Я поднялся, подошёл и обнял её.
– Не пропадай только, пожалуйста, надолго.
Она подняла голову и подставила губы для поцелуя. Поцеловав Аню, я собрал оставшиеся вещи и покинул её дом.
Глава 2
Вернувшись на тренировочную базу, я сразу же получил втык от тренера за то, что пропал и не предупредил его, но быстро его успокоил, сказав, что всё согласовано с кураторами, и вообще, ему должны были об этом сказать.
– Сам мог позвонить хотя бы, – пробурчал фронтовик, но отстал от меня.
Поняв, что двадцатку бегать уже поздно, я переоделся и отправился на лёгкую пятёрочку, блаженно щурясь на солнце. Неожиданно отношения с Аней вышли на новый уровень, а я не знал, как к этому относиться. С одной стороны, она сама сказала, что они временные, поскольку для себя она хочет иного, с другой – я всё время балансировал на зыбкой грани. Мне постоянно нужно было играть взбалмошного подростка, это настолько сильно у меня внедрилось в сознание за эти годы, что я иногда сам удивлялся, как взрослый мозг быстро на это перестроился и подогнал стандарты поведения под юное тело с гормональными перепадами настроения. Мне было сложно порой разделить, где я должен поступать как взрослый, а где как подросток, настолько всё стало зыбко. А находиться постоянно рядом с профессионалами своего дела и пытаться притворяться, не ведя себя как подросток во всём, даже в мелочах, было бесполезно, уверен, меня бы давно вычислили и отвели куда надо, позадавать вопросы. С нынешним же поведением все видели перед собой пусть и талантливого не по годам, но подростка, и меня это совершенно устраивало, пусть и какая-то взрослая часть сознания этому противилась.
Выбранная же линия поведения давала результаты, и меня это полностью устраивало, гораздо сложнее было бы интегрироваться в общество, если бы меня принимали за взрослого в детском теле. В людях это вызвало бы как минимум неприязнь, поэтому требовалось задвинуть подальше возмущающуюся взрослую часть сознания, которая обиженно ныла, что я веду себя… как подросток, являясь взрослым. Приходилось придерживаться нынешней линии поведения – изображать болтливого, взбалмошного, не видящего берегов подростка, у которого проявляются признаки звёздной болезни от успехов.
С этими мыслями я вернулся с пробежки на стадион, сразу замечая, что на нём вместо спортсменов маячат знакомые крепкие парни в костюмах. Приглядевшись, я увидел на трибуне сидящего товарища Петрова – отца Ани. Понимая, что её опасения, видимо, сбылись, я вздохнул и ускорился, подбегая к нему. Он меня увидел и ждал, поэтому, едва я остановился рядом, комитетчик, хмуро осматривая меня с ног до головы, спросил:
– Что в этот раз? Тайфун? Наводнение?
– Не понимаю, о чём речь, – я решил не давать ему информации, пусть сам скажет, о чём ему стало известно.
– Всё ты понимаешь, сопляк! – рявкнул он, приподнимаясь с лавочки. – Ты ведь жизнь девочке портишь! Прощелыга мелкий!
– Расскажите, пожалуйста, в чём я ей порчу жизнь, по вашему мнению?
Он зло на меня посмотрел.
– У Ани есть жених, если ты не знал, хороший парень, они знакомы с детства! И тут появляешься ты, и она полностью меняется, даже отказываясь обсуждать тебя и ваши отношения! И это со мной! С отцом, от которого у неё никогда не было никаких секретов!
«Фух, ну хоть главное ему, видимо, неизвестно, – облегчённо вздохнул я, – он думает, что мы пока только встречаемся».
– И теперь это! – он показал пачку знакомых фотокопий. – Кто тебя уполномочил рассказывать о ней хоть что-то?!
