Люди и учреждения Петровской эпохи. Сборник статей, приуроченный к 350-летнему юбилею со дня рождения Петра I

Что касается первой из отечественных судебных реформ – Петра I, то события этой реформы оказались изучены к настоящему времени сравнительно подробно, хотя и неравномерно. Осуществленные в России в первой четверти XVIII в. судебные преобразования начали привлекать внимание ученых авторов еще в середине века XIX. Именно тогда к углубленному изучению данных преобразований обратились правоведы К. Д. Кавелин, К. Е. Троцина и Ф. М. Дмитриев. Опираясь почти исключительно на материалы Первого Полного собрания законов Российской империи, названные исследователи сумели вполне целостно изложить основные тенденции развития отечественного суда в Петровскую эпоху[33 - Кавелин К. Д. Устройство гражданских судов от Уложения царя Алексея Михайловича до Петра Великого // Юридические записки, издаваемые Петром Редкиным. М., 1842. Т. 2. С. 83–119; Троцина К. Е. История судебных учреждений в России. СПб., 1851. С. 123–186; Дмитриев Ф. М. История судебных инстанций и гражданского апелляционного судопроизводства от Судебника до Учреждения о губерниях. М., 1859. С. 441–450, 483–487, 502–506, 535–580.]. Примечательно, однако, что ни К. Д. Кавелин, ни К. Е. Троцина, ни Ф. М. Дмитриев не интерпретировали рассмотренные ими судебно-преобразовательные меры Петра I как судебную реформу.

Не вдаваясь в детальный обзор последующих изысканий по истории отечественных судебных преобразований первой четверти XVIII в., необходимо отметить, что как «судебную реформу Петра Великого» эти преобразования впервые обозначил Ю. В. Готье в работе 1915 г.[34 - Готье Ю. В. Отделение судебной власти от административной // Судебная реформа. М., 1915. Т. 1. С. 186.] В целом же наибольший вклад в изучение судебной реформы Петра I в ХХ в. внесли российские ученые М. М. Богословский, М. А. Чельцов-Бебутов, Н. Н. Ефремова, а также шведский правовед К. Петерсон, автор диссертации «Административная и судебная реформы Петра Великого: Шведские образцы и процесс их адаптации», защищенной в 1979 г. в Стокгольмском университете и изданной в том же году в виде монографии[35 - Богословский М. М. Областная реформа Петра Великого: Провинция 1719–27 гг. М., 1902. С. 164–256; Чельцов-Бебутов М. А. Курс уголовно-процессуального права: Очерки по истории суда и уголовного процесса в рабовладельческих, феодальных и буржуазных государствах. [2?е изд.] СПб., 1995. С. 701–715; Ефремова Н. Н. Судоустройство России в XVIII – первой половине XIX в. (Историко-правовое исследование). М., 1993. С. 27–77; Peterson C. Peter the Greats Administrative and Judicial Reforms. P. 305–355.].

В начале XXI в. обстоятельства судебной реформы Петра I получили освещение прежде всего в фундаментальном шеститомнике О. Е. Кутафина, В. М. Лебедева и Г. Ю. Семигина «Судебная власть в России», в труде А. И. Александрова, в учебных пособиях Л. М. Балакиревой и С. В. Лонской[36 - Кутафин О. Е., Лебедев В. М., Семигин Г. Ю. Судебная власть в России: История. Документы. М., 2003. Т. 2. С. 120–150; Александров А. И. Уголовная политика и уголовный процесс в российской государственности: история, современность, перспективы, проблемы. СПб., 2003. С. 153–172; Балакирева Л. М. Судебная реформа Петра I: Юстиц-коллегия: Учеб. пособие. Новосибирск, 2003; Лонская С. В. Российские судебные реформы XVIII–XX века: Учеб. пособие. Калининград, 2003. С. 6–35.]. Наконец, нельзя обойти упоминанием защищенное в 2005 г. диссертационное исследование специалиста по истории Сибири М. О. Акишина «Судебная реформа Петра I», результаты которого оказались, правда, слабо отражены в опубликованных работах[37 - Акишин М. О. Судебная реформа Петра I: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. СПб., 2005. Достойно удивления, что значительная часть автореферата представляет собой обозрение хрестоматийно известных сведений о развитии судебной системы и уголовно-процессуального права России в первой четверти XVIII в.].

