При обстреле требучетами нео в палату попало два или три снаряда. Особого вреда не причинили, так, только крышу попортили, проломили изрядно. В принципе, починить за несколько дней можно, что, кстати, уже и делается. На крыше суетились мужики, спеша засветло подлатать хоть что-нибудь. Это и понятно, время дорого, и если можно его потратить с умом, то лучше не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.
Данила не ошибся. Филарет неспешным шагом направился к Красному крыльцу, широкой лестнице, по которой, говорят, раньше князья да другие серьезные люди на коронацию ходили. Что такое «коронация», теперь, наверно, только книжники в Семинарии знают. Небось красивое что-то, серьезное и присутствия большого количества народу требующее, если для той коронации такую широченную лестницу построили.
Прямо посреди лестницы расплескалась кровавая лужа. Ее мужик в армяке собирал широкой деревянной лопатой, которой зимой снег чистят. Похоже, кого-то снарядом требучетным накрыло. Прямое попадание навесом. Большие шматки мяса уже прибрали, а мелкие обрывки плоти и осколки костей мужик ловко цеплял своей деревяшкой и скидывал в ведро.
Филарет обошел лужу – благо ширина лестницы позволяла, – вздохнул, прошептал что-то про себя. Данила расслышал только: «упокой душу…». Понятно. Попросил того, кого никто не видел, чтоб упокоил то, что тоже не видать, но вроде как есть в каждом. Сложно такое представить, дружинник даже и не пытался. С верой своей, кстати, Данила так и не определился. Храмы вроде вот они, но в себя и в свой меч верилось больше, чем в невидимого покровителя. И пословица «высшие силы помогают тем, кто сам себе может помочь» была как-то ближе длинных молитв Хранителей Веры, почитающих силу креста, на котором убили их бога. Может, как-нибудь сходить на собрание Говорящих с мечами? Но и тут сомнения. Уж больно Говорящие заносчивы и агрессивны где не надо. Вполне возможно, что опричники, конвоировавшие Данилу, как раз были из них. Повадки похожие. Ну да ладно, со временем определимся. Или не определимся. Это уж как получится…
Пока Данила гонял в голове сложные мысли, стараясь не наступить в кровь или на обрывок чужой плоти, отец Филарет уже дошел до тяжелой, высокой двери и распахнул ее неожиданно легко для его возраста. Откуда в глубоком старце столько сил – загадка, разгадать которую Данила даже не пытался. Как и то, почему Филарета не трогают хищные ветви плотоядных деревьев, а сухопутные осьминоги не боятся брать хлеб из его рук…
На полу Грановитой палаты валялся мусор – обломанные доски, осколки камня и кирпича, сломанная мебель. Оно и понятно. Снаряд требучетный не хухры-мухры. Похоже, нео целым куском стены запулили, вывороченным из руин старого здания. Может, и не одним…
– Нам туда, – кивнул отец Филарет на чудом не рухнувшую вниз лестницу, ведущую на верхний этаж, построенный совсем недавно. После того как люди вышли наверх из подземных убежищ, главным вопросом стала не красота отделки здания, а жилье. Потому громадный сводчатый зал Грановитой палаты сделали двухэтажным, а на каждом из этажей понаставили двухъярусных кроватей. Тесновато, конечно, но двести человек худо-бедно в здании разместились.
Во время штурма тяжеленный метательный снаряд угодил в край лестничного пролета, почти полностью разрушив несколько ступенек. Потому поднимались осторожно, вдоль стены, каждое мгновение рискуя полететь вниз вместе с жалкими остатками лестницы прямо на клубки смятой арматуры, торчащие под ними словно задравшие головы кверху стальные змеи. Но обошлось.
На втором этаже следов разрушений было несколько меньше. Снаряд лишь обвалил солидный кусок западной стены, пробил пол и, расколовшись от удара, кирпичной картечью ударил по первому этажу.
В полумраке, едва разгоняемом парой масляных светильников, висящих на стенах, Данила разглядел несколько дверей. Все закрыты, лишь одна сорвана с петель и на полу валяется. Но то беда небольшая. Дверной проем с разодранным в щепы косяком загораживала известная всему Кремлю массивная фигура схимника по имени Мал. Бывает имя говорящее, как, скажем, Недаш или Любомысл. Первый жадина редкостная, второй сильно до баб охочий. Назовут парня – оно и сбывается. Тут тоже назвали, да получилось наоборот. Два метра с лишним росту, и плечи шириной немногим меньше.
