незыблемых прав на частную собственность. С 1890 по 1902 г. Уотсон возглавлял Национальную либеральную федерацию, созданную для мобилизации партийного электората во время выборов[97 - Senese D.J. S. M. Stepniak-Kravchinskii: The London Years. Р. 46–47.]. Через члена палаты общин от Ньюкасла Дж. Коуэна Уотсон познакомился с некоторыми из политических эмигрантов, проживавшими в Лондоне. Наибольшее впечатление на него произвели участники итальянского Рисорджименто Ф. Орсини, Дж. Гарибальди, Дж. Мадзини, а также венгерский революционер Л. Кошут. Помимо уважения к этим людям, Уотсон проникся глубокой верой в правоту их борьбы[98 - Saunders D. Stepniak and the London Emigration: Letters to Robert Spence Watson. P. 83.].

Неудивительно, что Уотсон, испытывавший симпатии к видным деятелям европейского национально-освободительного движения, заинтересовался также борьбой русских революционеров. Познакомившись с публикациями Степняка и став в октябре 1886 г. свидетелем выступления П. А. Кропоткина в Ньюкасле, он захотел лично познакомиться с лондонскими эмигрантами. Весной 1887 г. Уотсон пригласил Степняка выступить с лекциями в его родном городе[99 - Таратута Е. А. С. М. Степняк-Кравчинский – революционер и писатель. М., 1973. С. 418.]. Тот отклонил предложение, ссылаясь на серьёзную занятость, не позволявшую ему отлучиться из Лондона. Осенью 1888 г. Степняк получил вторичное приглашение от Уотсона посетить его в Ньюкасле[100 - Р. С. Уотсон – С. М. Степняку-Кравчинскому, 19 ноября 1888 г. // В лондонской эмиграции. С. 230.]. Пиз рекомендовал его как человека очень полезного для агитации, прежде всего, благодаря своему авторитету и обширным политическим связям: «Он из квакеров, адвокат и, наверно, самый влиятельный вне парламента человек в Северной Англии; мог бы, если б захотел, быть избранным в парламент в любое время и в любом месте. Он очень твёрдый радикал, но не социалист; человек большой культуры, путешественник и альпинист, написал книги об англосаксонской поэзии и т. д., и т. п., и он всё ещё сравнительно молодой человек, лет сорока. Я его близко не знаю, но иногда бываю у него в доме в воскресные вечера»[101 - Э. Пиз – С. М. Степняку-Кравчинскому, 11 февраля 1889 г. // Там же. С. 236– 237.].

Первая встреча Уотсона со Степняком состоялась 24 февраля 1889 г., когда русский эмигрант выступал в Ньюкасле. Уотсон по её окончании обещал содействие Степняку в деле агитации. Русский эмигрант поблагодарил за поддержку, но посетовал на несвоевременность агитации из-за затишья внутри самой России. «Мы начали слишком поздно: если бы мы предприняли пропаганду среди иностранцев где-то на четыре или пять лет раньше, или даже два-три года назад, результат мог бы быть гораздо большим, поскольку она соотносилась бы с эпохой напряжённой борьбы дома. Но мы были так поглощены борьбой в то время и так надеялись одолеть правительство в течение нескольких лет, что пренебрегли такой пропагандой. Сейчас мы начинаем в мёртвый час, когда наступило временное затишье в текущей борьбе и, следовательно, ослабление интереса к ней за границей». Степняк считал, что заграничная агитация, прежде всего, нужна для поддержки русской оппозиции, которая борется с самодержавием внутри России[102 - С. М. Степняк-Кравчинский – Р. С. Уотсону, 23 марта 1889 г. Цит. по: Saunders D. Stepniak and the London Emigration: Letters to Robert Spence Watson. P. 85.]. Но апатия и бессилие оппозиции в годы царствования Александра III порождали у русского эмигранта сомнения в своевременности подобной агитации.

