Радио Судьбы

Последовал страшный удар. «Ниву» смяло, точно она была из папиросной бумаги. Лобовое стекло рассыпалось на мелкие осколки, окрасившиеся чем-то густым и красным, будто в салоне лопнул шарик, наполненный кетчупом. Цистерна покачнулась и стала медленно заваливаться на бок. Левые колеса тягача оторвались от асфальта. Какое-то время – несколько секунд – тягач удерживал цистерну, но потом тоже стал опрокидываться. Еще до того как кабина МАЗа упала в придорожную канаву, раздался мощный взрыв.

Это было утром шестнадцатого июля. В девять часов сорок две минуты.

Десять часов восемь минут.

Андрей Липатов свернул с дороги Ферзиково – Дугна на боковое ответвление, заканчивающееся тупиком в деревне Бронцы.

Липатов возил на своей «газели» хлеб, крупу, дешевые консервы и растительное масло по окрестным деревням. Что-то вроде частной автолавки, которые бегали по сельским дорогам в советское время, а теперь почему-то перевелись. В Бронцах был магазин, но там все стоило дороже, чем в Ферзикове. На рубль, на два. Липатов же продавал чуть подешевле, охотно верил в долг и никогда не возил откровенную дрянь типа шпротов, изготовленных в Подольске. Откуда в Подольске море? И рыба? Шпроты были мелкие, горькие и с изрядной примесью песка. Естественно, доверчивые сельчане на упаковку не смотрели, брали что подешевле, а потом плевались. Липатов подольские шпроты не возил. Он слишком дорожил своей репутацией.

Эта работа помогла ему выкупить «газель», достроить дом, одеть-обуть двух ребятишек и жену. И он не собирался ее терять. Ни жену, ни работу.

Он постоянно расширял радиус своей деятельности. Он был первым в Ферзикове, кто поставил на свою «газель» газовое оборудование. В самом Ферзикове газовой заправки не было, ближайшая – только в Калуге, но Липатов в последнее время ездил торговать и в Бебелево, а там уж до Калуги – рукой подать. В Калуге он заправлял газом огромный двухсотлитровый баллон, лежавший в кузове, и не торопясь ехал домой. Сэкономил – считай, заработал.

Он притормозил у ржавого указателя с надписью «Бронцы—3 км», включил правый поворотник и стал поворачивать. Здесь асфальт заканчивался и начинался разбитый проселок. Липатов сбавил скорость. «Газель», переваливаясь на кочках, тихонько ползла на второй передаче.

Он даже не понял, что заставило его насторожиться и нажать на тормоз. Сегодня что-то было не так. Что-то…

Старая магнитола, игравшая блатные песни (просто блатные песни, он даже не знал имена исполнителей), вдруг замолчала. В динамиках раздался громкий треск, затем на несколько секунд наступила тишина, а потом послышалось тихое шуршание и посвистывание.

Оно было… вкрадчивым. Даже немного мелодичным.

Липатов почувствовал, как между лопаток побежали мурашки. Едва ли сознавая, что делает, он протянул руку к магнитоле и выключил ее. Что-то… Какое-то странное ощущение. Оно все равно осталось. Он даже не мог понять, в чем причина этого ощущения он просто знал, что оно никуда не делось.

Он поставил рычаг на нейтральную передачу и вылез из машины. Невдалеке, метрах в пятидесяти, на дороге что-то лежало. Что-то продолговатое и черное. Казалось, оно шевелится.

«Что это? Бревно? Слишком неровное для бревна».

Он огляделся. Людей вокруг не было. Может, в придорожных кустах кто-то притаился? Он еще раз осмотрелся, уже внимательнее. Нет, никого. На всякий случай (это соображение – «на всякий случай» – не раз выручало его в жизни) он достал из кабины монтировку и медленно двинулся вперед.

Липатов прошел половину расстояния до странного темного предмета, перегородившего дорогу, и вдруг понял, что именно шевелилось. Стая ворон сидела на ЧЕМ-ТО, отдаленно напоминавшем…

Нет! Он боялся признаться в этом даже самому себе. Нет, этого никак не могло быть: прекрасным июльским утром, посередине дороги… Вот так запросто… Нет.

И все-таки он двинулся дальше, крепко сжимая в руке монтировку. Угольно-черные вороны деловито копошились, увидев приближающегося человека, они нехотя закричали, но улетать, похоже, не собирались Они продолжали сосредоточенно клевать ТО, что лежало на дороге.

Липатов переложил монтировку в левую руку и нагнулся. Взял камень.

– А ну! Пошли вон! – Он размахнулся и бросил камень точно в черную массу.

Две вороны с рассерженным криком поднялись в воздух, немного покружились и снова спикировали на ТО, что лежало на дороге. Остальные остались сидеть, как сидели.