Однако, несмотря на столь длительную традицию изучения петровской судебной реформы, на сегодняшний день так и не появилось исследования, специально посвященного вопросу о том, как же складывалась подготовка этой реформы. В литературе доныне не рассматривались – в надлежащей взаимоувязанности – ни вопрос о политико-правовом основании реформы, ни вопрос о ее исходной концепции (каковой вообще не затрагивался), ни вопрос о том, как выкристаллизовывался конечный замысел законодателя о путях проведения реформы, ни вопрос о том, как осуществлялась выработка ее нормативной основы. Преодолеть обозначенный историографический пробел и призвана настоящая статья.

Политико-правовым основанием реформы явилась исподволь, но прочно усвоенная Петром I концепция «полицейского» государства (Polizeistaat)[38 - В новейшей литературе концепция «полицейского» государства (равно как и попытки ее практической реализации в Западной Европе и России) наиболее развернуто освещена М. Раевым (Раев М. Регулярное полицейское государство и понятие модернизма в Европе XVII–XVIII веков: попытка сравнительного подхода к проблеме // Американская русистика. Вехи историографии последних лет. Императорский период: Антология / Пер. с англ. Самара, 2000. С. 48–79).]. Цель «полицейского» (или, по российской терминологии первой четверти XVIII в., «регулярного») государства заключалась в том, чтобы обеспечить подданным достижение «общего блага» – salus publica. Достигнуть такового «общего блага» можно было в том единственном случае, когда «полицейское» государство, с одной стороны, всесторонне регламентирует жизнь подданных посредством издания «правильных» законов и распоряжений, а с другой – обеспечит их неукоснительное исполнение.

В свою очередь, теоретической основой для построения механизма «полицейского» государства стала концепция камерализма, решающий вклад в выработку которой внес немецкий юрист XVII В. В. Секендорф (Veit Ludwig von Seckendorff)[39 - Подробнее о концепции камерализма см.: Peterson C. Peter the Greats Administrative and Judicial Reforms. P. 5–10, 114–115; Аннерс Э. История европейского права / Пер. со шведского. М., 1996. С. 239–241; Анисимов Е. В. Государственные преобразования и самодержавие Петра Великого в первой четверти XVIII в. СПб., 1997. С. 104–105.]. Принципы камерализма заключались, во-первых, в коллегиальном характере руководства органами власти, во-вторых, в последовательно отраслевом характере компетенции центральных органов, в-третьих, в детальной регламентации профессиональной деятельности государственных служащих всех уровней.

Вместе с тем нельзя не отметить, что ни в концепции камерализма, ни в концепции «полицейского» государства не уделялось специального внимания судебной системе, в этих концепциях – даже отдаленно – не ставился вопрос о разделении властей[40 - Об истории складывания теории разделения властей в XVII – начале XVIII в. см.: Ячевский В. В. Учение о разделении властей: исторический аспект // Юридические записки. Воронеж, 1997. Вып. 6. С. 134–136; Разделение властей: Учеб. пособие / Под ред. М. Н. Марченко. 2?е изд. М., 2004. С. 13–25.]. Поэтому (на что не обратили внимание предшествующие авторы) Петр I заведомо не мог осознавать судебную реформу в качестве особой линии осуществлявшихся им государственных преобразований. Нет сомнений, что на субъективном уровне первый российский император проводил судебную реформу в русле реформы административной, в рамках общего переустройства государственного аппарата.

Как известно, избрав в середине 1710?х гг. стратегическую линию на построение в нашей стране «полицейского» государства, Петр I решил преобразовывать отечественный государственный аппарат не «с нуля», а использовать для этой цели готовые иностранные образцы. Соответственно, на протяжении 1715–1716 гг. будущий император целенаправленно определял ту страну, государственное устройство и законодательство которой в наибольшей мере соответствовали бы идеалу Polizeistaat.

