Как Гломп принцессе мужа искал

лесные неурядицы.

Какие глупцы вообще романтизируют лес и горы? Что может быть ужаснее проснуться от холода в деревянной телеге посреди обглоданных сосен и елей? Еще противные насекомые, что все время норовят тебе залезть под шиворот или укусить за щеки или просто посчитают своим препятствием и проползти через тебя, как через камень – отвратительные ощущения.

Эмилия говорит, что, сидя у костра, она чувствует себя свободной, даже не знаю, я, Гломп, сидя у костра, ощущаю себя куском недобитой свинины, которая, с одной стороны, обгорела, а с другой прокоптилась и замерзла! Еще этот дурацкий дым, что все время норовит залезть тебе именно в лицо, независимо с какой стороны ты сядешь от костра! Если уралийцы действительно когда-то там произошли от гоблинов, то теперь я, главный советник короля, постепенно обратно превращаюсь в лесную жабу, что только и может квакать от беспомощности и бессилия и иногда есть комаров, что, надо сказать, еще то занятие!

– Ты говоришь, что к этому путешествию готовилась целых десять лет, а быть может, еще больше, – сказал Гломп, – так ответь тогда мне, почему у нас закончилась еда уже на четвертый день этого отвратительного путешествия! Тебе не кажется, что ты просчиталась?!

– Вовсе нет, – как обычно, невозмутимо ответила Эмилия.

Можно было подумать, что она готовилась к голодовке все это время! – Ехать с телегой, битком набитой мясом, глупо.

– И в чем же заключается глупость? Ответь мне, Э-ми-ли-я.

– Глупость заключается в том, что лес полон хищников, а мясо имеет свойство пахнуть. К тому же ехать с телегой, битком набитой едой, попросту затрудняет движение. А наши коровы сами должны что-то еще есть и пить. С полной телегой мы были бы вынуждены ехать в два раза дольше.

– Звучит так, словно ты выдумала это на ходу!

– Хах, – усмехнулась Эмилия. – Да и к тому же зачем брать с собой мясо, когда его можно просто добыть. У меня есть лук и стрелы, а также короткий клинок.

– Ну да! Ты оказывается еще и охотник! Есть еще какие-то твои магические свойства и качества, которые внезапно окажутся полезными? Быть может, ты и летать умеешь!

– Нет. Хотя кто его знает, – улыбаясь, сказала она. – Я пойду на охоту, а ты посторожи повозку.

– Конечно! Как скажете, ваше величество! Я же ведь тоже непревзойденный сторож и охранник, а еще пастух этих коров!

Кажется, Эмилия смеялась. Зато Гломпу было не до смеха, потому что никакого удовольствия ему не доставляло общество коров. Еще будучи маленьким, он отчетливо помнил, как пытался последить за коровами, но, к его сожалению, слов эти тупые существа не понимали, а силы у них оказалось намного больше, чем у него, и как бы он не старался держать их за хвост, они все равно его волокли, куда хотели, именно поэтому, когда он вырос, он с особым удовольствием ел говядину и просто обожал обгладывать кости с мыслями, ну-ну коровы, посмотрим, кто кого! Но не только коровы ему не нравились, он попросту не желал оставаться один в лесу. Хоть и эта маленькая выскочка его постоянно раздражала, но с ней ему было спокойнее, чем без нее, а теперь, когда она ушла, его окутал страх. Еще и лес! О боги, кто вообще придумал лес, почему он всегда такой таинственный и страшный, почему его кусты устроены так, словно в них всегда кто-то затаился и только ждет лучшего случая для нападения! Если б Гломп был каким-нибудь разбойником, то он непременно сидел бы в каком-нибудь лесу! Хуже, чем у леса, репутация только у болот! Вот почему всякая страшная нечисть всегда обитает в подобных местах, словно они созданы друг для друга. Вот Гломп создан для кровати, а опасность – для леса, и эти две параллельные жизни никогда не должны были пересечься, но нет, старший советник короля сейчас сидит возле телеги с коровами в самой гуще леса, а самое отвратительное в его ситуации то, что ему, бедному, и бежать-то некуда.

Какое-то время он сидел возле кострища, но странные шорохи, глупые звуки, которые то ли издавал ветер, то ли какие-то летающие твари, никак не давали ему расслабиться. Но это было только самое начало его страданий! Спустя еще какое-то время, пара веток деревьев, что стояли неподалеку от него, ни с того ни с сего решили сломаться и с грохотом упасть на землю! Если у этих веток был план довести до сердечного приступа Гломпа, что ж, у них почти получилось!

