Закон Арены

Со мной всегда так: перед боем некий мандраж присутствует, который я гашу накруткой сознания до состояния берсерка, а во время боя – пофиг.

Сейчас же – пофиг тем более, когда осознаешь, что все, это конец, так как ктулху медленно заносит лапу с окровавленными когтями для последнего удара…

Я улыбнулся.

Искренне.

Значит, вот как оно будет. Быстро и без боли. То, что всегда и хотелось.

– Ну, давай, – проговорил я, глядя в единственный оставшийся белый глаз твари без намека на зрачок. – Бей, чего ждешь?

И ктулху ударил.

Я увидел, как его лапа стремительно приближается ко мне…

Но удара не последовало.

Вместо этого мутант схватил меня за плечо и начал трясти.

Да твою ж душу… Не такой смерти я ждал. Хотелось красиво, быстро и в бою, а не загибаясь от искусственной трясучки.

– Ты чего, сука, делаешь? – заорал я. – Совсем крыша поехала, уродина хренова?

Я искренне надеялся, что тварь разозлится и прикончит меня наконец. И она разозлилась, но вместо того, чтобы убить одним ударом, вдруг хлестнула меня ладонью по лицу.

Больно!

Гораздо больнее, чем срыв серьезного куска мяса с моего тела. Настолько больно, что я замахнулся рефлекторно, собираясь напоследок хотя бы съездить кулаком по щупластой харе…

И проснулся.

* * *

Когда выныриваешь в реальность из слишком уж реального сна, зачастую не понимаешь, где явь, а где тот сон – уже прервавшийся, но еще наполненный его расплывчатыми призраками. Потому я не сразу узнал встревоженное лицо девушки, нависшее надо мной.

– Спокойно, воин, – произнесла она, пристально вглядываясь мне в глаза. – Спокойно. То демоны иномирья мучают твой разум. Тут место такое, их много здесь. Я чувствую…

Я плотно зажмурился, потом распахнул глаза. Помогает после эдаких снов быстро разобраться, где настоящая реальность.

И вспомнить все.

– Спасибо, Варвара, – сказал я. – И правда, дурное привиделось.

– Смерть свою увидал?

Ее глаза словно заглядывали мне в душу. Да уж, это точно не та молодая девчонка, с которой нас когда-то давно свела осада Новгорода мертвецами и короткая, но жаркая ночь.

– Что-то вроде этого.

– Вижу, – кивнула она. – Бабка моя ведуньей была и научила кое-чему. Смерть – она как судьба. Ежели сил и воли хватит, ее изменить можно. Кто-то волей своей ее приближает, коль жить не хочется более, а кто-то отдаляет, если что-то держит его на этой земле.

– Меня ничто не держит, – усмехнулся я. И понимая, что нечаянно вырвавшееся слово может обидеть девушку, добавил, проведя рукой по ее роскошным распущенным волосам. – Почти.

Однако она ласку не приняла, слегка отодвинувшись и направив взгляд в сторону. Скорее всего, чтобы я не увидел, как заблестели ее глаза.

Странно.

Неужто есть на свете что-то, способное заставить заплакать валькирию из мира Кремля?

Но она сдержалась, не дав слезам скатиться из глаз.

– Помнишь, что я сказала тогда, в ту ночь осады?

Если честно, я не помнил.

Да и сама ночь осталась в памяти довольно смутно – уж больно много событий произошло с тех пор.

Помню, что хорошо было, когда мы с Варварой любили друг друга. Не до сноса башни, когда после финиша по телу разливается блаженная истома и нет сил подняться с кровати, но вполне себе годно – если, конечно, можно говорить такое. Но я правда не знаю, как оценивать то, чем занимаются люди противоположного пола, когда возникает взаимная симпатия.

– Я сказала, что ребенка хочу от нормального мужика.

Услышав это, я на секунду превратился в статую. Очень уж странное ощущение пустоты возникло где-то в желудке. Не захочешь – замрешь, переваривая услышанное.

Пауза затянулась.

– И? – осторожно спросил я на выдохе.

– У тебя родился сын, – просто сказала она, будто о вчерашнем борще говорила. – Назвала Иваном. Смешно, правда?

– Да… как-то не очень, – сказал я.

И правда, что тут смешного? Иван Иванович, значит, у меня получился. Сколько ему сейчас, интересно. Год? Больше? Трудно определять время, когда в основном живешь в аномальной Зоне, где постоянно вечная осень.

– Смешно, что я ляпнула тогда что-то типа «все мужики – мутанты, так пусть будет детеныш от лучшего из них». А Судьба услыхала – и исполнила.

– Бывает, – кивнул я. – В аномальных зонах лучше вообще лишнего не говорить. Так что с ребенком? Где он? Ходит уже?

Она рассмеялась, на этот раз не сдержав слез, которые покатились по ее щекам словно маленькие блестящие бриллианты.

– Он ходит, сталкер. Пошел в первый же день, как родился. На второй день он отказался от моего молока и протянул ручку к жареному мясу в моей тарелке. В этот же день у него прорезались зубы. Он только и делал, что ел, а я боялась показать его людям, так как он рос удивительно быстро. На четвертый день он заговорил…

Она замолчала. А я скрипнул зубами.

– Преждевременное старение.

– Не совсем, – покачала головой Варвара. – Что-то другое. Через десять дней он взял в руки маленький детский лук и первым же выстрелом убил воробья в полете.

– Случайность? – предположил я, уже почти зная ответ.