На черную рясу для Мала шло материи как на две обычных. Ручищами своими схимник свободно гнул подковы и сворачивал стальные лопаты трубочкой. Из оружия не признавал ничего, кроме булавы без шипов, которую не всякий дружинник поднять мог. Один взмах такой железякой – и лезущий на стену нео на довольно продолжительное время превращался в парящего рукокрыла. А без шипов сие оружие было потому, что, по версии Мала, такое орудие гуманно, ибо кровь не проливает. Н-да…
Сейчас этот гуманист стоял скрестив руки на груди и глядя строго перед собою. Наверно, для того, чтоб любому, желающему пройти в комнату за его спиной, стало ясно: думает человек, ушел в себя, тревожить не надо. В противном случае можно огрести. И даже не булавой. Для одного-двух-трех-четверых нападающих кулака, смахивающего на массивное навершие той булавы, будет вполне достаточно.
Но отцу Филарету было глубоко наплевать на задумчивость человека-скалы. Не снижая темпа шага, он пошел прямо на эту скалу… которая, переведя взгляд на приближающегося человека, вдруг расплылась в неожиданно доброй улыбке.
– Здрав будь, отче, – низко прогудело под сводами помещения, словно в накрытый плащом колокол вдарили билом.
– И тебе поздорову, Мал, – кивнул Филарет. – Хотя здоровкались уже с утра.
– Лишнего здоровья не бывает, – прогудел схимник и улыбнулся снова, отходя в сторону на шаг. – Данила с вами будет?
– С нами, – кивнул Филарет, переступая порог темной комнаты. – Принеси светильник из коридора, одного там хватит за глаза.
Мал кивнул, и его мощная фигура скрылась за расщепленным косяком. Вот уже несколько лет здоровяк по собственной воле служил Филарету верой и правдой. А тот хоть и не поощрял добровольный обет, но и не прогонял схимника. У каждого свой Путь, и, если человек сделал выбор, нехорошо лишать его Пути…
Данила невольно почесал в затылке. Интересно, зачем все-таки его сюда Филарет привел?
Комнаты не было. Снаряд нео ударил в угол здания и обрушил две стены внутрь помещения. Данила и отец Филарет стояли на небольшом пятачке, свободном от мусора. Остальное пространство довольно обширной комнаты было завалено битым кирпичом, кусками штукатурки, обломками мебели… А прямо напротив зияла огромная дыра, через которую открывался замечательный вид на колокольню Ивана Великого, почти не пострадавшую от обстрела из требучетов – так, сколы кое-где, но это мелочи, к завтрему мужики все подправят. Интересно все-таки, на купола полюбоваться привел его сюда старец или еще для чего? Но, памятуя, что Филарет ничего просто так не делает, Данила молчал, терпеливо ожидая разъяснений.
Однако старик ничего пояснять не стал. Взял у подоспевшего Мала светильник, жестом отослал слугу-телохранителя прочь и, подойдя к куче мусора, поманил Данилу пальцем – подойди, мол.
Дружинник повиновался. При его приближении Филарет довольно ловко концом посоха отбросил в сторону большой обломок фанеры, прикрывавший помятый стальной ящик, вывернутый из стены ударом снаряда. То ли снаряд нео изуродовал старинную схоронку, то ли Мал разок приложил ее своей дубиной, но толстенная дверца ящика висела на одной петле, а внутри виднелись какие-то папки и отдельные листки бумаги.
– Правильный был сейф, с прибором автоматической откачки воздуха при закрытии, – сказал отец Филарет. – Иначе бумага бы не сохранилась за двести лет.
Данила задумчиво почесал подбородок и сделал глубокомысленное лицо. Мол, все понял, жду продолжения.
Старик присел на корточки, положил посох рядом с собой и принялся осторожно извлекать из ящика пожелтевшие от времени листы. Похоже, за две сотни лет ящик все-таки разгерметизировался и в него проник воздух. От неосторожного движения Филарета несколько бумажек прямо на глазах рассыпались в прах.
– Экий я неловкий! – с досадой в голосе произнес Филарет. – Старость проклятая, руки уже не держат ничего.
«Угу, – подумал про себя дружинник. – Давешний опричник надолго запомнит, как эти старые руки его посохом приласкали».
– Я ж только одну страницу прочел и сразу понял, что это такое, – продолжил Филарет, распрямляясь. – Фанеркой прикрыл от лишних глаз, Мала поставил сторожить и пошел тебя искать. Буковицы-то помнишь еще? Грамоту не забыл за делами воинскими?
Данила пожал плечами.
– Да вроде помню, отче. Вы ж учили-то. Такое не забывается. Хорошая наука, в детстве привитая, – она на всю жизнь.
Старик хмыкнул.
– Как был хитрец с малолетства, так и остался. Давай, доставай бумаги да раскладывай на полу, только осторожно. А я посвечу.
Насчет посветить было нелишне – солнце уже почти зашло. Данила управился быстро. Руки настоящего воина приучены к тонкой работе. Чтоб мечом врага поразить, не столько дурная сила нужна, сколько точность, скорость и умение филигранно владеть своим телом. Потому что стрелу пустить на сто шагов нео в глаз, что точным уколом клинка сердце врага достать, что листочки высохшие на полу разложить осторожно – для хорошо обученного дружинника задача одинаковая.