В итоге в качестве образца для проведения административной и судебной реформ в России Петр I избрал Шведское королевство. В силу этого шведское влияние на осуществленное в конце 1710?х – начале 1720?х гг. переустройство отечественного госаппарата оказалось весьма значительным[41 - Крупнейшим вкладом в изучение темы о шведском влиянии на государственные преобразования в России первой четверти XVIII в. нельзя не признать отмеченный выше диссертационный труд К. Петерсона. В нашей стране рассматриваемую тему впервые затронул в 1860?х гг. правовед А. Д. Градовский. В ХХ в. тема о шведском влиянии разрабатывалась в России исключительно историками, наиболее плодотворно – Г. А. Некрасовым и Е. В. Анисимовым (Градовский А. Д. Высшая администрация России XVIII ст. и генерал-прокуроры. СПб., 1866. С. 92–93, 96; Некрасов Г. А. Учреждение коллегий и шведское законодательство // Общество и государство в феодальной России: Сб. статей. М., 1975. С. 334–343; Анисимов Е. В. «Шведская модель» с русской «особостью»: реформа власти и управления при Петре Великом // Звезда. 1995. № 1. С. 133–150).].

Что же представляло собой судебное устройство Швеции в середине 1710?х гг.?

К описываемому времени в Шведском королевстве функционировала судебная система, сердцевину которой составляла четырехзвенная система судов общей юрисдикции[42 - О судоустройстве Швеции начала XVIII в. см.: Peterson C. Peter the Greats Administrative and Judicial Reforms. P. 62, 251, 309–310, 312, 318–319.]. В отличие от дореформенной России данные шведские суды были (в первых трех звеньях) полностью отделены от органов управления. Достойно упоминания, что во фрагментарной характеристике шведской судебной системы, помещенной в докладе Юстиц-коллегии от мая 1718 г., было дано первое в отечественном правоведении определение суда общей юрисдикции: это суд, в котором «без всякого изъятия все дела управляютца, которые до юстиции надлежат»[43 - Законодательные акты Петра I. С. 368.].

Первое (основное) звено судов общей юрисдикции образовывали дистриктные суды (по-шведски h?radstr?tt), состоявшие из дистриктного судьи и трех-пяти выборных заседателей из крестьян. Юрисдикция дистриктных судов распространялась – почти по всему кругу уголовных и гражданских дел – на все население дистрикта, проживавшее в сельской местности, а также в небольших городах, не имевших магистратов.

Судом второго звена в Швеции начала XVIII в. являлись провинциальные суды (lagmansr?tt). В состав данных судов входили провинциальный судья и четыре-шесть заседателей, в качестве которых выступали дистриктные судьи. По отношению к дистриктному суду lagmanstr?tt выступал в качестве апелляционной инстанции. Кроме того, провинциальный суд мог действовать и в качестве суда первой инстанции – в случае переноса особо сложного дела из дистриктного суда.

Судом третьего звена в тогдашней Швеции являлись апелляционные суды (hovr?tt). Будучи главным образом апелляционной инстанцией по отношению к провинциальным судам и магистратам, апелляционные суды выступали и в роли суда первой инстанции – при рассмотрении особо важных дел по обвинениям дворян, а также дел о государственных преступлениях и преступлениях против интересов службы. При этом, в отличие от дистриктных и провинциальных судов, размещение которых напрямую соотносилось с административно-территориальным делением Шведского королевства, апелляционные суды имели межрегиональную дислокацию, будучи центрами своего рода судебных округов. К 1700 г. в Швеции существовало четыре апелляционных суда: в Стокгольме (основанный первым, еще в 1614 г. Шведский апелляционный суд – Svea hovr?tt), в Йенчепинге, в Або (нынешнем Турку) и в Дерпте (нынешнем Тарту – основанный в 1630 г. Лифляндский апелляционный суд)[44 - В 1702 г. по обстоятельствам военного времени Лифляндский апелляционный суд был передислоцирован в Ригу (см.: Егоров Ю. А. Вопросы истории государства и права Эстонской ССР до Октябрьской революции. Тарту, 1978. Вып. 4. С. 49).].

Подобно нижестоящим судебным органам, апелляционные суды имели коллегиальное устройство. Более того: по организационной структуре апелляционные суды почти не отличались от центральных органов управления – коллегий. В судейский состав апелляционного суда входили президент, вице-президент и асессоры (в состав Svea hovr?tt – еще и советники).

