Оценить:
 Рейтинг: 0

Кремлевский клад: Cosa Nostra в Москве

Год написания книги
2020
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 ... 47 >>
На страницу:
3 из 47
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– У вас все получится. Вы лучший специалист по Средним векам на Земле. – И он добавил, с легкой улыбкой, – Из числа ныне живущих, конечно.

– Пока это не помогает.

– Идем ловить такси, а то банки закроют.

– Еще одно… Ему потребуется Шенгенская виза.

– Хорошо, пусть мне позвонит. Но только вы делаете страшную глупость.

В банке толстую пачку евро историк Сизов положил в полиэтиленовый пакет и понес его, как кошелку. На улице Черкизов пожал ему на прощание руку:

– Информируйте меня электронной почтой. Но только намеками. Не отчаивайтесь, я скоро к вам прилечу.

Черкизов дождался, пока Сизов не скроется в толпе, поймал машину и поехал сразу домой.

3. В лихие девяностые

Но историк Сизов заблуждался. Заведующий строительным отделом в хозяйственном управлении Кремля Черкизов уже не был состоятельным человеком. Он почти все свои деньги растратил или потерял. Одно время он был очень богат, он был одним из самых состоятельных кремлевских чиновников. Но то было в девяностых годах. С тех пор в стране, в Кремле, и у самого Черкизова многое изменилось.

Это предприятие, – но его можно назвать и аферой, – которое сказочно обогатило горстку кремлевских чиновников, называлось «ремонт корпусов» и «реставрация Большого кремлевского дворца». Коррупционная сторона этого дела ныне хорошо известна, и каждый, кому интересно, может ознакомиться с подробностями в Интернете, набрав в поисковой системе несколько соответствующих ключевых слов. Более того, это дело середины девяностых до сих пор не закрыто, – во всяком случае, со стороны зарубежных правоохранительных органов. Время от времени появляется информация об аресте не только банковских счетов тех самых фигурантов, или их ближайших родственников, но также задерживаются и отсиживают по несколько месяцев в предварительном заключении за границей они сами. Там им предъявляют стандартные обвинения в отмывании денег, однако дела эти разваливаются и до суда не доходят, фигурантов отпускают с извинениями «за отсутствием состава преступления». По этой причине предполагать в этой повести что-то иное, то есть наличие состава каких-либо преступлений, естественно, также оснований нет.

Поэтому, излагая здесь некоторые стороны этого громкого дела, относящиеся к персонажу повести по фамилии Черкизов, более корректно придерживаться принципа «никаких фамилий и должностей». Однако, каждый, при желании, легко поймет «ху из ху».

Необходимость в реставрации Кремлевских дворцов возникла в начале голодных девяностых годов потому, что Кремль по прошествии нескольких веков вновь стал официальной резиденцией главы государства. До недавнего времени Генеральные секретари компартии со своими Политбюро, правившие страной три четверти века, комфортней себя чувствовали в просторных кабинетах своего ЦК, в нескольких кварталах от Красной площади. В кремлевских стенах только изредка собирались партийные съезды и сессии Верховного совета, изображавшего демократию. Собирались они в новом Дворце съездов, построенном на месте снесенных храмов. Оставшиеся же древние кремлевские здания весьма обветшали за советские годы. Однако новая Россия, получившая своего Первого президента, нуждалась в резиденции для него, соответствующей возрождаемому величию.

Реставрация Кремля началась с самого необходимого, потому что Первому президенту страны негде было в Кремле ни достойно присесть, ни достойно прилечь. Начали с реконструкции корпусов №1 и №14: под такими номерами значились здание Сената и царские хоромы. Напутствие от Президента чиновникам, взявшимся за срочный проект, было кратким: «чтобы было державно». Все поняли это так: чтобы было роскошно. Начавшие вдруг сразу протестовать представители от Минкультуры, ужаснувшиеся перспективе гибели исторических интерьеров, вскоре были вообще отстранены от участия в этих работах.

Поскольку для сюжета повести важнее коррупционная сторона этого грандиозного ремонта, упомянем лишь несколько фактов и самых крупных цифр. Причем, из-за того, что результаты проверки ремонта отечественной Счетной палатой были сразу засекречены, вспомним только то, что содержали обвинения прокуратуры Швейцарии в отношении нескольких российских граждан.

Перелицованный Сенат имел уже мало общего с тем, что в 1776 году проектировал Матвей Казаков. О роскоши отремонтированных покоев можно судить по расходам на закупку мебели: сумма только одного из контрактов достигла 90 миллионов долларов. Этот контракт и обнаружили швейцарские правоохранительные органы, и он их просто поразил. Ни в одном дворце мира нет в наличии мебели на такую сумму. В домах самых богатых людей мира – у бизнесмена Била Гейтса и султана Брунея – стоимость интерьеров много ниже и не превышает 10-15 миллионов долларов США.