Филарет вновь опустился на колени и, чуть не касаясь светильником древних бумажек, принялся вглядываться в текст. Данила на это дело смотрел без интереса. Мало ли в Кремле старинных схоронок было найдено. В основном деньги прятали предки в стенах и в земле на черный день. Встречались порой и старые манускрипты, при первом же прикосновении рассыпавшиеся в пыль. Пару лет назад библиотеку царя Иоанна Грозного нашли. Беготни было в Семинарии, кипешу, разговоров. А толку? Много книг всяких было в той библиотеке, свитков, рукописей. Да только ученые мужи так ничего прочитать и не смогли. Дотронешься до такой книги, а она, словно из пылинок сложенное видение, тут же в прах распадается. В итоге пыль подмели, языками отчесали положенное, и сейчас в обширном схроне той библиотеки хранят картошку…
– Смотри, – ткнул пальцем отец Филарет в один из листочков. – Это то, что я прочитать успел.
Данила наклонился, пробежал глазами текст. Наверху справа красным написано: «Совершенно секретно». Слева – печатка круглая, красная с колосьями и звездочкой наверху, под ней черным пропечатано и подчеркнуто: «Народный комиссариат государственной безопасности». И число стоит «28 июня 1941 года». А посередке: «ЦК ВКП(б). Товарищу Сталину. Направляем расшифровку агентурного сообщения, полученного НКГБ СССР из Берлина. Разослано т. Сталину, т. Молотову. Народный комиссар государственной безопасности СССР В. Меркулов».
И далее текст: «Крамер – Максу. Доктор Ханс Альтхофф из Третьего управления расовых исследований приступил к разработке психофизического оружия в рамках проекта „Тор“, аналогичного советскому проекту „Сознание“, что подтверждает реальность и действенность использования в военных целях торсионных полей. В связи с ухудшением обстановки на фронте для скорейшего введения в действие установки „Сознание“ предлагаю использовать в качестве колебательного контура Кольцевую дорогу, проектное задание на которую по моим сведениям, в настоящее время уже составлено специалистами института „Союздорпроект“».
Сказать, что Данила ничего не понял, – это ничего не сказать. Ну да, историю изучали в детстве. Сорок первый год двадцатого века дата памятная, в то время война шла. Но что такое психофизическое оружие, торсионные поля, колебательный контур… Все равно что темный живой лес, через который без огнемета не продраться…
– Дальше читай, – ткнул Филарет в другую бумажку.
Данила перевел взгляд. Печатка такая же, как и на предыдущем листке, и тоже красным «Совершенно секретно». Впрочем, то же самое пропечатано на всех страницах, аккуратно разложенных на полу. Интересно, какими судьбами этот ящик попал в стену и был тщательно заштукатурен? С какой целью кто-то делал этот схорон в Грановитой палате? Теперь этого уже никогда не узнать…
«12 июля 1941 года. Государственный комитет обороны. ЦК ВКП(б). Приказываю в срочном порядке начать строительство Кольцевой дороги вокруг г. Москвы. При строительстве использовать материал Д1 в масштабах, не несущих ущерба для эксплуатационных качеств дороги и при этом отвечающих целям проекта „Сознание“. Председатель ГКО И. Сталин».
Данила пожал плечами. Тогдашний московский князь приказал дорогу построить из какого-то неизвестного материала. И что дальше?
– Не обессудь, отче, – взмолился дружинник. – Не понимаю. На другое учился.
– Погоди, – отмахнулся от него Филарет, жадно рассматривая буковицы на листках и перескакивая с одного текста на другое. Читать с такой скоростью Данила не умел и, махнув рукой про себя на это дело, стал ждать, чем закончится исследование.
– Так-так, – бормотал про себя старик. – Вот оно как, значится… Ага… Сюда смотри!
Данила обреченно посмотрел на очередной документ. Вернее, не документ, а лист бумаги, который, кажется, в древности назывался «газета». Филарет ткнул в абзац:
– Читай!
– Читаю, – обреченно вздохнул Данила. И начал по складам:
– «По предложению И. В. Сталина 13 января 1947 года Совет министров СССР принял Постановление „О строительстве в Москве многоэтажных зданий“. В Постановлении описаны планы по строительству восьми высотных зданий…», не могу больше, отче! Я ж больше мечом да пулеметом, потому и не семинарист, а дружинник! Объясни, зачем я здесь? Читать ты и без меня зело горазд. Если надо, давай я лучше посвечу, а ты уж сам как-нибудь поработай с до…документами.
Выговорив сложное слово, Данила словно камень с плеч скинул. Отца Филарета он уважал с детства, и сказать ему слово против было трудно неимоверно. Но, как говорится, терпение кончилось… Эх, обидится, наверно, старик…