Уотсон не сразу облёк своё сочувствие в конкретные предложения. Они последовали от него только в конце года. В письме от 9 ноября 1889 г. он сообщил Степняку, что намеревается «собрать 10–12 друзей». Планировалось, что они будут издавать литературу о России, чтобы «подготовить почву для дальнейших публичных выражений сочувствия». Уотсон планировал назвать эту группу единомышленников «Друзья русского народа»[103 - Р. С. Уотсон – С. М. Степняку-Кравчинскому, 9 ноября 1889 г. // В лондонской эмиграции. С. 263.]. Степняк согласился с этим планом во время личной встречи с Уотсоном в самом конце ноября. 12 декабря Уотсон сообщил русскому эмигранту, что он подготовил проект воззвания Общества и предлагал обсудить его содержание в самое ближайшее время[104 - Р. С. Уотсон – С. М. Степняку-Кравчинскому, 12 декабря 1889 г. // Там же. С. 266.]. 18 декабря в фешенебельном лондонском ресторане «Criterion» был согласован план создания Общества. Уотсон предлагал выпустить обращение (Аn Appeal) для сбора подписей и пожертвований в поддержку «общества друзей русской свободы»[105 - Один из экземпляров обращения от 24 января 1890 г. отложился в бумагах Департамента полиции. См.: ГАРФ. Ф. 102, 3-е делопроизводство. Оп. 1890. Д. 332 (Об издающейся в Лондоне газете Free Russia). Т. 1. Л. 1.]. Степняк одобрил идею, но выступил против того, чтобы имена русских эмигрантов стояли под обращением. Видя, как статьи Кеннана вызывали возмущение по обе стороны Атлантики, он был твёрдо уверен, что первоначальная инициатива должна принадлежать самим англичанам. Степняк просил не спешить с обнародованием намерения издавать газету, посвящённую России, и ограничиться пока изданием обращения. На данном этапе он был осторожен в отношении предполагаемой поддержки со стороны англичан и хотел, прежде всего, удостовериться в действительно благожелательном отклике на обращение[106 - Мысль о том, что преждевременное оглашение планов участия русских эмигрантов в делах Общества (точнее – в предполагаемом издании газеты) может отпугнуть англичан и обращение не получит поддержки, высказана им в письме к Уотсону от 15 декабря 1889 г. См.: Saunders D. Stepniak and the London Emigration: Letters to Robert Spence Watson. P. 89.].

Работа по рассылке обращения и сбору подписей всецело легла на плечи Уотсона. Первые отклики с поддержкой были немногочисленны, как он и предвидел. Впрочем, отсутствие широкой поддержки компенсировалось тем, что благодаря широким связям Уотсона удалось привлечь в ряды Общества влиятельных людей Англии. 24 января 1890 г., когда обращение было выпущено, под ним поставили свои подписи два известных общественных деятеля. Это были профсоюзный деятель, либерал, член парламента Томас Бёрт и радикал, издатель газеты «Bradford Observer» Уильям Поллард Байлс. Авторы воззвания, ссылаясь на пробуждение симпатий к русским политическим заключённым благодаря выступлениям Дж. Кеннана, объявляли своей главной задачей «распространение сведений о действительном положении дел в стране и о действиях властей». Общество декларировало намерение публиковать информацию в специальных брошюрах и в своём периодическом органе, который планировалось издавать раз или два в месяц. В обращении указывалось, что таким образом инициаторы Общества планируют поддержать борьбу русской оппозиции за конституцию и даже воздействовать на царское правительство[107 - ГАРФ. Ф. 102, 3-е делопроизводство. Оп. 1890. Д. 332. Т. 1. Л. 1.].

Можно утверждать, что обращение стало тем «рамочным соглашением», которое позволило согласовать общий подход к заграничной агитации столь непохожих по взглядам людей, как Уотсон и Степняк. Оба, несмотря на разные политические воззрения, обладали способностью выходить за рамки своих партийных взглядов ради общего дела. Ещё в самом начале их сотрудничества Уотсон ясно дал понять, что он не единомышленник русского эмигранта, но союзник: «Я не разделяю, конечно, многие ваши взгляды, а против некоторых решительно возражаю, но если чаша полна добрым вином, к чему спорить о её форме?»[108 - Р. С. Уотсон – С. М. Степняку-Кравчинскому, 22 марта 1889 г. // В лондонской эмиграции. С. 246.]

После обнародования программного документа Уотсон энергично принялся распространять его среди знакомых политиков, в т. ч. парламентариев. Его стратегией был поиск влиятельных и богатых людей, из которых можно было бы создать компактную, но сильную организацию, во главе с исполнительным комитетом из 10–12 человек[109 - Р. С. Уотсон – С. М. Степняку-Кравчинскому, 22 февраля 1890 г. // Там же. С. 277.]. В самом начале, в январе-феврале 1890 г., сбор подписей шёл очень вяло. Под воззванием подписались 11 человек и было собрано всего 32 фунта 16 шиллингов[110 - В лондонской эмиграции. С. 421.]. Тем не менее 31 марта 1890 г. в Лондоне Уотсон сумел провести первое собрание сторонников. На нём было образовано английское Общество друзей русской свободы (The English Society of the Friends of Russian Freedom)[111 - Там же.].