Гломп вскочил, дернулся, припрыгнул, взвизгнул так, что, наверное, поставил весь лес в известность о происшествии, сам же испугался своего крика, упал, побежал к телеге и несколько раз запнулся о собственный халат, забежал внутрь телеги и хотел забраться в собственный мешок, и ему бы это удалось, если бы тот был подходящего размера! Но, увы, в мешок залезла только голова! Поэтому ему пришлось забиться в угол в надежде, что если сейчас из кустов выйдут охотники или бандиты, а того хуже какой-то безумный хищник, то его посчитают не больше, чем мешком с тряпьем. Именно для этой цели он укрыл себя халатом так, чтобы ни у кого не возникло никаких вопросов. А самое главное, он застыл и стал прислушиваться к происходящему.

Но сколько бы он не прислушивался, кроме бешено стучащего сердца, что поддавливало горло, он так и ничего не услышал, и только было он расслабился и собрался выходить из своего убежища, как вдруг! Телега дернулась с места и куда-то поехала. Вся жизнь Гломпа искала выходы из его небольшого и крохотного тельца и безуспешно пыталась выскользнуть сквозь разные отверстия. Гломп икнул и потерял сознание.

Когда Гломп очнулся, то первое время не помнил, почему эта телега все еще едет, и неужели Эмилия без обеда отправилась ехать дальше по лесу, а когда вспомнил про ужасное нападение на их лагерь и свой героизм, то тут же вжался в себя.

«Надеюсь, эти разбойники не едят честных уралийцев», – подумал он про себя и начал рисовать картины свой кончины. Гломп настолько разошёлся в собственных фантазиях и представлениях своей несовершенной и печальной судьбы, что постепенно расслабился, а потом и вовсе развалился на телеге, потому что всякому известно, что страдать и фантазировать намного приятнее в удобной позе. А потом он совершенно устал страдать да к тому же ему захотелось есть! Поэтому он решил аккуратно встать и подползи к началу повозки, чтобы хотя бы взглянуть на своих похитителей и, если они окажутся не такими уродливыми, то хотя бы попробовать попросить поесть, в конечном счете, ведь мы все люди, и они просто обязаны накормить жертв похищения уж тем более таких значимых, как главный советник короля! Однако, к своему изумлению, сколько бы он не пытался вглядываться в разные щели и из разных ракурсов, никого за поводьями не было. Телега катилась сама по себе куда-то вперед.

Гломп вышел из телеги дернул за вожжи и еще больше возненавидел коров.

– Я клянусь, что съем вас, тупоголовые создания! И когда я буду вас есть, я обещаю, что буду смеяться, вспоминая ваше предательство! Ведь Гломп всегда выходит победителем! – злобно сказал он, однако коровы продолжили неспешно двигаться вперед, им хватало наглости не слушать приказов старшего советника. – Да остановитесь вы, тупые коровы! – орал Гломп и параллельно думал, что же ему дальше делать и как найти Эмилию.

Наконец, повозка остановилась. Гломп обессиленный упал на пол телеги и стал думать, однако его размышления прервал звук поломанной ветки.

– Ну уж нет! – Взревел он. – Только не на этот раз! – Рычал он дальше и, злобно встав, пошел на звук. – Я не дам себя обмануть второй раз! И никакое тупое дерево не позволит себе больше пугать великого старшего СО!… – но на этом Гломп резко замолчал, потому что он увидел очень странное создание, с любопытством разглядывавшее телегу. Это было какое-то непонятное существо: на голове и руках у него явно торчали перья, но это не была птица, у него были руки и ноги, покрытые каким-то мхом или травами. Гломп посмотрел на него и все, что только смог выдавить из себя, было: – З-з-з-здра-с-те… – На этом его жизнь окончательно покинула тело. Он уже привычно икнул и потерял сознание.

Признаться честно, никто в мире не смог бы поверить в то, что тело Гломпа настолько сильное и прочное, даже он сам. Открыв глаза, он обнаружил себя привязанным, но, самое удивительное, живым.

– И это после такого-то нападения! – Удивился Гломп. – И после этого Эмилия будет говорить, что в нашем славном королевстве нет воинов! – возмутился он, а после осознал всю плачевность своей ситуации и ужаснулся, что все это он произнес вслух. Однако ему хватило сил осмотреться.

Вполне себе убогое жилище, он бывал в подобных, когда иногда позволял себе явиться в хижины каких-нибудь пастухов. Ничего примечательного, все из дерева, причем старого, ни одной каменной постройки. Небольшая дверь, в центре стоит костер в потолке дырка для выхода дыма.

