Закон контролера

– Да на, подавись, куркуль!

При этом я хлопнул ладонью по усам пси-клопа, намертво вцепившегося в ткань моего бронекомбинезона – понятное дело, кому ж охота терять ценную кормушку?

Челюсти твари немедленно вонзились мне в плечо, а сзади раздалось:

– Ну ты, Мишка, фрукт! Без спросу взял мой шмот, а я же еще и куркуль!

Нормально сработал клоп, оперативно. Мгновенно поймал мою мысль и захватил мозг хозяина пальто так, чтоб тот увидел во мне своего лучшего друга.

И не только его. Вперед я тоже послал мысленный импульс вместе с криком:

– Хальт!

В немецком я немного получше стал разбираться за время моего участия во Второй мировой, так что, надеюсь, мой окрик «Стой!» прозвучал без особого акцента и достаточно громко, чтоб рабочий в последний момент бросил взгляд на меня… и застыл на месте с выпученными глазами, глядя, как я бегом несусь к грузовику.

И я понял, что не ошибся. Ни в своих предположениях, ни в своих действиях. Похоже, та «дымка» в моем мозгу появилась не случайно, как только я попытался вспомнить, где мог видеть столь хорошо запомнившиеся мне глаза «рабочего», – то ли мгновенный гипноз это был, то ли еще что. Хорошо, что я догадался глаза закрыть и прервал контакт. Теперь же я сам послал вперед через пси-клопа мысленное изображение – и последние сомнения отпали у меня, когда «рабочий», на лице которого за мгновение успела смениться целая гамма эмоций, ошеломленно пролепетал:

– Майн фюрер?..

Уважаю я свой организм, который умеет в экспромт быстрее, чем мой мозг выдаст что-то путное. Да, предполагаю, что он вряд ли смог бы сгенерить что-то настолько безбашенное, как послать в мозг «рабочего» картину, что к грузовику бежит не кто иной, как слегка поседевший, но вполне себе бодрый Адольф Гитлер. Давно известно: чем абсурднее картинка, тем легче в нее верят те, кто хочет в нее верить.

Теперь сомнений больше не было. Аварию на химкомбинате устроили эсэсовцы из организации ODESSA.

И я, кажется, уже догадывался, с какой целью.

Похоже, они прознали, что с помощью ядерного взрыва можно получить артефакт, из которого реально выковать нож, способный прореза?ть дыры в пространстве и проходы через время. Правда, непонятно, как группу совершенно незнакомых «рабочих» сотрудники КГБ сначала пропустили на секретный комбинат, а потом выпустили обратно, но это сейчас уже было неважно. Потому что думать – это потом.

Сейчас надо было действовать.

– Ага, фюрер, – сказал я, с разбегу сунув под мышку эсэсовцу ствол автомата и нажав на спуск.

Ткань и мясо заглушили звук очереди, только три гильзы звякнули об асфальт. Немца снесло с борта грузовика – думаю, он умер сразу, так как линии выстрелов, по моим прикидкам, прошли сквозь сердце. Что ж, хорошая смерть для нациста, загубившего немало невинных жизней. Быстрая. Можно считать, подарок.

К сожалению, я к этому времени понял: поддерживать образ Гитлера в головах у шести оставшихся эсэсовцев у меня не получится. Энергозатратная это штука, оказывается, посредством пси-клопа пытаться выдать себя за какого-то конкретного известного персонажа. Впечатление было, будто из меня энергия уходит стремительно, будто плотину прорвало. И чтоб у меня остались хоть какие-то силы, клоп снова ладонью по усам отхватил – мол, хорош, спасибо, ну тебя на фиг с такими услугами.

Клоп возмущенно икнул, но выпендриваться не стал – моментально прервалась и боль в плече, куда паразит вновь вонзил свои челюсти, и стремительный отток энергии. Всё. Стало быть, для фашистов в грузовике я больше не фюрер. Ну и ладно, справлюсь без маскировки. Или же сдохну, мне не привыкать.

Грузовик уже трогался, когда я запрыгнул внутрь кузова, понимая, что времени у меня – секунда. Может, две до того, как те, кто там сидел, поймут, что я не тот последний слегка задержавшийся фашист из их команды, которого они ожидали увидеть.