В январе 2000 прокуратура Женевы выдала международный ордер на арест управделами Президента, который обвинялся в хищении средств из государственного бюджета и доходов от продажи нефти.

"Было установлено, – пишет председатель обвинительной палаты Мартина Гейер, – что, заключив контракты о реставрации Кремля, компания Merkata Trading и господин Столповских обещали и перечислили комиссионные на сумму $62,5 млн., из которых $25 млн. получил Павел Бородин и его семья и более $11 млн. – сам Столповских. Существует подозрение, что Павел Бородин, являющийся высшим государственным чиновником, лично обогатился, а также причинил Российской Федерации ущерб, эквивалентный сумме комиссионных, которые были вычтены из оплаченной стоимости работ. Комиссионные, полученные незаконным образом, пропускались путем сложных финансовых операций через оффшорную фирму Lightstar Low Voltage Systems (остров Мэн), служившую прикрытием. При этом Швейцария служила местом получения продукта коррупции и сокрытия его следов".

Однако ремонт двух служебных корпусов был лишь легкой разминкой перед грандиозным проектом реставрации Большого кремлевского дворца.

Сначала управделами собрал команду художников, архитекторов и отправился по самым знаменитым дворцам-музеям Европы перенимать опыт. "Я все смотрел – и Версаль, и Фонтенбло, и Букингемский дворец, – вспоминал Пал Палыч. – Но ничто мне не нравилось, а после осмотра папского дворца в Ватикане я так прямо сказал: "чистенько, но бедненько".

Когда же работа закипела, в ней приняло участие 99 фирм со всей Европы. В одно и то же время во дворце работало до двух с половиной тысяч человек. Но восстанавливали дворец на этот раз в строгом соответствии с оригиналом – точно так, как его задумал и отстроил в 1839 году Константин Тон. Восстановили даже кое-что из того, что было уничтожено в тридцатых годах: два тронных зала, с тронами – точными копиями подлинных царских.

Так на месте разрухи и запустения возникала неописуемая лепота. Но лепота требовала денег, все больше и больше, причем не любых, а только твердой валюты, – рубль в те годы шатался и обесценивался за год многократно. Из воспоминания одного из бывших руководителей Минэкономики. «Приходит Пал Палыч и говорит: "Мне нужно в общей сложности 10 триллионов рублей" (около 2 млрд. долларов). Я говорю: "Пал Палыч, вы понимаете, у нас вся инвестиционная программа составляет 5 триллионов, никакая Дума это не пропустит, будет скандал". – "Ну тогда дай мне пять миллионов тонн нефти". Я согласился – куда денешься!»

Но нефти, этой российской палочки-выручалочки, на все тоже не хватало. Бюджетники по несколько месяцев не получали зарплату, шахтеры стучали касками по мостовой у Белого дома, пенсионеры стучали ложками в пустые кастрюли на площадях у мэрий своих городов. Поэтому для оплаты кремлевской лепоты решили печатать и продавать векселя. Подписывали эти векселя подчиненные Пал Палыча, продавали их частные фирмы, всем, кто пожелает их купить. Покупать эти векселя решались немногие, и только за смешные деньги, до половины от номинала. Так собирались последние сотни миллионов нужных позарез долларов для оплаты кремлевских контрактов. Но обеспечивал эти векселя, и, конечно, по полному их номиналу, госбюджет, и они повисли тяжким грузом на его шее, сыграв свою роль в дефолте девяносто восьмого года.

Так по обеим схемам – нефтяной и вексельной, – на ремонт выручили сумму, в разы превышающую сметную стоимость проекта. И все равно денег оказалось мало. Реставрационным мастерским деньги задержали почти на год, и реставраторы получили зарплату уже после дефолта, вчетверо полегчавшими рублями. Десяткам иногородних рабочих и вовсе не заплатили.

