Связь без брака

Он согласно закивал.

– Хорошо, тогда в школе скажешь, что я довёл тебя до двери.

– Конечно, Никанор Филиппович.

Он обрадовался, полез в карман и выудил оттуда белые и жёлтые монеты.

– Держи, купи себе булочку.

Руки я мгновенно подставил, и жиденький ручеёк монет различного достоинства перекочевал ко мне. Я мгновенно посчитал, обрадовавшись, что там было пятьдесят пять копеек.

– Спасибо, Никанор Филиппович.

– Ну, бывай, – он махнул рукой в сторону школы, а сам пошёл в другую.

Избавившись от провожатого, я только обрадовался. Деньги жгли карман, а это значило, что можно было зайти в магазин, пока он не закрылся. Сорвавшись с места, я побежал туда, где знал, что продавались спортивные товары. До закрытия оставалось ещё десять минут, но продавщица уже закрывала магазин.

– Тётенька, – жалобно заныл я, показывая ей медаль и грамоту, – продайте майку и шорты, соревнования завтра, а у меня всё украли.

Она открыла было рот отбрить меня, поскольку лень было возиться, но медаль спасла положение.

– Ладно, только быстро, – смиловалась надо мной богиня торговли и открыла дверь, пропуская внутрь.

– Спасибо! – я сразу бросился к одежде и с ужасом понял, что денег хватает только на что-то одно.

«Тогда шорты, – решил я, хватая и примеряя их прямо на школьные брюки, – побегаю в майке, ничего страшного».

Заодно глянув, сколько стоят кеды, я покачал головой и бегом бросился к кассе.

– Ты же майку ещё хотел, – удивилась она, пробивая мне товар.

– Не хватает, – я расстроенно развёл руками.

– Как же ты бегать будешь?

– Главное, шорты есть, а там что-нибудь придумаю, всё равно спасибо вам, что помогли!

– Не за что, – отмахнулась она от благодарности.

После дорогостоящей покупки у меня осталось почти семьдесят копеек, из которых пятьдесят я отложил Губе, а на двадцать успел урвать сосачек «Дюшес». Конфета расплылась во рту давно забытым сладким вкусом, так что я даже блаженно зажмурился, в интернате конфет не было, лишь изредка давали булочки или же песочные пирожные с джемом между слоями. Но они редко кому доставались, старшаки целыми подносами уносили их себе в крыло, чтобы было с чем пить чай целую неделю, а потом так же подносами и выкидывали, когда привозили новые.

В весьма приподнятом настроении я отправился в интернат, вот только чем ближе я к нему подходил, тем быстрее уходила нега и расслабленность, а тело снова собиралось в сжатую пружину. Свобода закончилась. Время было уже довольно позднее, но вахтёр был предупреждён о моём появлении, так что просто пропустил, и я направился к себе, своим появлением вызвав фурор среди соседей. Во-первых, я разделил между ними поровну конфеты, введя их в священный экстаз, и они сразу по три штуки жадно запихали в рот, во-вторых, медаль и грамота им тоже понравились, ну и, в-третьих, мои шорты долго рассматривали и цокали языками.

– Что за шум, а драки нет, – дверь открылась, и на пороге появилась неизменная парочка. Настроение окончательно испортилось.

– Ты смотри, Губа, они тут конфеты жрут! – изумился Бык, забирая у всех «Дюшес», кроме тех, что были во рту.

– Ты принёс? – семнадцатилетка повернулся ко мне.

– Да, – признал я очевидное.

– Деньги добыл?

Я опустил руку в карман и высыпал пятьдесят копеек на тумбочку, а не в протянутую руку.

– О, можешь же, когда хочешь, – удивился он, сгребая всё себе, – в следующий раз принесёшь рубль, если ещё и на конфеты хватило.

– Что это у тебя, – открыл рот молчавший до этого Губа, показывая на мою кровать.

«Б…ть», – выругался я про себя из-за того, что не додумался спрятать шорты под матрас, как раньше это сделал с медалью и грамотой.

– Спортивные шорты, они нужны мне для бега.

– Лучше отдай мне, – он протянул руку.

– Нет, – я встал спиной к кровати, поскольку отдавать первую вещь, которую купил себе сам, мне не хотелось.

В комнате повисла тишина, затем мои соседи сами встали и вышли из комнаты. Бык закрыл за ними дверь, подойдя к товарищу.

– Я думаю, ты стал себе слишком много позволять в последнее время, – оповестил он меня, – давно в больничку не попадал? Так это мы сейчас обеспечим.

– Немой, лучше отдай тряпку, и всё, – Губа покачал головой, – ты знаешь правила.

Я бросился к кровати и рывком вытащил дужку, которую заранее ослабил и держал для подобного случая, когда нужно будет защищать свою жизнь.

– Ты сам подписал себе приговор, – они оба отодвинулись от меня, а Губа сказал: – Позови, Бык, ещё троих, нам понадобится помощь.

Тот кивнул и бросился бежать, а я, пошарив рукой за спиной, взял шорты, затем наступил на них ногой и разорвал почти на две половинки, бросив их ему.

– Надеюсь, тебе они будут в самый раз.

Губа оскалил зубы и готов был броситься на меня, но кусок металла в моей руке заставил его быть осторожным, и он дождался товарищей. Они пришли, кто с ножом, кто с такой же дужкой, и, окружая меня в не сильно широкой комнате, радостно заулыбались.

Чтобы ко мне не зашли со спины, пришлось отступить к окну, и когда я упёрся спиной в подоконник, а они поняли, что у меня другого выхода нет, парни бросились на меня вчетвером. Всё, что я успел, – это два раза отмахнуться, прежде чем дужка, такая же, как и моя, не опустилась мне сначала на руку. После чего табурет прилетел мне в голову. Сознание мгновенно поплыло, и я уже не чувствовал, как меня повалили на пол и стали жестоко избивать, зато отлично запомнил свёрнутый набок нос Губы, из которого хлестала кровь.

Глава 8

– Иван! Иван! – голос доносился до меня словно издалека, но он был настойчив, никак от него было не отвязаться. Я с трудом попытался открыть глаза. Картинка расплылась, но затем с трудом собралась в обеспокоенное лицо директора, сидевшего рядом на табурете.

Я попробовал пошевелиться, но мне это не удалось, всё тело было словно один большой синяк, к тому же на груди виднелись бинты. Всё, что я смог, – это оглядеться в поле своего зрения, чтобы понять, что нахожусь не просто в больнице, а, скорее всего, в реанимации.

– Иван! Ты слышишь меня?! – продолжал бубнить директор, так что пришлось кивнуть.

– Сейчас тебя будет опрашивать милиция, не вздумай им что-то сказать, – угрожающе сжал он мне загипсованную руку, и боль прострелила по всему телу, – если будешь молчать, я тебя награжу! Слышишь?!

Я лишь кивнул, не в силах ничего сказать, а он, удовлетворённый, вышел из палаты.

Через час вошедшая медсестра поставила капельницу, с жалостью глядя на меня, а через два, когда я наконец полностью пришёл в себя и мог хотя бы шевелить языком, в палату заглянул человек в синей форме, с накинутым на плечи белым халатом. Его я не знал.