Необходимо отметить, что Шведский апелляционный суд имел статус primus inter pares среди остальных апелляционных судов. В Форме правления 1634 г. апелляционный суд в Стокгольме был упомянут в ряду коллегий и на него был возложен надзор за единообразным применением законодательства (в первую очередь, процессуального) всеми судебными органами Шведского королевства. Согласно ст. 5 Формы правления, президент Svea hovr?tt обладал прерогативой «консультировать, представлять [перед королем] и поддерживать» все прочие суды королевства[45 - Цит. по: Peterson C. Peter the Greats Administrative and Judicial Reforms. P. 310.]. Вместе с тем, несмотря на особый статус, апелляционный суд в Стокгольме отнюдь не обладал функциями центрального органа судебного управления (подобный орган власти в Швеции отсутствовал как таковой).

Наконец, судом четвертого (высшего) звена в Швеции 1710?х гг. являлась Королевская судебная ревизия (Justitierevisionen). Соответственно, в названную инстанцию в апелляционном порядке поступали дела из апелляционных судов. Будучи структурным подразделением Государственного совета Швеции, Королевская судебная ревизия рассматривала дела под председательством непосредственно монарха.

Остается добавить, что существенной особенностью судейского корпуса Швеции начала XVIII в. являлся его высокий образовательный уровень. Образовательной подготовленности шведских судей способствовало то обстоятельство, что по состоянию на 1700 г. в королевстве насчитывалось четыре университета (в Упсале, Лунде, Або и Дерпте), все из которых имели юридические факультеты[46 - История Тартуского университета. 1632–1982 / Под ред. К. Сийливаска. Таллин, 1982. С. 18, 28, 33.]. Неудивительно поэтому, что, по репрезентативным данным А. Теринга, в конце XVII в. все асессоры Лифляндского апелляционного суда имели высшее юридическое образование. Более того: в то время дипломированными юристами в названном суде являлись не только судьи, но даже часть старших канцелярских служащих (нотариусов, актуариусов и секретарей)[47 - Tering A. ?ber die Juristenausbilding der Mitglieder des Hofgerichts in Dorpat (Tartu) 1630–1710 // Ученые записки Тартуского университета. Тарту, 1989. Вып. 868. S. 30, 49–50. Примечательно, что в 1693 г. руководство Дерптского университета выступило с инициативой (впрочем, безрезультатной) организовать практику студентов юридического факультета в Лифляндском апелляционном суде (История Тартуского университета. С. 38–39).].

Была ли у Петра I какая-либо концепция судебных преобразований, кроме общей установки максимально учесть опыт шведского судоустройства и судопроизводства? Разумеется, в условиях второго десятилетия XVIII в. о выработке развернутой программы судебной реформы (вроде более поздних «Основных положений преобразования судебной части в России» 1862 г. и Концепции судебной реформы в РСФСР 1991 г.) не могло быть и речи. Вместе с тем, приступая к проведению реформы, законодатель в лице Петра I не мог не иметь более конкретных исходных представлений о том, как должна быть выстроена способная эффективно функционировать национальная судебная система.

Как представляется, единственный дошедший до нас след изначального замысла царя по реформированию отечественного суда оказался запечатлен в предварительной росписи коллегий и их штатов 1717 г. Этот многообразно примечательный законопроектный документ, собственноручно написанный Петром I в период между октябрем и началом декабря 1717 г., был введен в научный оборот и опубликован Н. А. Воскресенским. Однако не раз привлекавший внимание исследователей документ анализировался в предшествующей литературе исключительно в связи с номенклатурой перечисленных в нем коллегий[48 - Некрасов Г. А. Учреждение коллегий. С. 340; Peterson C. Peter the Greats Administrative and Judicial Reforms. P. 84–85; Анисимов Е. В. Государственные преобразования. С. 117–118.].

Между тем в предварительной росписи коллегий 1717 г. зафиксировалось также уникальное, не повторявшееся более пояснение, что же Петр I намеревался передать в ведение проектируемой Юстиц-коллегии (каковая отсутствовала в Швеции и мысль о которой царю еще в 1711 г. подсказал Г. Лейбниц[49 - Petschauer P. The Philosopher. P. 478–473, 486.]). По поводу Юстиц-коллегии в росписи 1717 г. значилось: «Юстиц-колегиум – всякой суд во въсех делех»[50 - Законодательные акты Петра I. С. 218.]. Именно в приведенной фразе и отразилась важнейшая грань исходного замысла законодателя по реорганизации отечественного суда.