Сколько нефти, векселей и твердой валюты утекли из страны в широкие карманы частных фирм никто и никогда теперь не узнает. И уже не надо. Российский народ легко прощает. Уж если он простил в те же девяностые годы коммунистам, за их семидесятилетний террор против своего народа, то уж несколько миллиардов чужой валюты своим же чиновникам…

Но с окончанием кремлевского ремонта неприятности у Пал Палыча только начинались. В начале 2001 года, приехав в США, он был арестован и заключен в следственную тюрьму: по требованию Швейцарских властей. Интерпол, оказалось, всерьез его искал. Через три долгих месяца его экстрадировали в Швейцарию. Там ему было предъявлено обвинение в отмывании незаконно приобретенных средств и постановление о временном содержании в предварительном заключении на период следствия. Бородин на допросе полностью отрицал свою вину. Вскоре обвинительная палата Женевы приняла решение о том, что Павел Бородин будет освобожден из швейцарской тюрьмы под залог в 5 миллионов швейцарских франков (около $3 млн.) наличными: Швейцарская прокуратура инкриминировала ему теперь только отмывание денег. 13 апреля 2001 он вернулся в Россию.

Впоследствии были еще эпизоды с арестами зарубежных банковских счетов российских чиновников и их ближайших родственников в прямой связи с кремлевским ремонтом. Но обвинений иностранных прокуратур, свидетельств лиц с двойным гражданством и слухов, – этого всего мало и недостаточно, чтобы называть кого-то некрасивыми словами, – ведь ни один суд над фигурантами кремлевского дела девяностых годов так и не состоялся.

Зато здравый смысл, понимание чисто российской чиновничьей механики и недавней истории подсказывает, что обвиненный Швейцарской прокуратурой управделами Президента был лишь третьестепенной фигурой, над ним стояли и первые, и вторые кремлевские лица. В частности те, которые уже через несколько лет были внезапно, без объяснения причин, отстранены от должностей Президентом. Те миллионы долларов, о которых стало известно швейцарской прокуратуре, просто не могли все остаться в карманах только одного чиновника. Не исключено также, что таким способом собирались деньги на президентскую предвыборную кампанию, и часть этих миллионов оказались потом в получившей широкую известность «коробке из-под ксерокса», изъятой охраной при выносе из Дома правительства. Возможно, этим и объясняется то рвение, с которым власти освобождали Пал Палыча из застенков американской и швейцарской следственных тюрем. Поэтому если какие-то крошки и прилипли к карманам Пал Палыча, то это совершенно не стоит того шума вокруг его фамилии, особенно если учесть результат: Юнеско признало ремонт Кремля в девяностых годах самой масштабной реконструкцией двадцатого столетия. Одна известная поэтесса, после посещения дворца, так выразила свои чувства: «слово "лепота" больше всего подходит к тому, что мы видели сегодня в Кремле. Я в полном восхищении!»

4. Тайники

Черкизов родился в Магадане, в немолодой семье бывших ссыльных, оставшихся доживать свой век в столице колымского края. Ссыльные долго не живут, особенно в тех краях, поэтому Черкизов их почти не помнил. Вырос он в детском доме.

С самого детства Черкизов был шустрым малым. Учился плохо, но мог и значительно лучше. Хулиганил много, но обошелся без «приводов». После школы поступил в строительный техникум. Здесь учеба его заинтересовала, он стал тут одним из лучших, и по окончании был распределен в «хорошее» место – в город Якутск, на стройки алмазодобывающих предприятий.

В начале восьмидесятых тут был строительный бум, людей не хватало, и Черкизов быстро вырос – от техника до прораба и начальника участка. И хотя он оставался холостым ему выделили отдельную квартирку в старом семейном бараке.

Город Якутск небольшой, все работящие люди на виду, особенно на важных стройках. В самом конце восьмидесятых, когда появились первые кооперативы, и началась «перестройка», Черкизов привлек внимание нового мэра города. Это сыграло решающую роль в его дальнейшей карьере. Мэр Якутска через несколько лет уже работал в Кремле и стал правой рукой по хозяйству Первого президента страны.

Как сам Президент предпочитал тогда свой ближний круг из земляков-сибиряков, так и его управделами, когда началась грандиозная кремлевская стройка, начал вспоминать всех энергичных и лично приятных ему людей из сибирской глубинки. Так однажды в начале девяностых на якутской стройке, в тот самый момент, когда Черкизов стоял по колено в оттаявшей вечной мерзлоте, к нему подбежал запыхавшийся бригадир: к телефону в бытовке Черкизова вызывали из самой Москвы.

Звонили из управления делами Президента. Времени на церемонии и прощупывания в те годы не было, и после нескольких вводных слов последовал главный вопрос:

– Хочешь в Москву?

– Хочу,– ответил Черкизов, лихорадочно соображая, откуда в Кремле могут знать его самого, и номер его телефона.

