Альфонс Алёша

6.       Кроме всего прочего Лёша запланировал дочитать эти мэрские регламенты.

Через полчаса кропотливой работы его застал звонок любимой:

– Нам сделают регистрацию! Сегодня! Моя бывшая одногруппница работает в паспортном столе, мы прямо на дом её вызвали, есть такая услуга.

– Я делаю это только ради правнучек! – раздался на заднем плане недовольный голос Евдоксии Ардалионовны.

Лёша ощутил прилив ресурса. Вот что значит грамотное делегирование. Удача улыбается сильнейшим. Можно будет и в мэрию сегодня успеть.

В машину сел Крылов.

– Поехали!

Лёша тронулся, прикидывая, как бы ему обнаглеть до такой степени, чтоб отпроситься с работы пораньше часа на три. Притом, что сегодня он опоздал на четыре. Всё решилось само собой. Крылов ещё не успел сообщить точный адрес следования, как у Лёши снова зазвонил телефон. Он принял вызов по громкой связи, ибо сказано в писании: не при помощи рук, а только посредством специального устройства.

– Лёша! Нам детей перепутали! – это был голос Кати.

– Как перепутали? В роддоме?

– Лёша, ты дурак?

Лёша не нашёлся, что на это ответить, да ещё и без использования рук.

– Просто высади меня у метро, – сказал помрачневший Крылов, и это было оптимальным для всех решением.

– Никому не двигаться!

Катя с бирками в руках закрыла собой тройняшек, не подпуская к ним бабушек, которые замерли с виноватыми лицами.

– Вы которую мыть носили? – спросила Катя у свекрови.

– Эту, – мама Лёши не совсем уверенно указала на одну из внучек.

– Да где там! Эту я носила! А ты – ту! – вмешалась Катина мама.

Намытые девочки радостно дрыгали ногами, будто им нравилось быть перепутанными.

– Почему у них бирки сняты?! – взвизгнула Катя. – Почему?!

Тёща и свекровь хранили молчание – а что тут скажешь?

– Ещё раз! – снова начала Катя. – Ты которую носила?

– Эту. Вроде бы.

– А где она до этого лежала?

Тут на шум в комнате появилась Евдоксия Ардалионовна и мигом оценила обстановку.

– Боженька моя! Перепутали? Ай-яй-яй! Ша! Разойдись, я сказала! – с этими словами она подошла к люлькам и склонилась над девочками. – Ну, что ж вы шум-то подняли? Это Афина, это Офелия, а это Евочка! Да?

Девочки не возражали. Прабабушка показала правнучкам козу и повернулась к изумлённым женщинам.

– Чего вы на меня уставились? Я сердцем чувствую. Когда любишь, разве перепутаешь? Катенька, золотко, не надо так переживать – молоко пропадёт… Ой! У меня же чайник!

И добрая старушка выскользнула из комнаты, оставив Кате надевать бирки на ручки дочерям.

– Разорались, истерички, – ворчала Евдоксия Ардалионовна, шаркая по коридору, – Перепутали! Какая разница, когда они одинаковые? Геморрой на мою голову… – И она закрылась в своей комнате строить планы по выселению докучливой родни.

Лёша как попало бросил машину посередине двора и помчался в дом. Вбежал в квартиру, скинул ботинки и ринулся к семье, как вдруг неведомая сила выдернула его из летнего дня в какую-то космическую ночь, и он очутился в комнате с зашторенными окнами, которая освещалась лишь улыбками кинозвёзд.

– Ни слова! Все спят! – ощутил он на своей шее нежный шёпот хозяйки квартиры.

– Но там…

– Спокойно, юноша! Я с ними разобралась. – Евдоксия Ардалионовна смерила Лёшу взглядом, добавила, – а теперь и с тобой разберусь, – и насильно усадила пленника в глубокое кресло.

Москва слезам верит

– Знаешь ли ты, Алёша, как мне досталась эта квартира? Вы, дураки, почему-то думаете, что в Союзе всем подряд жильё бесплатно выдавали. Как бы не так! Будь любезен очередь отстоять. Лет этак двадцать пять. Доживали не многие. Быстрее других получали строители и всякая там тяжёлая промышленность. Нам, служителям муз, всегда кости с ливером. Художник должен быть голодным. Я в очередь встала сразу, как перебралась в Москву. Девочка из рабоче-крестьянской семьи. И каково же мне было узнать после десяти лет в коммуналке, что квоты срезали. Говорят, не в этот год. И не факт, что в следующий. И вообще… А у меня пузо! Твою вторую маму ждала. Терять мне было нечего.

Пошла в горисполком. Тоже лето, жара. Прямо к председателю. А его нет! Секретарша, дрянь, ну меня прогонять. Дескать, по личным вопросам в последний четверг приходите. Аж напирает, аж толкает меня. Долго мы с ней боролись. Тут и сам председатель является.

– Что, – спрашивает, – тут у вас творится? По какому вопросу?

– По квартире, – секретарша ему говорит, да так едко, – не можем, мол, отделаться.

Он-то видит, что я беременная. Сторонится меня. А я знаю, что этого сухаря словами не проймёшь, он тёртый, всё нипочём. И начинаю… плакать! Натурально включаю дождик. А это у меня природный талант. Бывало, дам со сцены слезу – и по всему залу мокрота покатится. Платочки достают. Дощщь!

Не по себе председателю. Он юрк в кабинетик свой, мол, разбирайтесь без меня. А у меня намерения серьёзные. Сижу, реву, мне торопиться некуда. В театре каникулы. Крыса эта меня не трогает – я мокрая. Терпит.

Долго ли, коротко ли, председатель выходит на обед. Видит снова меня, делает своей крысе вопросительный знак. Та руками разводит. Я реву, работаю – это только прелюдия. У меня хоть на весь день концерт в запасе.

С обеда он уже боязливо шёл. Крыса ему намекать стала, мол, поговори с этой умалишённой. Он встал надо мной, пыхтит, руками шевелит, но трогать не решается. Я реву – останавливаться нельзя. Он снова в кабинете спрятался. Я публику чувствую, стала нотами добавлять. Секретарка уже хочет вешаться. Посидит, посмотрит на меня, потом наберёт документиков и бежит к председателю. И только дверь распахнётся – я голосом усиливаю.

Приходили к нему делегации на совещания. Туда идут – на меня головами качают. Обратно – тоже. Понятное дело: председатель довёл до слёз бабу беременную.

Одолела я его. В шестнадцать тридцать выходит и командует мне:

– Вы! Зайдите!

Секретарка аж руки к небу подняла!

Решилось всё быстро. Ордер председатель лично мне подписал. В ту же неделю я отмечала новоселье. Вот таким нехитрым путём, Алёша, и я добыла себе четырёхкомнатную квартиру. Репетиции, репетиции и ещё раз репетиции.

Евдоксия Ардалионовна сделала реверанс, и руки восхищённого Лёши сами собой зааплодировали. Однако хозяйка затащила его сюда не для того, чтоб развлекать актёрскими байками.

– Давай, покажи-ка мне, как ты пойдёшь в мэрию, – сказала она режиссёрским тоном.