Порочный абсурд

– А пошлите! ? уверенно ответил Карамельников, устремившись к жилью Выпендрюков.

Их дом был далековато от места, где сейчас находились мужчины. Но в обоих проснулся такой сильный азарт, что пройти такое расстояние не составило особой сложности.

Глазом моргнуть не успели, и вот среди простых сельских домиков виднеется белый особняк с тёмно-синей черепичной крышей. В нём проживал Пьер Борисович Выпендрюк, которого все прозвали мужчиной с ногтями ухоженными лучше, чем у его супруги. Волосы его были короткими и всегда блестели. И хоть они и были уложенным невероятно дорогим импортным лаком, народ же считал, что его местная корова языком прилизала. Также проживали его жена ? Натали Евгеньевна, их сын Филипп, о котором мы уже знаем. Подходя к дому, Николай Петрович так всматривался в него, как будто проводил расчёты оценки стоимости постройки такого здания, сравнивал его со своим.

– Ну-с, давайте начнём. Попрощайтесь, Николай Петрович, со своим счастьем! ? усмехаясь, сказал Карамельников, когда подошёл к входной двери особняка.

Жабадушев принципиально не стал подниматься на крыльцо, так как считал этот дом недостойным для него самого, хотя, конечно же, это было далеко не так. Всё это ? лишь его вредность…

Раздаётся звонок в дверь. Карамельников улыбается. Дверь открывается.

– Ой! Здравствуйте, дорогой Пьер Борисыч! ? радостно произнёс Василий, ? Я зайду?

Пьер вышел в золотистом домашнем костюмчике, похожем на пижаму. В его руках было зеркальце, в которое он постоянно глядел не себя красивого: не измялось ли личико, не отекли ли глазки. Увидев Карамельникова, мужчина тут же схватился за свой остренький носик:

– Фи-и! ? протянул он, ?Василий, от вас страшно пахнет рыбой. Какой ужас! Извините! ? важно сказал Пьер Выпендрюк, захлопнув дверь у самого носа Василия.

Такая наизабавнейшая пауза была в этот момент! После чего раздаётся:

– Пха-ха-хаа! Умора! Ну, ты и лопух! ? заржал, как лошадь Жабадушев, чуть ли не валяясь на земле от смеха.

Карамельников сквасил лицо.

– Да это всё из-за вас! Вы вмазали мне своим карасём, запачкали пиджак, вот я и не понравился Пьеру!

Но Жабадушев только безбожно, злорадствуя, хохотал. В душе он был невероятно счастлив, что всё обернулось именно так. Василий безысходно присел на ступеньку, подпёр свой подбородок рукой и лишь жалко глядел на землю.

– Ладно… Пойду-ка я домой. Наржался вдоволь, как никогда! ? протирая слёзы от смеха, сказал Николай и пошагал обратно в сторону своего жилья.

– Стоять! ? крикнул ему вслед Василий, ? Вы должны благодарить судьбу, что она дала вам такой шанс. Идёмте же к Даше, как и собирались!

– Слушай, ? развернулся Жабадушев, ? Тебя в детстве по голове не били? Я тебе миллион раз уже сказал: «Твоя дочь нам даром не нужна!» К тому же… Ещё чего не хватало! Мне в такую даль идти, находился за сегодня.

– Николай Петрович! Говорю вам: «Пошлите!» Моя дочь другая, вы точно не пожалеете!

Жабадушев постоял немного, и после всё-таки побрёл вслед за Карамельниковым. Возможно, пойти его заставили мысли о том, что сейчас, скорее всего, случится очередная неудача Василия, и Николаю хотелось взглянуть на это ещё раз.

Уже слегка стемнело, в воздухе появились тучи мелких козявок, мошек, комаров, из-за чего без того редкий позитивный настрой Жабадушева стал куда-то рассеиваться.

– Если из-за тебя окажется, что я зря пропрусь в такую даль с этими гадкими мухами, то… ? начал Николай, пока его не прервал Василий.

– Сейчас увидите, Николай. Как распахну я дверь, а там прекраснейшая девица! Так ещё смотрите сами не влюбитесь, ? гордо произносил Карамельников.