Вороны вели себя очень странно. Обычно они никого не подпускают, стоит человеку появиться поблизости, как вся стая, хлопая жесткими крыльями, тут же улетает. Но эти… Эти продолжали клевать.

Липатов проглотил комок, вставший поперек горла. Только сейчас он почувствовал, что во рту у него все пересохло, словно он проснулся сегодня с тяжелого похмелья. Но… ведь он не пил уже восемь лет – с тех пор, как закодировался. С тех самых пор у него все пошло на лад. И шло хорошо. До сегодняшнего дня.

Он взял еще один камень. Бросил. Затем еще один. И еще. Он бросал и бросал, пока вороны наконец не расселись на ветках ближайшего дерева.

Они сидели на ветвях, как огромные ягоды бузины, иссиня-черные, вымазанные в чем-то красном.

Липатов опустил глаза и понял, в чем были вымазаны вороны. В ТОМ, ЧТО лежало на дороге… Он почувствовал, как комок в горле забился, запрыгал и вдруг скакнул вверх. Липатов согнулся пополам, и его вырвало прямо на летние ботинки.

– О! черт!

Он метнулся к придорожной канаве, пытаясь отвести взгляд от предмета на дороге. Мучительные спазмы сдавили желудок. Его еще раз вырвало – в мутную застоявшуюся воду канавы.

«Сколько он лежит? Вчера утром я проезжал здесь. Дорога была чистая. Вечером должен был идти автобус: от Ферзикова до Бронцев и обратно. Наверняка водитель заметил бы что-нибудь, если бы… Если бы он лежал здесь».

Липатов осторожно повернул голову. Осмелевшие вороны снова слетелись и принялись клевать то, что когда-то было человеческим телом. Но в этом теле была какая-то странность. Словно чего-то в нем не хватало.

Липатов отвел глаза. Вода в канаве, взбаламученная его блевотиной, постепенно успокаивалась. На какой-то миг ему показалось, что он видит свое отражение. И то, что он увидел, ему не понравилось. Волосы на голове шевелились, зубы оскалены, а глаза… Закрыты? Но как он может видеть все это, если глаза у него закрыты?

Внезапно до него дошло, что он видит вовсе не собственное отражение. На дне канавы лежала человеческая голова.

Липатов отшатнулся и упал на пыльную дорогу, больно ударившись копчиком. В следующее мгновение он вскочил, отбросил монтировку и кинулся назад к машине.

Он преодолел эти полсотни метров быстрее, чем мог бы досчитать до трех. Наверное, все мировые рекорды в беге устанавливаются именно так, а не на спортивных аренах. Просто некому их зафиксировать.

Липатов взлетел в кабину, и рука машинально потянулась к замку зажигания. Скрежет стартера напомнил ему, что двигатель работает. Он воткнул первую передачу и до упора выкрутил руль влево. Мелкий щебень брызнул из-под задних колес. У самого края разбитой дороги он резко нажал на тормоз и затем, так же резко, сдал назад. Снова выкрутил руль до упора влево…

На мгновение страшная картина, стоявшая перед глазами, исчезла. Он больше не видел ни истерзанного тела, ни оторванной головы, скрытой грязной водой канавы. Он прислушался. В машине что-то громко шипело и свистело. Магнитола продолжала работать, хотя он ее выключил. Из динамиков доносились щелчки, шипение и свист. Он протянул руку и вырвал провода, идущие от аккумулятора к магнитоле. Но звуки не прекратились. Наоборот, они стали еще громче – словно в насмешку над ним.

И тогда он закричал, глухо и протяжно.

* * *

Десять часов восемнадцать минут.

В штабе МЧС города Серпухова прозвучал звонок.

– Да! Дежурный по штабу слушает!

В трубке раздалось шипение, треск, словно кто-то вел передачу на коротких волнах во время магнитной бури, затем послышался далекий голос:

– Але! Але!

– Вас слушают, говорите, – повторил дежурный.

– Але! Вы меня слышите?

Дежурный подавил первое побуждение – начать орать в трубку. Почему-то все делают именно так. Какой смысл? Криком плохую связь не исправишь.

– Да, да, вас слушают. Говорите. – Он не повысил голоса. Придвинул журнал и приготовился записывать.

– Але! Але! Черт знает что! Здесь очень неуверенный прием! Я звоню с мобильного… На трассе Таруса – Калуга… – Треск помех.

Дежурный вздохнул. Он прижал ухом трубку к плечу и снял колпачок с шариковой ручки.

– Не знаю, слышите вы меня или нет… Я вас не слышу! Повторяю – на трассе Таруса – Калуга, примерно двенадцатый… – Опять треск, на этот раз громче.