Встреча состоялась в атмосфере повышенного внимания к событиям, произошедшим в России. Поступившие в английскую прессу новости о побоище в Якутске 22 марта 1889 г. и о трагедии в каторжной тюрьме на реке Кара 7 ноября 1889 г. повлияли на перемену настроений в Англии[112 - The Kara Tragedy // Free Russia. English Edition (далее – FR. EE.) 1890. June. P. 14; Статью «The Times» от 14 марта 1890 г. «Russian Conservative View of the Siberian Atrocities» cм.: ГАРФ. Ф. 102, 3-е делопроизводство. Оп. 1890. Д. 125 (По списку иностранных газет и журналов, задержанных в России). Л. 2б.]. В Якутске, после коллективного протеста заключённых против притеснений тюремного начальства, власти казнили бунтовщиков. На карийской каторге несколько десятков политзаключённых попытались покончить с собой, приняв яд, в знак протеста против насилия над членом «Народной воли» Надеждой Сигидой. Тюремная администрация жестоко наказала арестантку за нарушение режима. Сигида, не выдержав телесных наказаний, наложила на себя руки[113 - Подробнее о событиях см.: Карийская трагедия 1889 г.: Воспоминания и материалы. Пг., 1920; Якутская трагедия 22 марта (3 апреля) 1889 г.: Сб. воспоминаний и материалов. М., 1925.]. В Санкт-Петербурге не отрицали случившегося, хотя глава МВД И. Н. Дурново делал вид, что ничего серьёзного не произошло[114 - Дневник государственного секретаря А. А. Половцова. Т. II. 1887–1892 гг. М., 1966. С. 235.]. Но публикации в зарубежных газетах, которые, по замечанию товарища министра иностранных дел В. Н. Ламздорфа, «с явным удовольствием помещают ужасные описания суровых мер, применённых к некоторым ссыльным в Сибири», дали повод к очередной антироссийской кампании в Англии[115 - Дневник В. Н. Ламздорфа (1886–1890). М.; Л., 1926. С. 290.]. Воспользовавшись ажиотажем в прессе, Уотсон и Степняк оперативно издали под эгидой «Общества друзей русской свободы» два памфлета: «Убийство политических заключенных в Сибири» («The slaughter of Political prisoners in Siberia») и «Телесные наказания политических ссыльных в России» («The Flogging of Political Exiles in Russia»), которые пользовались большим спросом в Англии на протяжении 1890-х гг. Эти брошюры привлекли дополнительное внимание к английскому Обществу. Количество людей, подписавшихся под воззванием, и сумма пожертвований выросли, хотя Уотсон по-прежнему считал оказанную поддержку недостаточной[116 - FR. EE. 1898. November. P. 78; Р. С. Уотсон – С. М. Степняку-Кравчинскому, 11 мая 1890 г. // В лондонской эмиграции. С. 282.].

В начале апреля 1890 г. Общество друзей русской свободы обрело чёткую организационную структуру. После окончания сбора подписей и пожертвований был образован Генеральный комитет Общества, состоявший из 37 человек[117 - См. полный список членов Общества: FR. EE. 1890. June. P. 18.]. В него входили авторитетные англичане, сделавшие себе имя в самых разных областях человеческой деятельности. Все они дали согласие поставить подпись под воззванием и внести пожертвование во имя «русской свободы». Большинство членов комитета были либералами или радикалами, причём первые преобладали. Это было связано с тем, что переговоры о присоединении к Обществу английских политиков вёл лично Уотсон, сам являвшийся либералом. Однако Уотсон постарался сделать всё, чтобы Генеральный комитет отражал как можно более широкий спектр политических и общественных сил Англии. По его мнению, в комитет должны входить люди, которые «достаточно интересуются делом»[118 - Р. С. Уотсон – С. М. Степняку-Кравчинскому, 22 февраля 1890 г. // В лондонской эмиграции. С. 277.]. 30 апреля 1890 г. был образован руководящий подкомитет Общества, переименованный позже в исполнительный комитет, куда были избраны председатель и казначей Общества Уотсон, секретарь организации Пиз, английский издатель Томас Анвин-Фишер и Байлс[119 - Р. С. Уотсон – С. М. Степняку-Кравчинскому, 9 мая 1890 г. // РГАЛИ. Ф. 1158. Оп. 1. Д. 471. Л. 58.]. Уотсон планировал, что в исполнительный комитет войдёт 10–12 человек. Планировалось, что каждые три месяца они будут собираться для утверждения отчёта о проделанной работе и определять основные направления деятельности Общества. На практике реальное руководство исполнительным комитетом (а соответственно, и всей организацией) осуществляли пять-шесть человек и самые активные сотрудники журнала «Free Russia»[120 - Ф. В. Волховский – С. М. Степняку-Кравчинскому, б. д., 1891 г. // РГАЛИ. Ф. 1158. Оп. 1. Д. 232. Л. 39 об.].

Благодаря стараниям Уотсона в Общество вошли девять либералов, заседавших в парламенте. Их вес и значение как в самой фракции, так и в парламенте очень разнились. Такие либеральные политики, как Джон Шоу-Лефевр, Артур Дайк-Экланд, Томас Бёрт, принадлежали к видным деятелям партии. Барон Шоу-Лефевр происходил из родовитой английской семьи. После окончания Итона и Кэмбриджа он увлёкся политикой, присоединившись к Либеральной партии. Шоу-Лефевр несколько раз был членом либеральных кабинетов (министр труда в 1881–1883 и 1892–1894 гг., министр почт в 1884–1885 гг.), зарекомендовав себя как убеждённый сторонник Гладстона[121 - Barker M. Gladstone and Radicalism: The Reconstruction of Liberal Policy in Britain, 1885–1894. Hassocks, 1975. P. 9–10, 27, 34, 54–55.].