– Товарищ Петров, – я посмотрел ему в глаза, подойдя вплотную, поскольку понял, что в покое он меня не оставит, а это значило, что, поскольку Ане я обещал ничего не рассказывать, нужно, чтобы он до всего докопался сам, ещё и при этом не доставал дочь расспросами, – а давайте поиграем с вами в игру «Проведи расследование»?
– Что? – он осёкся, не понимая меня. – Какую игру, что ты несёшь?!
– Простая такая игра, – я пожал плечами, – вы выключите роль отца у себя в голове, включите роль сотрудника органов государственной безопасности и проведёте расследование в МИДе на тему: «О чём молчат молоденькие, симпатичные сотрудницы, работающие там не больше пяти лет». Как его закончите, снова включите роль отца, и мы вернёмся к этому разговору, а пока простите, если вы не хотите меня арестовать, мне нужно тренироваться.
Он с недоумением посмотрел на меня, но ничего не сказал, а поднялся и пошёл на выход со стадиона, охрана последовала за ним.
***
Время до начала сезона бежало неумолимо, и я отказался от всего, что не касалось тренировок. Хотя товарищ Белый часто появлялся и намекал, что пора бы начать романтические ухаживания за Анной Константиновной, как это было указано в спущенном сверху плане. А я ему говорил, что это подождёт, нужно сначала подготовиться к соревнованиям, с Аней я смогу начать встречаться только после окончания сезона. Мы с ней с того самого дня и не виделись больше, она мне не звонила, а я, уйдя с головой в тренировки, не хотел навязываться.
И да, этот идиотский план «расставание с женихом из КГБ» утвердили на самом верху, поскольку в Америке только что кипятком не писали от советской пары, попавшей на страницы всех их газет. Как мне говорил товарищ Белый, развернулись целые баталии в обсуждениях, уместно ли было прийти на великосветский приём в том, в чём пришёл я. Были противники этого, говоря, что это «ту мач», но имелись и защитники, которых оказалось большинство, особенно среди молодёжи, поскольку они правильно угадали, что это стиль Лиги большого плюща, а точнее, скопированный с покойного президента, которого любила вся Америка. Журналисты даже обратились к вдове Джона Кеннеди – Жаклин, чтобы она посмотрела мои фотографии и оценила их. Женщина подтвердила, что да, муж любил так одеваться, на светские приёмы в том числе, и особо это раньше никого не волновало. Ещё она подметила, что если бы этот советский парень был один, она бы ещё выразила сомнения в его стиле, но в присутствии рядом красивой девушки в вечернем платье явно от хорошего дизайнера мой стиль должен только подчёркивать – «да, я знал, что нужно надеть фрак, но я спортсмен, поэтому оденусь как удобно мне, но, чтобы не смущать вас, смотрите, сколько времени мы потратили на мою спутницу».
Закончив разборы со мной, критиканы переключились на Аню, некоторые пытались высмеять её неумение носить подобные платья или принять помощь кавалера по разделке лобстера, но и тут восторженная часть публики стала защищать уже её, говоря, что такой красавице позволено вообще всё. Особый шарм всё обрело, когда стали обсуждать, почему мы не вместе, а просто друзья, ведь на фотографиях явно тепло друг к другу относимся. Лучше бы мы сошлись и были такой красивой парой и в жизни, чем она сейчас живёт с агентом ужасного КГБ.
Всё это, сочно смакуя подробности, приносил мне комитетчик, радуясь словно ребёнок. Он также по секрету сказал, что звонили даже из ЦК, поинтересовавшись, почему это целую неделю в Америке обсуждают только двух советских граждан? У них там совсем, что ли, пообсуждать нечего? Когда было доложено, что это ведётся операция КГБ по созданию положительного облика советского гражданина на Западе, оттуда тут же в приказном порядке было сказано операцию продолжать! Пару соединить на время, пока вся эта говорильня в американских газетах не утихнет! Ну и, конечно, получив высочайшее дозволение, тут же задействованные механизмы пришли в движение, на нас завели отдельную папку, стали выделяться люди и, главное, деньги, и всё это подписывалось с грифом «срочно», «секретно». Поэтому товарищ Белый уже даже не намекал, а требовал ото всех отрабатывать зарплату и показывать американцам результаты нашей совместной работы, пока эта тема не сошла на нет, отодвинутая другими новостями.