Замысел этот заключался, как можно видеть, в создании строго централизованной системы судебных органов, всецело замкнутой – и в судебном, и в административном отношении – на Юстиц-коллегию. Будучи воплощена на практике, подобная система отличалась бы, во-первых, организационным единством (что, в свою очередь, способствовало бы установлению единообразия в применении процессуального законодательства), а во-вторых, ведомственной обособленностью (что способствовало бы структурному отделению органов правосудия от органов управления). Совершенно очевидно, что реализация такого замысла Петра I явилась бы важным шагом на пути укрепления независимости суда и тем самым на пути формирования в нашей стране ветви судебной власти.

В соответствии с обрисованным замыслом царя, начальным шагом первой отечественной судебной реформы как раз и стало основание Юстиц-коллегии (что явилось одновременно элементом реформы административной). Это основание последовало (одновременно с учреждением еще восьми коллегий) согласно именному указу от 15 декабря 1717 г.[51 - См.: Законодательные акты Петра I. С. 220.]

Президентов и вице-президентов коллегий Петр I назначил тем же указом от 15 декабря 1717 г. Президентом Юстиц-коллегии стал бывший посол России в Голландии, а затем в Австрии граф Андрей Артамонович Матвеев, вице-президентом – бывший вице-президент Лифляндского апелляционного суда Герман Бреверн (Hermann von Brevern). Именно бывшему дипломату А. А. Матвееву и бывшему шведскому судье Герману Бреверну довелось на исходе 1717 г. взяться за построение нового российского суда.

Первый серьезный подступ к реорганизации отечественного судоустройства Юстиц-коллегия предприняла в начале мая 1718 г. Тогда А. А. Матвеев направил Петру I особый «Доклад о Коллегии юстиции», содержавший пять пунктов – вопросов к царю по различным направлениям деятельности коллегии. Петр I не оставил без внимания обращение президента Юстиц-коллегии. Уже 9 мая 1718 г. царь собственноручно наложил резолюции на все пункты «Доклада о Коллегии юстиции».

Особое значение для дальнейшего хода судебной реформы имела высочайшая резолюция на первый пункт доклада А. А. Матвеева. В этой наиболее пространной из резолюций от 9 мая 1718 г. Петр I определил: «…Поместному приказу быть особливо (для умножения дел), однако ж под управлением Юстиц-колегии. А спорные дела для решения приносить в Юстиц-калегию. Судам быть по городам, а главным в каждой губернии по одному, а малые под оным, а главные губер[н]ские под Юстиц-калегии»[52 - Там же. С. 368.].

В приведенной резолюции законодатель, во-первых, подтвердил реконструированный выше исходный замысел на создание в России строго централизованной судебной системы во главе с Юстиц-коллегией, а во-вторых, впервые конкретизировал свое видение устройства низовых звеньев этой системы. Реализуя исходный замысел реформы, будущий император оговорил подчинение Юстиц-коллегии старинного Поместного приказа – судебного органа специальной юрисдикции, рассматривавшего дела по дворянскому землевладению (хотя и при сохранении его структурной обособленности).

Что касается будущей организации низовых звеньев судебной системы, то из высочайшей резолюции на первый пункт доклада А. А. Матвеева вырисовывалась следующая конструкция: первое звено – городовые суды, второе звено – губернские суды, третье звено – Юстиц-коллегия. При этом предшествующие авторы не обратили внимания на то обстоятельство, что в резолюциях от 9 мая 1718 г. Петр I ни словом не упомянул о Правительствующем сенате. И дело здесь было не только в том, что А. А. Матвеев не поставил в майском докладе вопроса касательно судебно-иерархических взаимоотношений Юстиц-коллегии и Сената. Не вызывает сомнений, что в мае 1718 г. законодатель еще не определился, сохранять ли вообще за Правительствующим сенатом судебные функции.

То, что Петр I испытывал значительные колебания на этот счет, очевидно из составленной до декабря 1718 г. первой редакции закона «Должность Сената». В этой редакции ни слова не сказано о деятельности Сената как органа правосудия[53 - См.: Там же. С. 284–285.]. Вместе с тем столь же очевидно, что в мае 1718 г. законодатель и помыслить не мог, чтобы лишить судебной власти монарха.

