Закон Фукусимы

Одна из стен белой комнаты, обильно политой чужой кровью, бесшумно ушла вниз. За ней оказалась лифтовая кабина с услужливо распахнутыми дверями. Намек был понятен.

Я бросил окровавленный боевой серп и направился в кабину, отделанную лаковым деревом, сверкающую зеркальным полом и, наверно, все-таки с золотыми поручнями. Перед тем как в нее зайти, машинально вытер берцы о белый ковролин комнаты – он все равно весь в кровище, а кабина стерильная, потому мозг команду выдал: вытри подошвы, чтобы пол не запачкать.

Помогло не очень, на стекле остались рифленые следы цвета давленой вишни. Стараясь не топтаться, я посмотрел вниз.

Лифт был явно другой, не такой, что меня сюда привез, и я оценил стремительный спуск вниз и мелькание множества лифтовых створок. При этом мне показалось, что по некоторым из них словно широкой алой кистью прошлись. То ли растерли кого-то между лифтом и этими створками, то ли мне правда почудилось – слишком уж быстрым было движение.

В пустынном вестибюле два охранника с поклонами проводили меня до выхода – причем я отметил глубину поклонов: секьюрити аж руками в колени уперлись, чтобы пополам не сложиться. Зауважали, что ли, после того, как я в одиночку четырех их бойцов уложил[4 - Об этой схватке можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Закон “Бритвы”» литературной серии «СТАЛКЕР».]?

А снаружи, кстати, ничего не поменялось. Та же ночь, те же избыточные огни реклам вдоль улиц, тот же спертый, влажный воздух другой страны. И тот же длинный черный автомобиль, который, как я понимаю, должен был доставить меня к очередному кордону очередной Зоны.

Позади меня раздались еле слышные шаги и шелест вращающейся бронированной двери.

Я обернулся.

Это был Виктор Савельев. Лицо – как посмертная маска, которой кто-то ради глупой шутки нарисовал глаза. Таким неестественно-бледным я его не видел никогда и первым делом подумал – обманули Японца нехорошие якудзы.

– Что с дочерью? – вырвалось у меня.

Неживые глаза безучастно повернулись в орбитах.

– Она жива, – протолкнулись равнодушные слова сквозь мраморно-бледные губы. – И теперь у нее свой Путь.

– Зашибись, – пробормотал я, понимая по виду Виктора: все плохо настолько, что лучше б он увидел свою дочь мертвой. Я понятия не имел, что там произошло, в этом чертовом небоскребе, ни малейшей догадки не было. Но ясно одно – Савельева надо спасать. От себя самого. В таком состоянии человек может сделать что угодно – самоубиться или же, например, начать валить людей пачками, таким образом выплескивая из себя ненависть ко всему человечеству. В случае с Виктором это могло быть вообще страшно, с его-то способностями и навыками. И потому я сказал:

– Короче. Я сейчас еду в Зону отчуждения. В вашу, местную, которая на Фукусиме. Там вообще труба. Народ гибнет, и никто не знает почему. Мне надо разобраться, что там происходит. Поможешь?

Послышался короткий выдох через нос, отдаленно похожий на звук усмешки.

– Не помню, чтобы ты у кого-то когда-то просил помощи.

– Времена меняются, – пожал я плечами. – Я в японской теме полный ноль, и без твоей поддержки мне здесь будет тяжеловато.

Задняя дверь черной машины была открыта, и ее услужливо придерживал за ручку водила в, на мой взгляд, недешевом деловом костюме – в таком надо нефтью торговать, а не баранку крутить. Не говоря ни слова, Виктор обогнул меня слева, словно я был фонарный столб, и втек внутрь салона, будто в его теле вообще не было костей.

– Надеюсь, это можно считать согласием помочь, – пробормотал я себе под нос – и влез в автомобиль следом.

Внутри пахло новой машиной – невыветрившимся ароматом дорогой кожи, свежим лаком, металлом и цветами – это, само собой, ароматизатор благоухал. В таких машинах девчонок катать, а не грязных мужиков возить (Виктор, кстати, после наших похождений в Чернобыльской Зоне тоже не переоделся, так что мы своим сталкерским вонизмом, намешанным из пропитанной потом одежды и свернувшейся на ней чужой крови, быстро перебили все эти люксовые запахи).

Хотя не совсем чужой… Я заметил, что рукав черного одеяния Японца чернее, чем должен быть.

– Ранен? – спросил я, когда машина тронулась.

– Еще в Чернобыльской Зоне, – бесцветным голосом произнес Савельев. – Ерунда.

