У смерти твои глаза

«Матерь Божья – Ангелина!»

Справившись с раздражением – кажется, я опоздал, и грядет крупный скандал, – я вернулся к теме звонка.

– Во?первых, кое?что проясняется. Без подробностей. Комп Романова убийцы распотрошили, но наш специалист успел создать резервный диск и спрятать в надежное место. Над диском придется поработать. Я подключу специалиста. Во?вторых… – Я подумал было попросить у Балаганова двух охранников для силовой поддержки, но оставил эту мысль.

– Что во?вторых? – торопливо переспросил господин Чистоплюй.

– Тема отпала. Ничего. Только, господин Балаганов, думаю… У Ивана Ирисова, убитого программиста, остались жена и ребенок…

Прозрачный намек.

– Боже правый, прошло только семь часов, а уже два трупа. У Плавникова ведь тоже голодные рты остались. Но не беспокойтесь, господин Туровский, у нашей компании есть программа по благотворительной помощи. Семьи Плавникова и… как его там…

Ирисова, – подсказал я.

– Точно, Ирисова. Их семьи не останутся без поддержки. Только так. Истинно так. У вас все?

– Пожалуй.

Мы распрощались.

Я поспешно покинул приемную и поднялся в свою комнату. Наскоро переодевшись – только смокинг! – я забежал в кабинет на втором этаже и активировал катер. Если поторопиться, то я еще мог успеть к Ангелине. С половины дороги я подумал позвонить и предупредить о прибытии. Пока что я еще не начал опаздывать, но если не поторопиться, катастрофа неминуема.

С минуту я простоял перед зеркалом, размышляя, нацепить плечевую кобуру с пистолетом или не стоит. Кого в конце концов отстреливать в Мариинке. Но нацепил. Бес попутал!

Ангелина жила в Коломне, на Мясном канале. Если поторопиться и подфартит с чистой водой, то за полчаса можно домчать. Я покинул бывший генеральский особняк, поднялся на борт своего старенького, латаного?перелатаного катера. Давно пора прикупить новый, да со стариком меня связывали нежные воспоминания. Я пробудил древний «форд», по?моему, эту модель уже давно скинули с производства, и через две минуты, миновав кладбищенский Смольный остров, вырулил на Малый проспект.

У Ангелины я был через двадцать две минуты, поставив рекорд скорости. Дважды меня пытались задержать патрульные катера ВПС. В первый раз в районе Клубного канала, но мне удалось уйти через сад Василиостровец. Второй раз меня срезали у Горного института, но я прибавил газу, обогнул патрульные катера и ушел в Большую Неву, где в это время дня особо интенсивное движение. Мне удалось затеряться. Правда, и скорость сбросить пришлось. Потерю времени я компенсировал в канале Грибоедова. Ангелина жила вместе с матерью и отцом – профессором юриспруденции, крупнейшим специалистом в области англо?саксонской правовой школы – в шикарном шестнадцатиэтажном доме, входящем в комплекс «Зазеркалье». Внутри – двухуровневый паркинг, офис местной службы безопасности и домовое управление вкупе с бытовыми службами: прачечными, химчистками, ремонтными мастерскими, даже собственное почтовое отделение и эллинг для ремонта катеров имелись в наличии. Службы занимали первый этаж, кроме парковки, погруженной под воду.

Опустившись на первый уровень паркинга, я занял свободное место, включил сигнализацию «Ватерлиния», подумал и, для верности запустив сигнализацию «Томагавк» – ревун, покинул борт.

Ближайший лифт располагался в десяти метрах, и я устремился к нему, чувствуя, как истошно колотится сердце.

В лифт со мной вошел пожилой мужчина – очевидец штурма Рейхстага. Он заскочил в последний момент, притормозив дверь массивной резной клюкой с головой черта в качестве набалдашника. Старик заложил в память компьютера лифта нужный ему этаж, запустил подъем, откинулся к стене и, казалось, задремал.

Я расслабился, закрыл глаза, но сердце продолжало метаться в груди, посылая шифрованные сигналы, остававшиеся для меня бессмысленным набором букв и цифр. Я отогнал от себя рой кодов и постарался представить, как буду оправдываться перед Ангелиной, но споткнулся, почувствовав, как в затылок уперлось ледяное жало.

– Не гоношись! – посоветовал недавний старик. Жало чуть углубилось в кожу, вызвав кровотечение.