На основании вышеизложенного представляется, что практическое воплощение приведенной выше резолюции от 9 мая 1718 г. могло бы привести к созданию в России стройной и внутренне целостной четырехзвенной системы судов общей юрисдикции: городовой суд – губернский суд – Юстиц-коллегия – самодержец. Кроме того, наряду с упомянутым в резолюции от 9 мая 1718 г. Поместным приказом к Юстиц-коллегии как к апелляционной или как к ревизионно-решающей инстанции могли бы в перспективе – сообразно духу исходного замысла Петра I – оказаться пристыкованы и другие тогдашние судебные органы специальной юрисдикции: от Преображенского приказа до военных судов. В этом случае наша страна получила бы передовую (даже по строгим европейским меркам) судебную систему, способную со временем перерасти в жизнеспособную ветвь судебной власти.

Однако приведенная резолюция от 9 мая 1718 г. явилась отнюдь не последним словом законодателя. Работа по выработке окончательного плана судебной реформы продолжилась и далее. Именно поэтому осенью 1718 г. появились два проекта реорганизации отечественной судебной системы. Это были проекты президента Юстиц-коллегии А. А. Матвеева и камер-советника Генриха Фика (Heinrich Fick), основного консультанта царя по шведским образцам реформы.

Проект Г. Фика был изложен во «Всеподданнейших замечаниях об устроении шведских верхних и нижних земских судов» от 3 октября 1718 г., проект А. А. Матвеева – в его доношении Сенату от 15 ноября 1718 г. Оба этих проекта отложились к настоящему времени в книге 58 фонда «Сенат» Российского государственного архива древних актов[54 - РГАДА. Ф. 248. Кн. 58. Л. 34–35 (проект Г. Фика), Л. 314 – 314 об. (проект А. А. Матвеева). «Всеподданнейшие замечания…» написаны по-немецки и представляют собой автограф Генриха Фика (подстрочный перевод этого текста для настоящей статьи выполнил И. А. Канакин).]. Будучи введены в научный оборот и впервые проанализированы М. М. Богословским, данные проекты впоследствии рассматривались также К. Петерсоном и Л. М. Балакиревой[55 - Богословский М. М. Областная реформа. С. 167–172; Peterson C. Peter the Greats Administrative and Judicial Reforms. P. 319–324; Балакирева Л. М. Судебная реформа Петра I. С. 119–122.]. Проект А. А. Матвеева издал Н. А. Воскресенский, проект Г. Фика доныне не публиковался[56 - См.: Законодательные акты Петра I. С. 369–370.].

В состоявших из четырех пунктов «Всеподданнейших замечаниях…» (подготовленных, кстати, по просьбе Г. Бреверна) Генрих Фик изложил свой вариант адаптации шведской судебной системы к российским условиям. Прежде всего, по сформулированной в первом пункте проекта мысли камер-советника, в крепостнической России не имело смысла учреждать судебный орган, подобный шведскому дистриктному суду, поскольку любой помещик обладал в отношении принадлежавших ему крестьян правом вотчинного суда. Исходя из этого, Генрих Фик предложил в качестве суда первого (основного) звена образовать в нашей стране земские суды, которые функционировали бы на уровне провинции.

Эти самые земские суды должны были состоять из председательствующего ландрихтера и четырех-шести асессоров из числа местных «образованных дворян». Согласно рассуждениям Г. Фика, земским судам надлежало разбирать уголовные и гражданские дела всех жителей провинции, включая крепостных крестьян (если они обвинялись в совершении особо тяжких преступлений), а также посадских людей тех городов, в которых отсутствовали магистраты.

В качестве суда второго звена отечественной судебной системы Г. Фик проектировал создать надворные суды («Hofgericht») – аналог шведских апелляционных судов. Согласно второму пункту «Всеподданнейших замечаний…», в России предлагалось основать шесть надворных судов: в Санкт-Петербурге, Москве, Казани, Тобольске, Киеве и Риге (в последнем случае речь шла, строго говоря, о сохранении Лифляндского апелляционного суда).

Третьим (высшим) звеном отечественной судебной системы, по замыслу Г. Фика, становилась заседавшая под председательством монарха Высшая судебная ревизия («hohe Justitz-Revision») – подобие шведской Королевской судебной ревизии. Правда, возможный состав Высшей судебной ревизии камер-советник обозначил вариативно: либо группа специально отобранных царем сенаторов совместно с президентом Юстиц-коллегии, либо общее собрание Сената (с обязательным участием вице-президента Юстиц-коллегии), либо собрание присутствия Юстиц-коллегии.