Недовольный Жабадушев шёл да размахивал своими руками, прогоняя назойливых насекомых. Настроение его вновь было напряжённым, и ему снова хотелось удавить Василия Антоновича на месте. Идут они уже минут пять, если не больше…

– А вот и дом! ? радостно крикнул Карамельников и побежал к нему.

– Наконец-то! ? злобно проворчал Николай, отстав от торопливого градоначальника.

Карамельников подходит к двери своего дома, с предвкушением вставляя ключ в замочную скважину. Дверь со страшным скрипом распахивается, и перед мужчиной во всей красе показывается удивительная картина: Даша пожрала все обои, которые сейчас свисают, одиноким драным клочком, сверху, съела пол кожаного дивана, погрызла ножку берёзового кресла и нащипала плеши на своей же норковой шубе, купленной отцом на зиму. У Василия отвисла челюсть. Он медленно вошёл в коридор и услышал тяжёлые шаги приближающегося дитя. Этот неимоверный грохот отбил все надежды, что перед ним сейчас появится настоящая «Дюймовочка». Запыханный Жабадушев раздражённо подошёл к Василию и, увидев происходящее, воскликнул:

– Тьфу! ? плюнул он, ? Идиот…

Николай Петрович развернулся и нервно пошагал обратно к себе домой, браня наивного Василия. Но всё-таки единственный лучик счастья на его душе всё же имелся, ведь как-никак его неприятель вновь оказался в пролёте.

Ничуть не похудевшая Даша Карамельникова с жутким взглядом вышла из своей комнаты и уже хотела было набрать воздух в свои объемные лёгкие, чтобы выразить всю злость за проделки отца, как вдруг сам Василий Антонович, расстроенный тем, что его великие планы не сбылись, начал:

– Это что такое?!

– Чё? ? грозно переспросила дочь.

– Да как «чё»?! Ты что тут натворила? Где тощая девчушка, почему ты стала ещё больше?

– Да жрать я хотела, папаша! ? гаркнула Даша, выпучив голодные глаза.

– Жрать?! Ты зачем все обои съела, бессовестная? Это не еда! ? указывая рукой на свисающие обрывки, строго спросил он.

– Как не еда, папашечка?! На упаковке написано «в составе целлюлоза», ты сам говорил, что это углевод, а углеводы съедобные! Орёшь тут на меня наглым образом! ? не внятно, но громко рассуждала Карамельникова, взяв с пола плёнку, в которой находился рулон обоев, которую они до сих пор не удосужились выбросить, хотя ремонт был года четыре назад.

– Боже мой… А диван! Диван-то что? ? спросил Василий.

– Диван – кожаный! Хочешь сказать, кожу не едят? ? кричала она.

Василий Антонович промолчал и подошёл к креслу.

– Ладно, доченька… Это-то, всё можно понять, но ножку кресла ты для чего грызла?!

– Я пить хотела! Ты сам приносил мне из леса сока берёзового. А кресло из чего? Из берёзы! Что тут не понятного?! ? запыхалась Даша.

– И что… Попила? ? будто насмехаясь над великолепной логикой дочери, саркастически поинтересовался он.

– Нет! Какая-то сволочь уже выпила. Я грызла, грызла… А там всё одно – сухо! ? в гневе ответила Карамельникова.

Просто представь, мой дорогой читатель, эту до слёз смешную картину, как больших размеров девушка валяется по полу да грызёт кресло…

Василий схватился за голову.

– Ты какого лешего шубу попортила?! Здесь-то что съедобного?

– Глупый ты какой-то, папашечка! А моль? Моль почём жрёт? Значит съедобно! ? сурово объясняла она.

– Ты у нас что? Моль, бестолковая?!? не выдержав, очень громко спросил Василий.

Даша переменилась в лице, с трудом наморщила свой заплывший жиром лоб. Это уже было не лицо, а вернее сказать, морда дикого кабана. Ей очень не понравилось, что отец, итак оставив её дома голодать, стал повышать на неё голос. Карамельников начал медленно отступать к выходу, увидев что-то неладное.

– Хи-хи… Да ты чего, дуроч… кхм, ой! ? заговорился он от волнения, ?Дочурочка моя! ? ласково обратился он, спиной шагая к входной двери.

Даша зарычала, захрюкала и стала стремительно идти на отца.