Я мысленно назвал себя так, как никому не позволил бы сделать это вслух. Хорош кореш – товарища ранили сутки назад, а я только сейчас заметил! Конечно, я был наслышан о способности ниндзя мысленно останавливать кровь и силой воли запускать процессы регенерации в ускоренном темпе, но при всем при этом обработку раны и перевязку никто не отменял. А судя по тому, что весь рукав Савельева был пропитан засохшей кровищей, зацепило его хорошо.

– Перевязаться бы надо, – заметил я.

– Ерунда! – отрезал Виктор.

Ну, ерунда так ерунда, было б предложено.

– Долго ехать? – поинтересовался я, адресуя вопрос шоферу.

Затылок водилы даже не пошевелился. Такое впечатление, что машину робот ведет. Хотя не, не робот. Плечо водителя слегка шевельнулось, и салон отделил от кабины медленно выехавший черный экран. Понятно, на беседы с пассажирами шофер не запрограммирован.

– От Токио до АЭС «Фукусима-один» более двухсот километров, – произнес Виктор.

– А что, есть еще «Фукусима-два»? – поинтересовался я.

– Есть, – отозвался Савельев. – Неподалеку от первой.

Интересно, о второй АЭС я никогда не слышал. Впрочем, что я вообще знал о Японии? Для обычного среднестатистического русского человека что Страна восходящего солнца, что Марс – объекты примерно одинаковые по объему информации, которой он владеет. И в этом плане я не сильно отличался от этого среднестатистического человека. Разве что про аварию на Фукусиме был в курсе. Ну так это прямая сталкерская обязанность – знать насчет других Зон на планете. Из одной выпрут – куда нашему брату податься? Правильно, только в другую Зону. На Большой земле сталкеры жить не привыкли.

Я прикинул скорость машины. Километров восемьдесят в час лимузин точно выдавал. По ходу, завывающие сиренами полицейские машины сопровождения донельзя впечатляли других водителей, которые беспрекословно уступали дорогу. Вот и ладушки, вот и хорошо.

Конечно, можно было потратить время до прибытия на душеспасительные беседы и попытки выдрать Савельева из недр психологического коллапса, в который он себя сам загнал. Но, с другой стороны, был риск нарваться на повторное «Ерунда!», брошенное тоном, каким обычно посылают поиграть в песочницу надоедливого дитятю. Ну, значит, пусть тогда Японец сам себе лечит и руку, и душу, не буду навязываться.

Но, положа руку на сердце, его было жалко. Смотреть страшно: бледный, лицо как у трупа, краше в гроб кладут. Потому я предпринял последнюю попытку.

– Не хочешь рассказать, что произошло в небоскребе Ямагути-гуми? – спросил я.

Виктор не ответил, продолжая смотреть прямо перед собой. Ну, не хочет – не надо, было б предложено.

Я уже совсем было собрался поспать прямо на сиденье – нам, сталкерам, не привыкать дрыхнуть где угодно, – как вдруг Японца прорвало.

И он рассказал все.

Про дочь, которую любил всем сердцем, и про враждебный клан, который украл ее у него, я уже знал. А вот то, что они сделали с ребенком Виктора, для меня стало новостью.

– Сволочи, – хрустнул я кулаками. – Украсть девочку – страшное преступление. Но забрать ее душу – ужаснее ничего на свете нет.

– Ками, – на автомате поправил меня Виктор.

– Как бы оно ни называлось, теперь это не твоя дочь, – резюмировал я. – До тех пор, пока ты не вернешь ее обратно. Пока мы не вернем. И не отплатим этим тварям сполна.

– В клане Ямагути-гуми всем заправляет кумитё, – сказал Савельев. – Сто процентов – это его работа. Такое изощренное преступление мог придумать только он.

– Значит, кумитё и ответит за все, – кивнул я. – Обещаю, я все сделаю, чтобы вернуть твоего ребенка и отомстить этому уроду.

– Благодарю, – кивнул Виктор. И, наконец-то расслабившись, откинулся на спинку сиденья. Понятное дело. Будь ты хоть трижды суперниндзя стихии Пустоты, ты все равно остаешься человеком, которому порой для того, чтобы успокоиться, нужно просто выговориться.

А меня реально в сон потянуло со страшной силой. Ну и, короче, я прямо там, на удобном, мягком сиденье и отрубился. Сколько проспал – не знаю, но очнулся от того, что мягко покачивающаяся машина остановилась. Я на рефлексах продрал глаза. Приехали?

Оказалось, да. Молчаливый водила услужливо открыл дверь, и мы с Виктором покинули лимузин.

Снаружи был день. Непривычно багровое солнце зависло в небе, слегка затянутое необычно длинными облаками, и это было бы действительно красиво, если б на фоне алого диска не маячила пулеметная вышка.