Заключительный, четвертый пункт «Всеподданнейших замечаний…» посвящался Юстиц-коллегии. Не желая превращать названную коллегию в орган судебного управления, Г. Фик выдвинул предложение совместить Юстиц-коллегию со столичным надворным судом. В этом случае Юстиц-коллегия оказывалась бы судебным органом второго звена и выполняла бы точно такие же функции, как апелляционный суд в Стокгольме (упомянутый Svea hovr?tt). Таким образом, согласно проекту Генриха Фика, система судов общей юрисдикции России должна была обрести следующий вид: земский суд – надворный суд – Высшая судебная ревизия/самодержец.

По-другому будущую организацию российского суда представлял А. А. Матвеев. В качестве суда первого звена президент Юстиц-коллегии предложил учредить «городовые меншие земские суды». Отмеченный судебный орган образовывался бы, по мысли А. А. Матвеева, один на два уезда и состоял бы из единоличного судьи – ландрихтера.

В качестве суда второго звена президент Юстиц-коллегии планировал создать располагавшиеся в губернских городах «началные суды», в состав которых аналогично входил бы единоличный судья – обер-ландрихтер, назначавшийся из числа «делных и знатных» дворян (о желательности наличия у обер-ландрихтеров еще и какого-то образования А. А. Матвеев, похоже, даже не задумывался). Судом третьего звена Андрей Матвеев видел Юстиц-коллегию.

И хотя в проекте А. А. Матвеева ничего не говорилось о верхних звеньях судебной системы, такую судебную инстанцию, как монарх, исключить он, естественно, не мог. Сложнее понять, планировал ли президент Юстиц-коллегии сохранять судебные функции за Правительствующим сенатом. Учитывая, однако, что в характеризуемом проекте Юстиц-коллегия была наименована «вышним [высшим] судом», представляется более вероятным, что в ноябре 1718 г. Андрей Матвеев не рассматривал Сенат как особое звено будущей судебной системы. В итоге, если полностью реконструировать ноябрьский проект А. А. Матвеева, то предлагаемая им система судов общей юрисдикции будет выглядеть так: меньший земский суд – губернский начальный суд – Юстиц-коллегия – самодержец.

Между тем уже очень скоро, в направленном Петру I «Докладе из Коллегии юстиции» от 3 декабря 1718 г., А. А. Матвеев значительно отступил от предложений ноябрьского проекта. Пространный, состоявший из восьми пунктов «Доклад из Коллегии юстиции» был посвящен проблеме укрепления инстанционности в судопроизводстве. Во втором пункте «Доклада…» говорилось, в частности, о том, что «будут везде по губерниам, по провинциам и по городам учреждены суды и судьи, а над ними всеми – вызшей надворной суд»[57 - Законодательные акты Петра I. С. 372.].

В том же втором пункте пояснялось, что апелляционные жалобы на решения и приговоры городовых и провинциальных судов должны подаваться в совмещенный с органом управления губернский суд. Тем самым в качестве будущего суда первого (основного) звена президент Юстиц-коллегии рассматривал как городовые, так и провинциальные суды (а вовсе не фигурировавшие в ноябрьском проекте малые земские суды). Из пунктов третьего и четвертого «Доклада из Коллегии юстиции» явствовало, что под «вызшим надворным судом» – апелляционной инстанцией по отношению к губернским судам – Андрей Матвеев подразумевал саму Юстиц-коллегию[58 - По мнению К. Петерсона, в докладе А. А. Матвеева от 3 декабря 1718 г. Юстиц-коллегия «была приравнена к Шведскому апелляционному суду» (Peterson C. Peter the Greats Administrative and Judicial Reforms. P. 325).С приведенной точкой зрения трудно согласиться. Как уже говорилось, Шведский апелляционный суд (Svea hovr?tt) функционировал в системе иных апелляционных судов королевства. Между тем Андрей Матвеев (в отличие от Г. Фика) никогда не проектировал такого звена российской судебной системы, как апелляционные (надворные) суды. Наименование в декабрьском докладе Юстиц-коллегии «надворным судом» являлось не более чем механическим использованием буквального перевода немецкого термина «Hofgericht», отчего-то привлекшего внимание А. А. Матвеева.].

