Граффити

6—3

Он поспешил к пешеходному переходу, который пересекал широкую и шумную главную дорогу. При этом Саморядов избегал глядеть на брошенную гостиницу, темневшую на другой стороне боковой узкой дороги.

…Зайдя в прихожую, он тихо-тихо снял куртку, повесил ее на вешалку. Вешалка накренилась и повалилась между шкафом и дверью.

– Чтоб тебя… – пробормотал Саморядов, поднимая вешалку. Из комнаты вышла заспанная жена в длинной ночнушке и, скрестив руки на груди, сказала:

– Второй час ночи. Где тебя носит? Ты что совсем… – она запнулась и вытаращилась на Саморядова. – О, господи… Ты что с кем-то подрался? – сказала она, повышая голос. – Подрался, да?

Саморядов отрицательно покачал головой.

– Упал… неудачно, – сказал он. – Видно не мой день.

– Упал?!

– Тише. Дети же… – напомнил Саморядов.

– Тише?! – вспыхнула жена. Глаза побелели, лицо вытянулось и покрылось красными пятнами. А тут еще Варя захныкала в комнате. – Он шляется где-то, падает, а я должна тише?!

– Началось, – пробормотал Саморядов, приваливаясь спиной к стене и потирая лоб ладонью.

– Посмотри на себя, на кого ты стал похож, – принялась накручивать себя жена. Варя заплакала, а потом и заревела.

– И на кого же? – Саморядов обреченно вздохнул, мысленно гадая, долго ли продлится буря. Его опять прохватила дрожь. По ушам ударил крикливый голос жены, сопровождавшийся ревом Вареньки.

– Детей разбудил! – громыхнула жена. Варя заревела пуще прежнего. – Что? Доволен? Зачем ты вообще пришел? Шлялся бы себе до утра там, где ты там шлялся!

«Зачем ты за ней погнался?» – раздался в голове Саморядова голос долговязого человека, который дал Саморядову прикурить от серебряной зажигалки и потом исчез. Саморядов тут же вспомнил лежащую в позе сломанной куклы девушку, которая неподвижными глазами смотрела куда-то вверх, сквозь стеклянную крышу и небесный свод. А жена все бушевала, и Варенька все ревела. Затылок обжег игольчатый холод. Тошнотворная темная волна накрыла и придавила Саморядова. От ватной слабости колени подогнулись. Саморядов сполз по стене на корточки, прикрыл голову руками, словно пытаясь защититься от сыпавшихся на него крикливых слов жены, от плача Вареньки, и застонал.

Жена осеклась. Она подошла к Саморядову, толкнула его в плечо, прикоснулась к его руке. Он отстранил ее руку.

– Да что с тобой, в конце-то концов? – спросила жена сердитым и в тоже время испуганным голосом.

– Варя, замолчи! – прикрикнула она, и Варя замолчала, точно ее выключили. – Что с тобой? – Саморядов ничего не ответил.

– Что с тобой? – опять спросила жена. – Что с тобой? Что с тобой? Что с тобой? – заладила она. Саморядов продолжал молчать. Жена нависала над ним.

– Что с тобой? – прошептала она.

– Ничего. Ничего. Ничего, – сказал Саморядов, прикрывая потупленную голову руками. – Ровным счетом ничего. Даже меньше чем ничего.

– Посмотри на меня, – потребовала жена.

– Может, хватит, а?

– Посмотри на меня, – повторила она.

Саморядов поднял голову и посмотрел на жену. Он попытался улыбнуться. Губы его задергались. Не получилось улыбки. Так – жалкая гримаса.

– Придурок, – сказала жена.– Хватит уши греть! – она схватила Варю за руку и увела в детскую. – А ты что тут еще за дверью забыл? Марш спать.