Непростые отношения с великим старцем были у другого выходца из аристократической семьи баронета Артура Дайк-Экланда. На протяжении всей своей политической карьеры, которая началась в 1879 г., Дайк-Экланд активно занимался разработкой и продвижением новых законов в сфере образования. Во второй половине 1880-х гг. он принадлежал к прогрессивному крылу партии, выступая за более активную социальную политику. Вершиной его политической карьеры стал пост министра образования в либеральных кабинетах Гладстона и А. Ф. Розберри в 1892–1895 гг.[122 - Sir Arthur Herbert Dyke Acland // Who Was Who. 1916–1928. L., 1971. P. 5; Barker M. Gladstone and Radicalism. P. 175–179.]

Томас Бёрт, несмотря на своё простое происхождение, также сумел сделать карьеру на политическом поприще. Сын скромного углекопа, Бёрт также с детских лет был вынужден трудиться на шахте. Из-за этого он не смог закончить школу, однако, занимаясь самообразованием, Бёрт сумел завоевать авторитет среди шахтёров, а его прирождённые лидерские качества помогли ему стать профсоюзным лидером. С 1874 г. началась его долгая парламентская карьера. С этого времени он неизменно проходил в парламент как член либеральной партии, оставаясь в её рядах до самого конца. Во многом благодаря Бёрту либералы в последней трети XIX в. могли рассчитывать на поддержку значительной части английского рабочего класса[123 - Thomas Burt // Who Was Who. 1916–1928. L., 1971. P. 153.].

В то же время в Общество вступил либерал из Ноттингема Джон Эдвард Эллис, владелец угольных копей, убеждённый противник расширения социальных прав рабочего класса. В частности, он был против введения 8-часового рабочего дня, за что ратовали члены левого крыла партии[124 - John Edward Ellis // Who Was Who. 1897–1915. L., 1968. P. 226; Barker M. Gladstone and Radicalism. P. 150.]. Двое членов палаты общин, присоединившихся к Обществу, были известными сторонниками гомруля: профессор механики Кембриджского университета Джеймс Стюарт (заседал в палате общин с 1885 по 1900 г.) и казначей Ирландской национальной лиги Альфред Уэбб (заседал в палате общин с 1890 по 1895 г.)[125 - Brasted H. Indian Nationalist Development and the Influence of Irish Home Rule, 1870–1886 // Modern Asian Studies. 1980. Vol. 14 № 1. Р. 48; Barker M. Gladstone and Radicalism. P. 82.]. Остальных парламентариев можно отнести к рядовым членам либеральной фракции. Это активный пропагандист квакерства Джошуа Раунтри, политик и общественный деятель из Шеффилда Генри Уилсон и публицист из Лестера Джеймс Аллансон Пиктон[126 - См.: James Allanson Picton // Who Was Who. 1897–1915. P. 563; Henry Wilson // Ibid. P. 771; Packer I. Religion and the New Liberalism: The Rowntree Family, Quackerism, and Social Reform // Journal of British Studies. 2003. April. P. 236–257.].

Большинство парламентариев присоединились к Обществу лишь номинально. За исключением Пиктона, никто из них далее не участвовал в регулярной деятельности Общества. Впрочем, этого от них и не требовалось. Уотсон был больше озабочен тем, чтобы состав организации, несмотря на свою малочисленность, выглядел респектабельно и репрезентативно. Однако добиться этого ему удалось лишь частично.

Уотсон вёл переговоры и с другими видными политическими деятелями, прежде всего консерваторами, но потерпел неудачу. Для подавляющего большинства консерваторов участие наряду с социалистами в Обществе было неприемлемо по идеологическим соображениям. Единственным из тори, согласившимся присоединиться к Обществу после долгих уговоров Уотсона, был член палаты общин, владелец фабрики по производству чернил Генри Чарльз Стефенс[127 - Р. С. Уотсон – С. М. Степняку-Кравчинскому, 17 апреля 1890 г. // РГАЛИ. Ф. 1158 (С. М. Степняк-Кравчинский). Оп. 1. Д. 471. Л. 47; Henry Charles Stephens // Who’s Who. An Annual Biographical Dictionary. L., 1902. P. 1225.].