– Примитив, – констатировал он.

Вокруг какие-то травы, собранные и систематизированные по какому-то непонятному признаку, сплошные залежи веников как сухих, так и свежесплетенных.

– М-да… – Сказал он. «И это хижина страшного разбойника! Сплошные недостатки и убожества», – подумал про себя.

Спустя какое-то время дверь отворилась, и в хижину вошло это непонятное создание. Гломп вжался, но его тело уже категорически отказывалось впадать в обморок, однако уже по сложившейся традиции он икнул. Неожиданно это существо сняло с себя мох, словно это была его одежда, и перед ним предстало словно другое, но все равно странное создание. Его голова напоминала обычную голову, даже с признаками какой-то мысли, однако вместо волос оно было покрыто перьями, как и руки этого существа, да как и ноги.

«Неужели! – Удивился Гломп. – Неужели меня похитила огромная курица! Вот так, вчера ты ешь курятину, а сегодня она тебя, – подумал он, – таков жестокий круговорот мира».

Это создание взяло пару поленьев, а надо сказать, руки у него хоть и были покрыты перьями, но все-таки это были руки и ладони – ладонями, и оно подкинуло эти поленья в костер. «Ну все, сейчас меня будет жарить эта курица», – подумал про себя Гломп. Хорошо хоть не корова, а то этого он бы точно не вынес.

Это создание посмотрело на Гломпа, на удивление у него было приятное чистое лицо, его кожа был золотистого цвета, а аккуратно сложенные перья огненно-золотистого, вместо носа и рта, что было очевидно, красовался один аккуратный клюв.

– Глокло-глок-ко-рок-пор-ку, – что-то там проговорило это создание.

– Увы! – словно плюнул Гломп в ответ. – Я не понимаю тебя, курица! – Закончил он с сожалением, а ведь и правда, как было бы удобно, если бы он в свое время выучил куриный и говяжий язык, о! Как бы это облегчило задачи фермеров и пастухов! А каких бы гадостей он смог бы наговорить коровам!

Это существо еще пару раз предприняло попытки что-то там спросить, но Гломп не понимал ни слова, в конечном счете, создание прекратило подобные попытки и, не обращая на него никакого внимания, попросту занималось своими делами.

Глядя в дырку в потолке, Гломп понимал, что на улице уже вечер, и уже вряд ли можно ожидать прихода Эмилии. Даже если она выжила в лесу и вернулась обратно, то она не сможет найти его и, скорее всего, замерзнет этой ночью, а если и не замерзнет, то его она вряд ли сможет найти, а даже если и найдет, то как она его спасет из лап этого создания? Вот так и закончатся его поиски мужа принцессе Хлюрдии.

Где-то ровно на этих мыслях или, быть может, чуточку позже внезапно отворилась дверь, и в хижину ворвалась Эмилия с туго натянутой тетивой и стрелой, готовой пронзиться в тело создания.

– Давай, Эмилия, прибей ее! – заорал Гломп, в его теле появилась жизнь, а с ней и цель, и надежда.

– Клок кок штрокулок, – заговорило существо.

– Да, молись своим куриным богам, скоро ты увидишь мамочку! – злорадствовал Гломп.

– Корт протртуорт, – вдруг сказала Эмилия. Гломп замер.

– Не передразнивай ее! – единственное, что смог выдавить из себя Гломп в сложившейся ситуации.

Однако они еще какое-то время курковалии, даже в какой-то момент Эмилия расслабила тетиву и опустила лук.

– Все нормально, Гломп, это не враг, я тебя сейчас развяжу.

Гломп молчал. Он еще долго не мог ничего сказать и просто сидел у костра и смотрел, как эти два создания говорят на птичьем языке, что вообще не вписывалось ни в какие нормы. Он вдруг внезапно понял, что ничего не знает об Эмилии и не понимает, как живя с ней в одном и том же здании, она стала такой.

– Я и не знал, что ты говоришь на курином языке, – как-то раздосадовано сказал Гломп. В его словах не было ни иронии, ни сарказма, ни злости, в его словах чувствовалась потерянность маленького ребенка, который заблудился и ищет дом.

– Это не куриный, – посмеиваясь, ответила Эмилия, – это общий язык, общепринятый язык, – пояснила она.

– Кем принятый?! Для кого он общий, для меня это не общий язык! Я что не являюсь частью какого-то общего мира? Наша страна тоже не является частью общего мира! Наше государство! Что! Я… – он замолчал и умоляюще посмотрел на Эмилию. – Я не понимаю.