Кроме того, в четвертом пункте доклада от 3 декабря 1718 г. А. А. Матвеев впервые обозначил в качестве особого звена судебной системы Правительствующий сенат. Сенат появился в судоустройственных замыслах президента Юстиц-коллегии не случайно. Дело в том, что в это же время, не позднее начала декабря, к решению о необходимости сохранить за Правительствующим сенатом судебные функции пришел законодатель.

Позиция Петра I относительно Сената как органа правосудия окончательно сформировалась в ходе работы над проектом упомянутого закона «Должность Сената». Предшествующие авторы не обратили внимания на то обстоятельство, что уже во вторую редакцию указанного проекта (подготовленную как раз к декабрю 1718 г.) царь собственноручно вписал установление о том, что «когда какая челобитная от нас [монарха] подписана будет, дабы разыскать междо челобитчиком и Юстиц-колегиум, оное им [сенаторам] разыскать…». Приведенным установлением (дословно перенесенным затем в ст. 4 закона «Должность Сената») закреплялось положение Сената как судебной инстанции, вышестоящей по отношению к Юстиц-коллегии[59 - См.: Законодательные акты Петра I. С. 286, 289.].

Возвращаясь к декабрьскому «Докладу из Коллегии юстиции», следует отметить, что, согласно его пятому пункту, принесение апелляционных жалоб на решения Сената воспрещалось под угрозой смертной казни. По изложенному в шестом пункте доклада предложению А. А. Матвеева, к самодержцу по судебным вопросам мог обращаться единственно Правительствующий сенат, и то лишь в том случае, если разрешение дела вызывало у него принципиальные затруднения.

«Доклад из Коллегии юстиции» от 3 декабря 1718 г. вообще занял особое место в истории петровской судебной реформы. Дело в том, что именно этот доклад А. А. Матвеева явился первоосновой для подготовки закона от 19 декабря 1718 г. об укреплении инстанционности в судопроизводстве. И именно в процессе разработки закона от 19 декабря 1718 г. (количество черновых редакций проекта которого достигло шести) у Петра I сформировалось окончательное видение будущей организации судебной системы России. Благодаря труду Н. А. Воскресенского в данном случае имеется возможность поэтапно проследить, как выкристаллизовывалась окончательная позиция законодателя в вопросе преобразования отечественного судоустройства[60 - Публикацию черновых редакций проекта закона от 19 декабря 1718 г. см.: Законодательные акты Петра I. C. 372–377.].

Для начала стоит отметить, что при подготовке второй редакции законопроекта Петр I счел необходимым подчеркнуть роль Правительствующего сената как высшего органа власти. К фразе А. А. Матвеева о том, что Сенат «в особах честных и знатных состоит», царь собственноручно приписал: «Которым не толко челобитчиковы дела, но и пъравление государства поверена суть»[61 - Там же. С. 373.]. Наряду с этим во второй редакции царь детализировал процедуру апелляционного переноса дел из Юстиц-коллегии в Сенат.

Куда более значительной корректировке законодатель подверг декабрьские предложения А. А. Матвеева при составлении третьей редакции законопроекта. В этой редакции Петр I повысил формально-иерархический статус провинциального суда, придав ему функции апелляционной инстанции по отношению к городовому суду. Тем самым губернские суды превратились из суда второго звена (в каковом статусе они фигурировали в декабрьском докладе А. А. Матвеева) в суд третьего звена. В свою очередь, Юстиц-коллегия (именовавшаяся по-прежнему «вышним надворным судом») стала в третьей редакции судом четвертого звена.

Между тем на полях все той же третьей редакции проекта закона от 19 декабря 1718 г. появилась отчего-то не привлекшая внимания предшествующих авторов весьма интересная секретарская помета: «Доложить, где быть главным судам»[62 - Там же. С. 374.]. В этой лаконичной помете отразилось начальное размышление законодателя об организации какого-то нового – среднего по иерархическому положению – звена судебной системы. При этом дислокация составлявших это звено судов не должна была совпадать с административно-территориальным делением страны.

Окончательно данный замысел царя сложился в ходе разработки предпоследней, пятой редакции законопроекта. В этой редакции Петр I собственноручно выправил второй пункт декабрьского доклада А. А. Матвеева. Теперь заключительное предположение данного пункта стало читаться так: «…А над ними всеми [городовыми и провинциальными судами] в знатных губерниях учрежден будет вышшей надворной суд»[63 - Там же. С. 375. (Слова «в знатных губерниях учрежден будет» вписаны Петром I.)].