В Обществе хорошо были представлены английские радикалы и социалисты, что было заслугой Степняка, Пиза и всё того же Уотсона. Деятельное «левое крыло» Общества составляли видный член Социал-демократической федерации (СДФ) Адольф Смит, казначей СДФ Фредерик Грин, радикальный журналист Герберт Перрис и сам Пиз. Основателям Общества удалось также привлечь к сотрудничеству и довольно известных представителей английской богемы (художник Феликс Мошелес, писательница Хезба Стреттон, издатель Фишер Анвин, публицист Уильям Макензи), готовых участвовать в агитации и даже давать на неё деньги[128 - См.: Hollingsworth B. The Society of Friends of Russian Freedom: English Liberals and Russian Socialists, 1890–1917 // Oxford Slavonic Papers. 1970. Vol. 3. P. 52, 59; Р. С. Уотсон – С. М. Степняку-Кравчинскому, 19 февраля 1892 г. // РГАЛИ. Ф. 1158. Оп. 1. Д. 471. Л. 13.].

Общество друзей русской свободы имело надпартийный характер, хотя перевес был явно на стороне либералов. Именно им современники отводили решающую роль в организации агитации. Ф. Энгельс в письме к русской революционерке В. И. Засулич с удовлетворением отмечал, что «в настоящий момент вера либералов в освободительной пыл царя сильно поколеблена вестями из Сибири, книгой Кеннана и последними университетскими волнениями в России…». Немецкий социалист всецело одобрял создание Общества на фоне таких настроений: «Вот почему возобновившиеся среди английских либералов антицаристские настроения представляются мне чрезвычайно важными для нашего дела; очень хорошо, что Степняк здесь и имеет возможность их подогревать»[129 - Ф. Энгельс – В. Н. Засулич, 3 апреля 1890 г. // К. Маркс, Ф. Энгельс и революционная Россия. М., 1967. С. 560–561.].

И Уотсон, и Степняк с самого начала стремились наладить издание собственного печатного органа под названием «Free Russia». Согласившись с эмигрантом насчёт того, что необходимо как можно скорее начать его выпуск, Уотсон более осторожно подошёл к вопросу о периодичности издания. Он ратовал за издание журнала раз в два месяца, но Степняк настаивал на ежемесячном формате. В итоге верх взяла точка зрения русского революционера[130 - О своих разногласиях с Уотсоном по вопросу о периодичности выхода газеты Степняк писал П. Л. Лаврову: «Двухмесячная (газета. – Д. Н.) – это что-то несуразное и публике для запоминания не удобное» (С. М. Степняк-Кравчинский – П. Л. Лаврову, 23 февраля 1890 г. // В лондонской эмиграции. С. 278); Р. С. Уотсон – С. М. Степняку-Кравчинскому, 14 мая 1890 г. // РГАЛИ. Ф. 1158 . Оп. 1. Д. 471. Л. 61.].

В мае 1890 г. состоялись последние приготовления к выпуску первого номера журнала. Исполнительный комитет решил, что оптимальным размером для издания будет объём в 16 страниц. Уотсон предупредил Степняка, что из требуемых для ежемесячного издания 400 фунтов он как казначей имеет всего лишь 101 фунт и 64 подписчика[131 - Р. С. Уотсон – С. М. Степняку-Кравчинскому, 18 мая 1890 г. // Там же. Л. 65.]. С самого начала Общество испытывало острый дефицит средств на издание журнала. Но, несмотря на все трудности, в июне 1890 г. в Лондоне вышел первый номер «Free Russia». Издание печатного органа стало первым совместным проектом английских либералов и русских социалистов, рассчитанным на завоевание симпатий англоязычной публики к русскому освободительному движению. Благодаря журналу Общество станет одним из главных центров антисамодержавной пропаганды в Англии на протяжении четверти века. Своей деятельностью английское Общество смогло доставить немало беспокойства русским властям, пристально следившим, прежде всего, за действиями лондонских эмигрантов. Потребовались особые контрдействия со стороны шефа заграничной агентуры Министерства внутренних дел в Париже И. П. Рачковского, чтобы к 1894 г. охладить интерес англичан к деятельности Общества[132 - Подробнее см.: Иванова Н. В. Русская революционная эмиграция и развитие русско-английских общественных связей в 80–90-е годы XIX в. // Учёные записки Курского государственного педагогического института. Вып. 43. Ч. 1. Курск, 1967. C. 81–113; Нечипорук Д. М. «Истребление анархизма»: пропаганда английского общества друзей русской свободы и российская проправительственная пресса // Известия РГПУ им. А. И. Герцена. Аспирантские тетради. 2007. № 22 (53). С. 167–173.].