Поняв, что он от меня не отстанет, я спросил его, что он собрался делать? На что комитетчик, загадочно улыбаясь, ответил, что всё, что мне будет нужно, – это просто подыграть и не говорить ничего Анне Константиновне. Подробности выдавать отказался, сказал, что для журналистов лучше показать естественную реакцию. У меня почему-то от этих слов ёкнуло в желудке.
***
До старта чемпионата Европы в Киеве оставалась неделя, я паковал немногочисленные вещи, намекая Сергею Ильичу, что пора заменить форму и обувь, в которых я выступаю, поскольку после последнего чемпионата они весьма поизносились.
Причём я говорил, что, если он не хочет тратить деньги фондов СКА, я готов купить всё за свои, пусть только найдут где. В «Спорттоварах» и близко ничего подобного нет. Кузнецов отмахивался, говорил, и это пока нормальное, а я слишком уж придирчивый. Все бегают и не жалуются, один я ною постоянно по этому поводу, и так уже тренировочных комплектов одежды у меня целых четыре штуки, солить их, что ли.
Объяснять советскому человеку, что у меня три тренировки в день и я не хочу в мокрое и потное влезать каждый раз, было бесполезно. Он ещё хотел меня заставить самого всё это стирать, но, к счастью, удалось пристроить одежду в прачечный комбинат при нашей воинской части, а то я бы с ума сошёл, ещё и обстирывая себя сам, тратя на это драгоценное время.
– Так, жду тебя у КПП, – он подхватил свой вещмешок и вышел из комнаты.
Я закинул последнюю футболку и повернулся к двери.
– Спуститесь, пожалуйста, на стадион, товарищ Добряшов, – на пороге, словно тень, появился худощавый, среднего роста человек с такими холодными глазами, что я мигом подхватил свой вещмешок и пошёл за ним. Когда мы вышли на поле, я увидел, что как-то слишком много кругом охраны и ни одного спортсмена.
– Вас ждут, – он показал на лавочку на трибунах, где на том же самом месте, что и в прошлый раз, сидел товарищ Петров, а рядом с ним – неизвестный мне человек в костюме-тройке.
– Добрый день, – я подошёл к ним ближе.
Оба они были примерно одного возраста, и отец Ани показал своему спутнику на меня, сказав только одно слово:
– Вот.
Тот оглядел меня с ног до головы и покачал головой.
– Читал уже. Наш пострел везде поспел.
Они замолчали, смотря на небо, а я стоял и переминался с ноги на ногу, понимая, что лучше сейчас молчать. Я не знал, кто второй, но, судя по количеству охраны, явно большая шишка. Прошло минут пять, прежде чем он повернулся к отцу Ани.
– Ну хорошо, отправлю я его туда, где одни бараны. Что делать со Светой? Зиной? Аней, наконец?
– Жёнам точно ничего не скажем, сошлёмся на его ошибку в работе, – замотал головой отец Ани, – я правду Свете не смогу рассказать.
– Да и я тоже, – второй опустил голову.
– Простите, можно я пойду? У меня самолёт скоро, – сделал я попытку незаметно ретироваться.
Оба не обратили никакого внимания на мою просьбу, снова замолчав.
– В ноябре открытый турнир по боксу на Кубок Москвы, – снова заговорил неизвестный мне человек, – подготовь, пожалуйста, к этому времени всё. По окончании он улетит куда-нибудь в Узбекистан в горный аул.
– Хорошо.
Тут они оба посмотрели на меня.
– А вы, молодой человек, раз эту кашу заварили, поговорите с Аней. Подберёте нужные слова.