В принципе, две секунды – вполне достаточное время, чтобы в кузове, скудно освещенном лампой над окошком кабины водителя, длинной очередью положить всех оставшихся нацистов.

Но мне Гебхард нужен был живым. Ибо я не был уверен, что «Бритва» у него. Группенфюрер вполне мог спрятать артефакт где-нибудь на территории комбината, и если б я пристрелил Гебхарда, искать «Бритву» можно было всю оставшуюся жизнь. Или – как вариант – организовать свой собственный ядерный взрыв, что, на мой взгляд, было несколько сложновато.

Потому я использовал две секунды по-другому.

«Рабочий» с глазами группенфюрера и татуировкой был плотного телосложения, с мощной шеей и плечами штангиста – лицо изменить можно, а вот с ростом и фигурой сложнее. И хоть по сравнению с сорок первым годом Гебхард несколько похудел, но раскачанные плечи и шея никуда не делись.

Примерно полсекунды у меня ушло на то, чтоб в полумраке кузова рассмотреть троих эсэсовцев, точно не подходящих под вышеописанные параметры.

По ним я и начал стрелять.

Почти успешно…

Того, что был ближе всех, я перечеркнул очередью от груди до макушки. Хороший, кстати, метод в ближнем бою – даже если на противнике бронежилет, первые две-три пули его по-любому остановят, а четвертая-пятая с высокой вероятностью успокоит навеки. Да и вести очередь проще, когда первыми выстрелами к груди пристрелялся.

В общем, с этим фрицем все получилось. Он даже со скамейки встать не успел, как его мозги уже плеснули на брезент из развороченного затылка. А вот пятеро остальных синхронно бросились на меня, одновременно выхватывая из карманов и потайных чехлов ножи и пистолеты. Понятное дело, на то они и эсэсовцы, члены элитных силовых подразделений Национал-социалистической немецкой рабочей партии, прошедшие спецподготовку, сумевшие выжить и во время Второй мировой войны, и – что самое главное – после нее, когда на эсэсовцев по всему миру была объявлена настоящая охота. Что тут говорить, настоящие профессионалы, для которых убийство такая же привычная механическая обыденность, как для нормального человека чистка зубов или завязывание шнурков на ботинках.

Но я тоже все последние годы не пейзажи с натуры рисовал, а только тем и занимался, что зачищал мир от всяких уродов, пытающихся отправить меня в Край вечной войны. Потому ближайшему эсэсовцу я с разворота заехал куцым прикладом FN F2000 в квадратную челюсть и, тут же довернув ствол, всадил пулю прямо в раззявленную пасть ее хозяина.

Выстрел получился удачным – немец, поймав верхними зубами свинцовый цилиндр, резко запрокинул башку, отчего его затылок с хрустом врезался в переносицу того, кто был сзади. Случается такое порой, если кидаться кучей на одного, мешая друг другу.

И тут я краем глаза увидел руку. С покрытыми рыжими волосами пальцами, на одном из которых тускло блестело серебром кольцо с изображением черепа. В руке был зажат длинный немецкий штык-нож К98, который стремительно приближался к моей шее. Грустно, так как я не успевал развернуть автомат в сторону противника, в результате чего пришлось подставить его под колющий удар.

Бельгийский автомат штука, несомненно, удобная, компактная и эффективная. Но в отличие от, например, автомата Калашникова не рассчитанная на грубое и невежливое обращение. Исходя из чего в эту нежную конструкцию тыкать клинками, похожими на небольшой меч, категорически не рекомендуется.

Правда, надо отдать должное FN F2000 – мою шею он от проникающего ранения спас. При этом клинок фашистского К98 с хрустом пробил полимерное цевье бельгийского автомата и в нем застрял.

Ненадолго.

Фриц попался крепкий, рванул штык-нож обратно со страшной силой и благополучно его из цевья выдернул, при этом открыв рябую рожу, широкую как лопата. Понятное дело – сейчас он справится с инерцией рывка назад и вторым ударом уж точно не промахнется…

Разворачивать мое оружие было долго, да и хрен знает, будет оно стрелять с пробитым цевьем или нет, – я конструкцию FN F2000 не изучал, может, там в цевье какие-то важные автоматные кишочки спрятаны, которые ему фриц травмировал и без которых он стрелять не будет. Прикладом бить в такую харю без замаха дело рискованное, не факт, что толк от этого будет.