Столица ошеломила Черкизова. Он одновременно почувствовал себя и очень значительным, особенно в кремлевских стенах, и мелкой сошкой, когда узнал, какими деньжищами тут ворочают. Сам город ему понравился, – зеленый и, в общем, доброжелательный, клокочущий энергией, но из-за всегдашней толчеи народ нервный и поэтому хамоватый. Вскоре Черкизов женился на москвичке. Жить стали в просторной квартире в доме сталинской постройки, доставшейся жене от родителей. Через год родилась дочка.

Первый год Черкизов работал в Кремле на подхвате. Никаких контрактов сам не подписывал, в офисе не сидел, а по привычке сам вкалывал на ремонте первых корпусов. Все изменилось после того, как управделами взял его в ознакомительную поездку по дворцам Европы. Версаль, Фонтенбло, Ватикан… Черкизов вернулся оттуда другим человеком, – и внутри, и по своему новому положению. На разворачивающейся стройке реставрации Большого кремлевского дворца Черкизову было доверено заниматься деревом.

Дерева тут было очень много: сотни высоченных оконных рам и дверей из Германии, тысячи квадратных метров паркета из Италии. Наборный паркет с инкрустацией из 26 пород ценного дерева, – тоже из Италии, а именно – из Флоренции. Не всем заведовал Черкизов, но достаточным, чтобы итальянские подрядчики, при встрече с ним, расшаркивались и лебезили.

К этому времени Черкизов не столько знал, сколько чувствовал все схемы, по которым могучие денежные потоки отводились по сторонам и по карманам. Он никогда не был особенно жаден, или охоч до богатства или роскоши, но у него появилось некоторое любопытство к большим деньгам, а потом и «спортивный» интерес. Возможности начали появляться сами, без малейших усилий с его стороны. Подрядчики, а их было у него до десятка, то ли сами были такими «порченными», то ли считали всех здешних чиновников именно такими. Поэтому их намеки были очень прозрачными, а суммы, по понятиям молодого Черкизова, – фантастическими.

Свои два миллиона долларов «отката» Черкизов сумел получить от итальянских подрядчиков, почти не поделившись даже со своими вышестоящими. Это было трудно, но важно для Черкизова, и вовсе не из жадности. Он не верил с самого начала, что их воровство с «откатами» никто потом не раскопает. Ему вовсе не хотелось возвращаться на свою родину, да еще на другую сторону от колючей проволоки. Поэтому ни одна его итальянская лира, ни один его американский доллар не пересекли тогда российскую границу. «Откаты» зачислялись только на зарубежные счета, открытые только на имя его жены.

За два года реставрации дворца Черкизов ближе всего сошелся с итальянским подрядчиком – краснодеревщиком из Флоренции. Сколько было вместе выпито за это время тосканского кьянти и русской водки! Но только в конце работ, когда стены дворца уже сияли золотом, а паркетные полы лаком, между ними состоялся внешне незначительный, но очень важный для последствий разговор. Флорентийский паркетчик попросил Черкизова посодействовать в получении разрешения у кремлевских музейщиков на обмер стен и куполов. Но не дворца или корпусов, где они работали, а Успенского собора Кремля, постройки пятнадцатого века, прекрасного здания времен Ренессанса, усыпальницы патриархов, – не имеющего никакого отношения к реставрационным работам.

– Очень пожалуйста, Леня, – говорил Черкизову флорентинец, – нам это очень нужно, это для истории, это ради уважения: ведь его построил наш земляк.

Слегка удивившись и пообещав, Черкизов в тот же день «провентилировал» этот вопрос со знакомым музейщиком, а вечером и сам навел справки по Большой энциклопедии и туристским буклетам. Так он впервые узнал фамилию архитектора и инженера из Италии, Аристотеля Фьораванти, творца Успенского собора. Удивительная судьба этого человека, жившего полтысячелетия назад, самым необыкновенным образом окажется связанной с его личной, и приведет через двадцать лет к трагической и кровавой развязке.

Но тогда Черкизов особого значения всему этому не придал, договорился с комендантом и музейщиком-хранителем Собора, и запросто, по телефону, сообщил об этом флорентинцу. Задерганный делами по сдаче объектов, он забыл обо всем, и только через неделю ему напомнили об этом. Его нашел тот самый музейщик, отозвал в сторону и вполголоса спросил с явной тревогой:

– Почему ваш итальянец простукивает наши стены?

– Он их измеряет… Он просил только это.

– Он стучит по стенам! Много стучит и мало меряет. Что он в нашем Соборе ищет? Я потребовал, чтобы он немедленно прекратил. Но из уважения к вам никому пока не сказал.

– Спасибо… – ответил озадаченный Черкизов, – я вам обязан. Я этого не знал. Простите… больше не повторится.
<< 1 2 3 4 5 6 7 ... 47 >>
На страницу:
3 из 47