– Слушай внимательно, Туровский, и не перебивай. Не в твоем интересе.

Жало отступило.

Я попытался развернуться и выбить клинок из рук старикана, но он навалился на меня, прижал к стене лифта, упер лезвие в позвоночник, щелкнул клавишу «Стоп» на пульте лифта и надсадно задышал мне в ухо.

– Оставь это дело, Туровский. Будь паинькой. Зачем тебе лишняя кровь? Мало, что ли, сопляка?программиста.

Я дернулся в бессильной злобе, повел ноздрями, втягивая ароматный дорогой запах рублей за сто, что шел от старика.

– Не шали. – Он ехидно захихикал. Что?то скользнуло ко мне в правый карман пиджака. Я уловил знакомый хруст банкнот.

– Если одумаешься, получишь в два раза больше. Если же нет, то это тебе на похороны.

Последнее слово потонуло в лавине боли, захлестнувшей затылок. Картинка поплыла. Я попытался ухватиться за стену, но пальцы соскользнули. Я упал. Перед глазами промелькнул ослепительный фейерверк, и я буквально погас, как вывернутая из патрона лампочка.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Пробуждение оказалось мучительным. Колокольным звоном полнилась голова, терзаемая дикими болями, словно кто?то из моей черепушки, как птенец из яйца, проклевывался на волю. Я приоткрыл глаза. Веко – свинцовое покрывало. Мерзкий, словно наполненный плесенью полумрак, только кнопки на пульте управления лифтом светятся чахоточным желтым цветом.

Я пошевелился и зашипел от разряда боли, пробившей в голову. Осторожно, цепляясь руками за стены, я выполз наверх и сделал несколько шагов на непослушных, будто из теста слепленных ногах.

Каждое движение отражалось в голове раскатом грома.

Я неторопливо ощупал эпицентр боли, отнял руку от головы и поднес к лицу. Кровь напитала волосы, отчего они стали напоминать кабанью щетину, но более не текла.

Приятная новость!

Я старался не наводнять мозг мыслями, но они лезли, как грибы?паразиты в мокром подвале, причиняя нестерпимую боль. Я тщательно ощупал себя, проверяя, в чем еще оказалась убыль, целы ли кости, нет ли где колотых ран. И обнаружил. Наплечная кобура пустовала. Мой девятимиллиметровый армейский «питон» исчез.

Я скривился от боли, но поднес правое запястье к глазам и взглянул на светящийся циферблат. Без пяти девять вечера. Стало быть, я провалялся без сознания два с половиной часа. Ангелина будет в ярости. Я скрипел зубами от злости и разочарования. Последняя возможность наладить пошатнувшиеся отношения с любимой рухнула. Оставалась крохотная надежда, что мой изрядно помятый вид послужит стопроцентным алиби. Такое алиби нарочно не выдумаешь. Не будешь же биться головой об стены, чтобы только оправдать свое опоздание.

«Нужно позвонить инспектору Крабову, – проблеснула сквозь грозовой сумрак дельная мысль, – и заявить о пропаже лицензионного пистолета».

Почему?то эта мысль показалась мне чрезвычайно важной. И отчего?то я знал, что мой «питон» пропал неспроста и мне это ничего хорошего не сулит.

Я дотянулся до лифтового пульта и нажал кнопку восьмого этажа. Мигнули лампочки, и в кабине включился свет.

Лифт ожил и устремился вверх.

Я нащупал в кармане сотовый. Достал его. На удивление, аппарат оказался целехоньким. Вызвав из памяти номер Гонзы, я включил набор.

– Кубинец, – позвал я.

– Даг, ты, что ли? Как балет? Не заснул? – отозвался он.

Лифт дополз до восьмого этажа и распахнул двери.

– Не попал я на балет. Не добрался, – сообщил я, шагнув из кабины.

Шаг – взрыв боли в голове.

– Как не добрался? Ты где? Могу поспорить, что Гонза подскочил и забегал нервически по комнате.

– К Ангелине поднимаюсь. Меня в лифте приложили по голове. Я в бессознанке почти три часа проболтался. Ангелина меня мумифицирует заживо. К тому же у меня украли пистолет.

Я медленно продвигался по коридору к квартире Ангелины.

– Срочно заяви Крабову, пока из твоего «питона» полгорода не перестреляли, – резко отреагировал Кубинец.