Потому я сделал единственное, от чего толк будет однозначно: отпустил автомат, сжал до боли указательный и средний палец, подперев указательный большим, и со всей дури вогнал эту конструкцию в глаз фашиста. Китайские мастера называют этот удар «клюв орла» и с их маленькими и узкими ладонями способны пробить им череп человека насквозь. Моя лапа в череп сквозь глазницу, конечно, не пролезет, но всадить в нее два пальца, что называется, до упора я вполне способен.

Прием этот, надо сказать, небезопасный для пальцев. Если кончики указательного и среднего прям с силой вместе не сведешь, есть риск поломать себе довольно хрупкие суставы и фаланги и вдобавок ногти снести об решетчатую кость черепа. Но я в свое время в Легионе долго отрабатывал этот удар, втыкая пальцы сначала в чашку с рисом, потом в сырую глину, потом в подсохшую, потом протыкал ими желатиновые шарики, закрепленные в глазницах специального тренажера, – и навык остался.

Глаз немца лопнул, мои пальцы провалились в его череп, и я ощутил пальцами хруст костей. Тут если неверно ударишь, захрустят скорее твои собственные пальцы – но я справился. Решетчатая кость сломалась штатно, как и было написано в учебниках спецраздела рукопашного боя, после чего ее осколки и мои ногти воткнулись в мягкое…

Убить таким ударом вряд ли получится, но мозг, слегка поврежденный осколками глазницы, всегда и однозначно вырубается на всякий случай. Фриц принялся неторопливо заваливаться назад, мне же ничего не оставалось делать, как шагнуть вперед, перехватить его руку со штык-ножом и воткнуть его в шею другого немца, который пытался в полумраке понять, совместилась ли линия выстрела его «Люгера» с моей тушкой.

Тут мне черный цвет бронекостюма сильно помог – ну и поднятая мной суматоха, конечно, в которой фиг поймешь, где свои, где я, а где густые тени, мечущиеся по тентованным бортам грузовика.

Пока немец осознавал, куда всадить пулю, у него в шее уже торчало двадцать сантиметров стали, плотно засевшей между шейными позвонками – судя по тому, как у эсэсовца резко отказали ноги, клинок попал именно туда. Мне же ничего не оставалось, как забрать из ослабевшей руки фашиста пистолет, на который в данной ситуации надежды было больше, чем на мой раненый автомат.

Один из немцев, телосложением похожий на Гебхарда, валялся на полу грузовика с кровавой блямбой вместо носа – поймал глубокий нокаут от удара товарищеским затылком в переносицу. Бывает же! Когда тебе за несколько секунд удается внутри тесного грузовика, несущегося на полном ходу, отправить на тот свет или вырубить пятерых хорошо подготовленных противников, это, конечно, результат твоей выучки и навыков… процентов так на двадцать. А остальные восемьдесят – только личная удача, и ничто иное.

Правда, был еще шестой. Который хоть и вытащил из кармана компактный пистолет, похожий на полицейский «Вальтер», но применять его почему-то не спешил.

Я же крутанул в кисти трофейный «Люгер», намереваясь опередить немца, похожего телосложением на Гебхарда, пока тот соображает, что ему делать со своим пистолетом, – и бросился вперед.

Убивать этого эсэсовца в мои планы не входило, а вот вырубить – да. И для этого вполне подходил «Люгер», который, как и любой другой пистолет, весьма удобно использовать в качестве кастета. Повернул карманную артиллерию в положение, когда ствол торчит из кулака со стороны большого пальца, а рукоять со стороны мизинца, просунул один палец под спусковой крючок, чтоб случайного выстрела не случилось, – и лупи супостата хочешь стволом в глаз, хочешь рукоятью в лоб.

Это я и намеревался сделать. И уже замахнулся, чтоб рубануть фрица рукоятью между бровей…

И тут мой взгляд наткнулся на его глаза.

Стальные.