Мудрость в пыли. Книга первая

Озираясь по сторонам, Путник бросил взгляд на ребёнка. Девочка безмятежно улыбалась, доверчиво глядя ему в глаза.

Вновь наступила тишина. Соседние лачуги не подавали никаких признаков жизни. Подобрав с земли обрез, Путник бросил его вглубь лачуги и сам вошёл следом, пригнувшись в низком дверном проёме.

Внутри было темно. Морщась от подкатившего приступа тошноты, Путник шагнул дальше, сквозь спёртый воздух маленькой комнаты. В падающих сквозь крошечные оконца тусклых лучах света переступала копытами грязная коза.

Оглядевшись, Путник заметил стоящую рядом стеклянную банку, до половины наполненную молоком. Бережно подняв, Путник поднёс её к носу и, не почуяв неладного, прислонил к губам ребёнка. Девочка принялась жадно пить, схватив банку маленькими ручонками. Путник удивлённо заметил, как странно ноет где-то внутри при виде пьющего молоко ребёнка. И всё сильнее и сильнее, с каждым её глотком, стихающим в сытом полусне. Наконец девочка тихо засопела. Путник аккуратно отнял от её губ банку и, допив остатки, бросил на укрытый соломой пол.

Заметив висящий в полутьме осколок зеркала, он подошёл поближе и повернулся к нему повреждённой стороной лица. Главное – глаз цел. А засохшая на измождённом бесконечной дорогой лице кровь – это привычно…

Выйдя на свет, он увидел бессознательно постанывающую в пыли хозяйку лачуги. Рядом, в луже сворачивающейся в пыли крови, лежало бездыханное тело её огромного рябого сына.

– А зачем ты нужен? – пятясь назад, поспешно прошептал Путник – Зачем ты нужен?

* * *

От чтения меня отвлекла мама. Возникнув в дверном проёме, она громко и недовольно вздохнула. Я обернулся.

– Вставай, – сказала мама, – тебя ждут великие дела.

– Что случилось? – несмело поинтересовался я.

– Иди, сам увидишь.

Я обречённо встал из-за стола и поплёлся вслед за мамой.

– Вот, полюбуйся, – указала рукой мама, когда мы вошли в другую комнату. – Это твоя кошка. Не заставила себя долго ждать.

Кошка сидела в самом углу комнаты. Время от времени по её телу пробегала мучительная волна, словно выворачивая наизнанку. Её тошнило. На ковре в нескольких местах темнели свежие пятна. Я посмотрел на маму.

– Сожрала что-нибудь, – констатировала она. – Бери салфетки и тряпку – и вперёд!

Я на мгновение впал в ступор.

– Давай-давай! – подбодрила меня мама. – Или ты думаешь, я буду это делать?

Тяжко вздохнув, я взял ведро с тряпкой, салфетки, и принялся за работу. Опустившись на пол, принялся счищать пятно с ковра. К горлу подступил тошнотворный ком. Я запрокинул голову, чтобы глубоко вздохнуть.

– А как ты хотел? – услышал я за спиной мамин голос. – Я тебя предупреждала…

Ушедшее на это время показалось мне вечностью. Превозмогая тошноту, я снова принялся за работу. Где-то сбоку, конвульсивно содрогаясь и утробно урча, жалобно мяукала кошка. Порой становилось совсем невыносимо, и я стрелой выбегал из комнаты под неодобрительные взгляды мамы. Но снова и снова возвращался, чтобы довести дело до конца.

Наконец всё закончилось. Я вышел из ванной, много раз вымыв руки и умывшись холодной водой. Я взял на руки плачущую кошку и понёс с собой. Оглянувшись, я увидел, что мама глядит мне вслед, и во взгляде её отчётливо читается удивление, разбавленное толикой уважения.

Я положил кошку на постель и стал гладить. Она отворачивала голову, и я подумал, что она не хочет смотреть мне в глаза. И вдруг понял, что так и есть на самом деле.

– Ты что? – я попытался подтянуть её поближе. Но она дёрнула плечом, сбрасывая мою руку. Я удивился, насколько человеческим был жест. Я замер, словно поражённый громом. Всё в ней для меня открывалось заново: хрупкие плечи, матовая бледность кожи, изящный изгиб спины, тепло горячего тела, и плавно поднимающиеся и опадающие от дыхания бока…

– Ты что? – я осторожно прикоснулся к ней кончиками пальцев.

Она обернулась.

– Спасибо тебе, мой милый мальчик, – прочитал я в её глазах.

Я почему-то ждал, что она назовёт меня «хозяин». Уверен: она понимала это. Но не собиралась так делать.

Ну да ладно…

* * *

…И снова изнуряющая монотонная дорога. Сводящая с ума однообразием пыльная пустыня. Шаг за шагом навстречу солнцу. Шаг за шагом… Шаг за шагом…

К счастью, с наступлением сумерек на горизонте показался посёлок. Мёртвый посёлок. Очередной из множества встретившихся на пути. Брошенные дома, пустые глазницы окон, скрипящие на ветру двери. Путник заметил, как в одном из окон мелькнул тусклый свет. Значит, кто-то есть. Или показалось? Путник поправил укрывавшую лицо ребёнка ткань и зашагал быстрее.

В доме действительно кто-то был. Но тихие шаркающие шаги внутри стихли, как только Путник постучал в дверь. Подождав, Путник снова громко постучал кулаком. За дверью послышался шорох.

– Чего Вам нужно? – раздался скрипучий старческий голос.

– Ночлега, – твёрдо ответил Путник.

Дверь приоткрылась, и в полумраке тускло блеснул выцветший глаз. Длинный плащ и винтовка явно не вызывали у него никаких добрых ассоциаций. Наступила напряжённая тишина. К тому же свежий шрам через всю щеку…

Глаз подслеповато прищурился, приглядываясь, и вдруг округлился в недоумении:

– Святые угодники!

Дверь распахнулась, и на пороге показался высохший седой старик:

– Это ребёнок?

Путник неподвижно застыл в ожидании.

– Да чего же мы стоим? – засуетился старик. – Входите скорее!

Путник решительно шагнул внутрь дома. Старик засеменил следом, то и дело заглядывая ему через плечо, в надежде разглядеть лицо ребёнка.

В доме никого больше не оказалось.

– Да-да, я живу один, – подтвердил старик, заметив недоуменный взгляд Путника. – Только вот накормить мне Вас нечем…

Старик виновато сгорбился.

– Не переживайте, – успокоил его Путник, – мы сами разделим с Вами свой ужин.

Путник бережно уложил девочку на укрытую каким-то тряпьём старую кровать и аккуратно раздвинул укрывающую её ткань. Старик с любопытством наблюдал рядом. Девочка улыбалась, и взгляд чистых детских глаз светился счастливым серым светом.

Путник достал из сумки банку консервов, привычным жестом вскрыл её легионерским ножом и, зацепив содержимое на самый конец острия, поднёс к губам ребёнка.

– Да разве ж можно так? – охнул старик. – Ребёнка – с ножа?