Томмелиса. Заблудившаяся в лабиринте траншей

На пороге стояла женщина в форме офицера внутренних дел. На лице её была белая маска с прорезями для глаз и рта.

– Здравствуйте, мадам Пежо! Простите, что так поздно…

– Не извиняйтесь, мы открыты в любое время… – и маска учтиво наклонилась. – Проходите!

Посетительница шагнула через порог. В маленьком помещении, где она оказалась, пахло сыростью, кошачьими экскрементами и хлоркой. Дверь за ней закрыл прыщавый юнец, по всей видимости, тот, что изначально не хотел её пускать. Лязгнул засов, заставив вошедшую испуганно вздрогнуть. Опасливо осмотревшись по сторонам, она заметила открытую дверь справа от себя и закрытую, с большим агитационным плакатом – слева. Из полумрака открытой двери за женщиной, держа руку в кармане, наблюдал мужчина в солдатской шинели.

– Не волнуйтесь, это мои люди. Прошу следовать за мной.

Мадам Пежо развернулась на каблуках, открыла дверь, на которой висел плакат с изображением розовощёкого парня, питающегося только по продовольственным талонам, и не оглядываясь быстро пошла в глубь здания. Женщина молча двинулась следом.

Пока они шли по узким коридорам болотного цвета, позади них постоянно раздавался странный звук, словно кто-то постукивал деревянной палкой об пол. Женщина, боясь обернуться, старалась держаться как можно ближе к мадам.

Поднявшись по мраморной лестнице, они остановились возле массивных дверей, ведущих в кинозал. Тусклая лампочка, вздрагивая вольфрамовой нитью, казалось, светила из последних сил, чтобы вырвать из мрака тёмное пространство фойе, в котором прорисовывались три человеческие фигуры – две женские и одна мужская, в солдатской шинели.

– Почему он идёт за нами? – спросила женщина, с опаской рассматривая тёмный силуэт позади себя.

Мадам Пежо развернула посетительницу лицом к себе, поправила выбившийся из её причёски локон и, не ответив на вопрос, спросила сама:

– Как вас зовут?

– Анна.

– Anna und Martha Baden…

– Что вы сказали, я не поняла?

– Вам нужен ребёнок?

– Да, желательно девочку…

– Оплата сразу и наличными.

– Да-да, у меня всё с собой… – засуетилась та, пытаясь достать что-то из-под ватника.

Мадам Пежо остановила Анну движением руки, и её белая маска вновь учтиво наклонилась.

– Дети приготовили мне небольшой спектакль, не откажитесь взглянуть, а заодно и присмотрите себе дитя.

– Хорошо, я не против.

Мадам Пежо отворила массивные двери, и обе вошли в кинозал. Он был просторным, на шестьсот посадочных мест. Вот только красных бархатных кресел, которые помнила Анна, здесь уже не было, скорее всего, их разворовали ещё в начале войны. Паркет был содран и лежал кучей возле самодельной железной печки. Небольшая сцена перед рваным экраном и огромная дыра в потолке, сквозь которую заглядывали любопытные звёзды.

– Присаживайтесь вот сюда, – сказала мадам, подводя Анну к авансцене.

Женщина села на грубо сколоченную табуретку, и в тот же миг вспыхнул свет. После серого полумрака он казался ослепительным. Спустя минуту, когда глаза привыкли, Анна увидела на сцене мальчика, одетого в ватник с длинными фалдами. Эта деталь костюма делала его похожим на ведущего, облачённого в концертный фрак. Его чёрные волосы были коротко подстрижены, за исключением длинной чёлки, спадающей на глаза, а над губой виднелись нарисованные маленькие пижонские усики. В руках мальчик держал палку, на которую, словно на кол, была насажена дохлая крыса с раззявленной пастью. По-видимому, этот атрибут выполнял роль микрофона.

– Дамы и господин! Леди и джентльмен! Медам и месью! Сейчас и только для вас дети мадам Пежо разыграют трагические и поучительные истории о мальчике Билли. Это будет цирковая смеховина в четырёх актах и трёх антрактах, при настоящем электрическом освещении и полном содействии моих дорогих товарищей. Похлопайте нам!

Мадам Пежо и Анна, насколько это было возможно, громко поаплодировали шпрехшталмейстеру.

– Картина первая!

Мадам наклонилась к уху Анны и прошептала:

– Мальчишку зовут Адик, если передумаете насчёт девочки…

Тем временем шпрехшталмейстер отошёл в сторону и продолжил:

– Маленький Билли по крыше гулял…

Из-за чёрной ширмы на сцену выскочил подросток, он весело тащил на верёвочке дохлую кошку, к которой каким-то жутким образом приделали колёсики.

– …Кончилась крыша! И мальчик упал! В воздухе сделал он сальто-мортальто…

В подтверждение слов Адика подросток, играющий роль Билли, сделал сальто и громко приземлился на дощатый пол сцены. Анна от неожиданности вскрикнула, прижав руки к груди.

– …Долго его отскребали с асфальта!

К упавшему выбежали три девочки с метлой, веником и шваброй и начали «отскребать» Билли от асфальта.

– Шарлотта, Эмили и Энн, – прошептала мадам Пежо в ухо Анны.

Дети поклонились, и толстый мальчик пробежал по авансцене с платком.

Шпрехшталмейстер по имени Алик, откинув с глаз чёлку, пояснил:

– Это был занавес. А теперь – картина вторая!

При этих словах толстый мальчик побежал в обратную сторону.

– Билли и Клара играли на крыше…

На сцене появились мальчик с девочкой, которые нарочито громко смеялись и подпрыгивали.

– Мальчика зовут Шметтель, а девочку – Хельга, обоим по шестнадцать. До войны они занимались в школе олимпийского резерва, – вновь прошептала мадам Пежо.

На сцене Хельга, продолжая глупо смеяться, с ногами запрыгнула на подростка Шметтеля, тот ловко перехватил её и на прямых руках поднял вверх. Хельга выполнила «свечу» и элегантно спрыгнула. Два громких хлопка заставили Анну вздрогнуть, а Билли и Клару – «умереть».

Шпрехшталмейстер, заметив реакцию гостьи, с улыбкой резюмировал:

– После двух выстрелов стало потише…

Поклоны, толстый мальчик с платком, и следующая картина. Шметтель с корзиной для пикника.

– Маленький Билли нашёл ананас, с виду совсем как британский фугас. Ножик достал, решил он поесть…

В этот момент резко погас свет и в темноте раздался громкий хлопок, имитирующий взрыв. В зал полетела тряпичная ветошь и обрывки газет.