Олимпийские сонеты. Стихотворения

Хиос. Вечер в Турецком квартале

Я шел к своим и верил в неуспех:
О, сколько их, свершений несвершенных…
Вдруг черный луч из чьих-то глаз бессонных
Впился в меня сквозь сеть мушарабьех.

О стольких снах, для воли схороненных,
О стольких снах шептал мой скорбный смех,
И дрогнул я от муки взоров тех,
В мой вольный бег завистливо влюбленных.

Быть может, мы друг в друге тех нашли,
Кому уделы наши для земли
Готовил Рок: тебе – мои доспехи,

Моих друзей и недругов моих,
А мне – твой мир, твои мушарабьехи
И сны в тени киосков кружевных.

Шторм в Архипелаге. Сон

И снилось мне: с взволнованных высот,
Где вился смерч подоблачной колонной,
Спускалась зыбь к прозрачности придонной,
Спускалась зыбь разбить хрустальный грот.

На дне морском, в тиши хрустально-сонной,
Ни рыб, ни трав, ни чудищ не живет:
Кто не доплыл до порта, только тот
Лежит в песках и спит, завороженный.

Бежали две, дитя и мать, по дну.
Все ниже зыбь спускалась в глубину,
Смотрела мать безумно и устало.

Но не могло дитя ее понять:
Склонялось к дну, задерживало мать
И камушки цветные собирало.

У скал Атики. Тень Лукреция

«Suavi mari magno turbantibus aequora ventis…»

    De rer. nat., II

С высоких скал отеческой земли
В ненастный час, когда бушуют воды,
Люблю смотреть, как страждут мореходы,
Как рвется снасть и тонут корабли.

И в дни войны на битвы и походы
Люблю смотреть, от всех тревог вдали.
Я рад не злу: я рад, что обошли
Меня, меня суровые невзгоды.

Но лучше нет, – подняться в светлый храм,
Воздвигнутый в надзвездьи мудрецами,
И радость пить блаженными устами,

Сопричастясь к нетленным их дарам,
И видеть свет: и изредка оттуда
Смотреть на мрак мятущегося люда.

Станция Олимпия

Я попирал ногами прах Элиды.
За мною вслед две чьи-то тени шли.
– «Hotel d’Lympie, Бордо, Клико, Шабли,
Табль д’от, билльярд, оркестр, фут-болл и виды».

– О Зевс, о страж священной сей земли,
Прими меня под сень своей эгиды! —
Я протянул им пару драхм, и гиды
Ушли в тенях темнеющей дали.

Как тихо здесь. Смятенным, спешным шагом,
В пустынной тьме, в забвеньи, без пути,
Иду, один, над страшным саркофагом.

Как страшно здесь, как нужно здесь идти:
Здесь подо мной, века не увядая,
Бессмертно спит невеста молодая.

Кронейон. Над раскопками

Здесь холм во тьме. А там, из-за барьера,
С Аркадских гор подъемлется луна
И плещет в дол, ярка и зелена,
Переклонясь, как полная патэра.

И все внизу, – как будто все из сна,
Которому в явленьях нет примера,
Все – как смарагд, все странно, как Химера,
И призрачно, как глубь морского дна.

Сквозь зыбкий свет зеленого потопа,
Как с острова, гляжу с холма туда,
И в том, что там, не видно мне труда