1.2. «Америка – не Россия»: предпосылки возникновения Общества друзей русской свободы в США

Интерес к русским революционерам, или, как их называли в американской печати – «нигилистам», сформировался в США в начале 1880-х гг. В конечном счёте этот интерес привёл к появлению движения за свободную Россию в Америке. Ниже мы исследуем предпосылки и обстоятельства возникновения американского Общества друзей русской свободы. Предпосылки стали формироваться после убийства Александра II, когда в американской прессе началось обсуждение сущности российского нигилизма. Рост внимания к нигилистам проходил на фоне появления разногласий в российско-американских отношениях. Длительное время возникавшие время от времени трудности во взаимоотношениях Вашингтона и Санкт-Петербурга воспринимались как потенциальная угроза доброжелательным партнёрским связям. Дипломаты двух стран неизменно проявляли волю к урегулированию противоречий. Как следствие, отношения двух стран в XIX в. по большей части развивались в русле делового и конструктивного сотрудничества.

Такого рода взаимоотношения можно объяснить в первую очередь прагматическими соображениями. У США и России был один и тот же главный внешнеполитический соперник в лице Великобритании. Это позволяло долгое время сравнительно легко обходить стороной разногласия. Хотя Россия владела территориями на Американском континенте, Новый Свет мало интересовал Санкт-Петербург по сравнению с европейскими делами. Все инициативы Российско-американской компании[133 - Российско-американская компания (РАК) – в Российской империи монопольная акционерная компания, осуществлявшая предпринимательскую и административную деятельность в Русской Америке. О компании см.: История русской Америки (1732–1867). В 3 томах. М., 1997–1999; Гринев А. В. Роль государства в образовании Российско-американской компании // Русское открытие Америки. М., 2002. С. 437–450.] по дальнейшему расширению владений воспринимались чиновниками царского правительства с известной долей осторожности и скептицизма. Осознавая всю трудность защиты американских земель, находившихся очень далеко от столицы даже по российским меркам, царское правительство не желало вступать в конфликт с державами, имевшими более прочные позиции в Западном полушарии.

Разрешение внешнеполитических разногласий к середине 1820-х гг. позволило США и России встать на путь сближения. Трактат о торговле и мореплавании 6 (18) декабря 1832 г. закрепил режим наибольшего благоприятствования в торговле между двумя странами[134 - Трактат о торговле и мореплавании, заключённый между Россией и Соединёнными Американскими Штатами 6 (18) декабря 1832 г. // Сборник Торговых Договоров, заключённых Россиею с иностранными государствами. СПб., 1912. С. 461–467.]. Собственно, русско-американские отношения в этот период, вплоть до Крымской войны 1853–1856 гг., не отличались особой активностью. Пока Соединённые Штаты на протяжении 1840-х гг. занимались присоединением новых территорий, Россия сконцентрировала своё внимание на европейских делах. Но и Соединённые Штаты, и Российская империя в то же время были заинтересованы в урегулировании своих политических разногласий с Великобританией. По мнению историка И. И. Куриллы, Николай I пытался наладить взаимоотношения с Англией, «используя американский континент как рычаг воздействия в русско-английских отношениях, тогда как некоторые круги в Соединённых Штатах начинают рассматривать Россию как страну, интересы которой могут сделать её лоббистом американского возвышения в мировой политике»[135 - Курилла И. И. Заокеанские партнёры: Америка и Россия в 1830–1850-е гг. Волгоград, 2005. С. 85.].

Обострение русско-английских отношений в начале 1850-х гг. совпало с упрочением связей между Россией и США. В это время и Санкт-Петербург, и Вашингтон – каждая сторона по разным причинам – считали внешнюю политику Англии и Франции серьёзной угрозой для собственных национальных интересов. После начала Крымской войны Россия и США подписали взаимовыгодную конвенцию о правах нейтралов во время морской войны[136 - Пономарёв В. Н. Крымская война и русско-американские отношения. М., 1993. С. 95–111.].

Взаимоотношения США и Российской империи во второй половине 1850-х – 1860-е гг., когда обе державы переживали драматические события во внутренней жизни, подробно исследованы историками. В историографии русско-американских отношений прочно утвердилось мнение, что американо-российские отношения находились в это время на пике сближения. Столь разные события, как восстание в Польше в 1863 г. и Гражданская война в США, объединили Петербург и Вашингтон перед угрозой вмешательства Англии и Франции во внутренние конфликты на стороне восставших поляков и Южной Конфедерации. Поэтому Россия и США были заинтересованы в публичной демонстрации союзнических отношений. Визит русских эскадр в США осенью 1863 г., посещение в 1866 г. американским чрезвычайным посольством во главе с заместителем морского министра Г. В. Фоксом России и прочие события приводятся исследователями в доказательство того, что 1860-е гг. были кульминационной вехой в развитии благожелательных отношений между Россией и Америкой. Взаимная поддержка и доверие позволили возобновить в 1866 г. переговоры о судьбе русских владений в Америке. Их продажа Соединённым Штатам в 1867 г. свидетельствовала о желании России сосредоточиться на освоении дальневосточных территорий, а также о стремлении сохранить и упрочить дружественные отношения с заокеанской республикой[137 - См.: Американцы в Петербурге: Дружеский союз России и Америки. СПб., 1866; Малкин М. М. Гражданская война в США и царская Россия. М.; Л., 1939. С. 172, 224–227, 234–240, 317–320; Столетняя годовщина прибытия русских эскадр в Америку, 18631963. Вашингтон, 1963; Левитас И. Р. Русские эскадры в Америке // История СССР. 1968. № 5. С. 135–141; Болховитинов Н. Н. Русско-американские отношения и продажа Аляски, 1834–1867. М., 1990. С. 173–183; Golder F. A. The Russian Fleet and the Civil War // American Historical Review. 1915. July. P. 801–812; Kushner H. I. The Russian Fleet and the American Civil War. Another View // Historian. 1972. August. P. 633–649; Jensen R.J. The Alaska Purchase and Russian-American Relations. Seattle, 1975.].

Не вдаваясь в подробности российско-американских отношений в 1870-е гг., нужно обратить внимание на то, что они по-прежнему оставались благоприятными, в т. ч. и во время перипетий Восточного кризиса 1875–1878 гг.[138 - См.: Куропятник Г. П. Россия и США: экономические, культурные и дипломатические связи, 1867–1881. М., 1981. С. 280–331; Его же. Русско-американские отношения. 1867–1898 // История внешней политики и дипломатии США. 1867–1918. М., 1997. С. 98–116.] Для нас же важно отметить, что тесное сотрудничество двух стран в 1860–1870-е гг. окончательно сформировало миф об «исторической дружбе» (historical friendship) России и США, который будет впоследствии раскритикован американскими друзьями русской свободы[139 - Малкин М. М. Гражданская война в США и царская Россия. С. 275–281.].

Говоря о восприятии России американцами до 1880-х гг., необходимо, прежде всего, заметить, что оно разнилось в зависимости от эпохи. Как заметил И. И. Курилла, изучавший проблемы взаимного восприятия России и США в середине XIX в., «американцы гораздо лучше были расположены к далёкой империи в сравнении с европейским общественным мнением»[140 - Курилла И. И. Заокеанские партнеры: Америка и Россия в 1830–1850-е гг. С. 409. См. также: Kurilla I. Abolition of Serfdom in Russia and American Newspaper and Journal Opinion // Whisenhunt W. B., Saul N. E. (eds.) New Perspectives on Russian-American Relations. Routledge, 2016. P. 71–72.]. Во время Крымской войны симпатии большинства американских газет были на стороне России[141 - Подробнее см.: Пономарев В. Н. Крымская война и русско-американские отношения. С. 68–95.]. Ко времени правления Александра II представления о далёкой и плохо знакомой стране заметно изменились в лучшую сторону. Если до 1850-х гг. в США были популярны шаблонные представления о России как варварской и деспотической стране (почерпнутые по большей части из английских газет), то в 1860-е гг. количество сочувственных откликов увеличилось на порядок. Рос интерес к экзотической стране и со стороны американских предпринимателей. Например, в середине 1860-х гг. компания «Western Union Telegraph» запланировала прокладку телеграфного кабеля по дну Тихого океана между США и Российской империей. В разведывательных работах компании принял участие молодой американец Джордж Кеннан. Увидев своими глазами азиатскую часть России, он заинтересовался страной. После посещения Камчатки и Сибири Кеннан написал несколько статей и издал книгу очерков «Кочевая жизнь в Сибири», в которых благосклонно отзывался о России и её официальных властях[142 - Кеннан Г. Кочевая жизнь в Сибири: Приключения среди коряков и других племён Камчатки и Северной Азии // Иллюстрированный журнал: переводы лучших иностранных писателей. 1871. № 7–12.]. Впрочем, стоит отметить, что в тот момент он не проявлял интереса к социально-политической тематике. Начинающий журналист, находясь в России, предпочитал описывать окружающую природу и собирать этнографический материал[143 - Travis F. F. George Kennan and the American-Russian Relationships, 1865–1924. Athens, 1990. P. 12–26, 40–43.].

В 1880-е гг. началось постепенное ухудшение американо-российских отношений. Однако этот процесс не был прямолинейным. На протяжении 1880–1890-х гг. можно обнаружить и примеры сотрудничества в русле прежних благожелательных отношений. Например, помощь американцев голодающему населению России в 1891–1892 гг. или Всемирная выставка в Чикаго в 1893 г. и связанный с этим визит русского флота в Нью-Йорк[144 - См.: Соколов А. С. Россия на Всемирной выставке в Чикаго в 1893 г. // Американский ежегодник, 1984. М., 1984. С. 152–164; Китанина Т. М., Носков В. В. Америка и русский голод 1891–92 гг. // Russian Food Market. 1995. № 1. C. 54–57; Журавлёва В. И. Американская помощь России в период голода 1891–1892 годов. Из истории российско-американских отношений конца XIX века // Американский ежегодник. 1998. М., 1999. С. 148–164.]. Кроме того, инерция восприятия отношений двух стран с позиций «исторической дружбы» продолжала оставаться очень сильной. Толчком к осложнению взаимоотношений послужило резкое увеличение эмиграции из России. Национальный состав эмигрантов, покидавших Россию в 1880-е гг. в поисках лучшей доли, был очень пёстрым. Среди них было очень мало русских и много представителей национально-религиозных меньшинств. На первый план в российско-американских отношениях в эти годы вышел вопрос об еврейской эмиграции. Приток евреев в Америку возрос в разы после волны погромов в 1881–1882 гг. На 1880–1890-е гг. пришлось обострение «паспортного конфликта». Он возник вследствие отказа российских властей признавать право бывших российских евреев, принявших гражданство США, на свободный въезд на территорию империи[145 - Подробнее о «паспортном конфликте» см.: Yodfat А. The Jewish Question in American-Russian Relations (1875–1917). Submitted to the Faculty of the Graduate School of the American University in Partial Fulfillment of the Requirments for the Degree of Doctor of Philosophy in History. Wash., 1963. Эту проблему рассматривал в своей работе также В. В. Энгель. См.: Энгель В. В. «Еврейский вопрос» в русско-американских отношениях. На примере «паспортного» вопроса 1864–1913 гг. М., 1998.]. Несмотря на рост озабоченности американских политиков антисемитской политикой российского правительства и рост публичных протестов в Америке, по мнению американского историка Э. Хили, в те годы ни республиканская, ни демократическая администрации Белого дома не желали идти по этому вопросу на острый конфликт с царской Россией[146 - Healy A. E. Tsarist Anti-Semitism and Russian-American Relations // Slavic Review. 1983. Vol. 42. № 3. P. 414–415.].

В 1880-е гг. возросла также численность уголовных преступников, бежавших в Америку, и политических эмигрантов, скрывавшихся в США от наказания за революционную деятельность в России. Незаконное присутствие нарушителей закона на территории США очень сильно беспокоило местные власти, в то время как беглыми революционерами активно интересовалось царское правительство. Поскольку в это же время уже получила широкое распространение международная практика заключения двусторонних экстрадиционных конвенций, предполагавших взаимную выдачу уголовных преступников, Россия и США ещё в 1873 г. начали переговоры о заключении такого соглашения[147 - См.: Куропятник Г. П. Россия и США. С. 229–237.].

Громкие убийства глав государств в США и России в 1881 г. высветили резко негативное отношение американского общества к террористам и политическому террору вообще[148 - О негативной реакции в США на террор народовольцев см.: Saul N. E. Concord and Conflict; The United States and Russia, 1867–1914. Lawrence, 1996. P. 242–244; Resolution, 14 March 1881 // The Miscellaneous Documents of the Senate of the United States for the Third Session of the 47th Congress. Vol. 1. № 4. Wash., 1881. Р. 1. Родионов А. А. Политическая ситуация в России в 1881 г. и общественное мнение США // Вестник молодых учёных. 2006. № 2. Серия: Исторические науки № 1. С. 217–222.]. Трагическая гибель президента Дж. Гарфилда и императора Александра II вызвали волну сочувствия к жертвам террора, а американские газеты единодушно осуждали насилие, учинённое «анархистами» и «нигилистами»[149 - См. отрицательные отзывы о нигилизме в американской прессе в 1881 г.: Russian Nihilism // Oregonian. 1881. 14 May; What is Nihilism? // New York Tribune. 1881. 21 May; Nihilism and America // Indianapolis Daily Sentinel. 1881. 12 July.]. Например, в ходе дискуссии, развернувшейся на страницах журнала «North American Review», американские юристы единодушно заключили, что политические мотивы убийства не должны считаться достаточным основанием для отказа в выдаче подозреваемых той стране, в которой было совершено преступление[150 - The Extradition of Dynamite Criminals // North American Review. 1885. July. P. 47–59.]. Неудивительно, что приезд в США в июле 1881 г. народовольца Л. Н. Гартмана и его агитация в пользу русских нигилистов не нашла сочувствия в американской прессе[151 - Duluth Weekly Tribune.1881. 12 August.]. Время для агитации было выбрано крайне неудачное, что в итоге признал и сам Гартман. В письме к Энгельсу он отмечал недоброжелательное отношение газетчиков к его персоне: «Хотя общество и пресса против меня, но за всем тем дела мои идут прекрасно…». Гартман откровенно признал, что его приезд в Соединённые Штаты, за исключением нескольких американцев, заинтересовал исключительно немецких социалистов, таких же эмигрантов, как и он сам[152 - Л. Н. Гартман – Ф. Энгельсу, 24 августа 1881 г. // К. Маркс, Ф. Энгельс и революционная Россия. М., 1967. С. 451.]. Такая ничтожная поддержка продемонстрировала практически полное отсутствие популярности идей политического террора и их сторонников в США.