Осенний Лис

– «Терпеж-то есть», – передразнил Жуга. – Балда ты, Реслав. Что верно, то верно – ежели корень веха слопать, дуба дашь. А коль рана воспалилась, да жар пошел – приложи отвар, да с умом приготовленный – все вытянет-вычистит сам собой… Ну-ка, повернись.

Жуга выловил из котелка тряпицу, протер обе раны, наложил примочку. Узкой полосой чистой ткани Реславу обвязали грудь и спину, перебросили край через плечо.

– Завтра снимешь, а пока поспишь на брюхе.

Выудив еще один клок, Жуга сложил ткань вчетверо, закатал штанину и перевязал колено. Мелькнула узкая, распухшая от давности ссадина. Балаж смотрел во все глаза.

– А это что ж не заживает? – спросил он.

– Эту рану, – невесело усмехнулся Жуга, – так просто не залечишь.

Реслав нахмурился, мучительно припоминая, где он мог видеть раньше нечто подобное, и вдруг вспомнил, как его приятель, молотобоец Микита, оступившись, угодил голой рукой на раскаленную докрасна болванку.

– Ожог это, – хмуро сказал Балажу Реслав, – и сильный притом. Так, Жуга?

Тот нахмурился, ничего не сказал.

– Где ж тебя так прижгло? – поразился Балаж. – С огнем-то, брат, поосторожней надо… Вона, костер-то…

Жуга вскинул голову. На лице его заходили желваки.

Вытянув длинную руку, он взял свой посох, концом его разворошил полупогасший костер. Тлеющие красными точками, угли рассыпались узкой дорожкой. Реслав никак не мог взять в толк, что тот собирается делать.

– Осторожней, говоришь? – с непонятной злостью сказал Жуга. – Я тебе покажу сейчас, что такое огонь…

И прежде чем кто-то успел его остановить, ступил босой ногой на угли. Балаж ахнул, метнулся было к нему, но Жуга уже шел по алой дорожке неспешным шагом. Похрустывали под ногами угольки, мигали, вспыхивали, синими язычками лизали растрепавшиеся бахромой штанины. Жуга дошел до конца, вернулся и сошел на траву. Балаж и Реслав переглянулись.

– Может, хватит расспросов? – язвительно произнес Жуга, вытер ноги рукою, улегся и потянул на себя одеяло. – Давайте спать. Поздно уже.

Балаж молчал, потрясенный.

– А ты говоришь – костер… – сказал ему Реслав, и тоже залез под одеяло.

Под шелест листвы все трое вскоре погрузились в сон.

Реслав проснулся, как от толчка, среди ночи. Сел, поежился от сырого холодка, огляделся. Ночь выдалась ясной. Над головой черным куполом висело звездное летнее небо. Луна была ущербной.

По правую руку мирно сопел во сне Балаж. Слева лежало лишь скомканное одеяло.

Жуга исчез.

Реслав посидел некоторое время, глядя в темноту и гадая, что могло его разбудить. Уж во всяком случае, не Жуга – тот двигался тише мыши. Внезапно Реслав осознал, что в ночи раздается какой-то тихий, неясный звук. Он прислушался.

Где-то далеко, тонко и печально пела свирель.

Реслав осторожно выбрался из-под одеяла, отполз в сторону. Балаж заворочался, но не проснулся, лишь закутался поплотнее. Реслав встал. Вчерашняя повязка присохла к спине, раны под ней зудели и чесались. Реслав повел плечами – терпимо…

Углубился в лес.

Дубовая роща ночью выглядела призрачно и таинственно. Серебрились в свете луны массивные шершавые стволы. Было тихо, лишь ручей журчал неподалеку, да похрустывали изредка сучья под ногой. Реслав спустился в ложбину, перебрался на ту сторону. Прислушался. Звук стал яснее, и Реслав двинулся вперед, осторожно ступая и глядя под ноги: в этих местах он еще не бывал.

Мелодия лилась, тихая и холодная, как лунный свет, то замирая на низкой ноте, то призывно взлетая и рассыпаясь легкой трелью, звуки сталкивались, кружились, сбегали вниз, вторя переливам оставшегося за спиной ручья, умирали, чтобы воскреснуть и воскресали, чтобы умереть. У Реслава защемило сердце. Он вдруг почувствовал себя безумно одиноким, внимая голосу ночи, и невольно ускорил шаги, идя на этот странный, чарующий зов.

Вскоре музыка уже раздавалась так близко, что Реслав стал хорониться за деревьями и, выглянув из-за второго или третьего ствола, понял, что пришел.

Здесь была большая, совершенно круглая поляна, по краям которой, на равном расстоянии друг от друга росли исполинские дубы. На самой поляне не было ни кустика, ни деревца, лишь короткая ровная трава. Кроны деревьев смыкались правильным кольцом, и лишь в центре виднелось звездное небо. Реславу показалось, что он попал в храм – так величественно выглядело это место. Он затаился, внимая терпким, летучим звукам, и вгляделся в темноту.

Дубов было девять. Между двумя из них промежуток был гораздо больше других, словно еще одно дерево росло когда-то здесь. Но дерева не было. Вместо этого там стоял Жуга.

В лунном свете он не казался рыжим, скорее – седым. Худой и длинный, Жуга стоял неподвижно, и лишь пальцы его рук танцевали, плели мелодию из тонкого камышового стебля. Реслав утратил чувство времени – прошло минут, наверно, пять, а может – целый час, как вдруг музыка смолкла. Жуга опустил свирель.

Несколько мгновений царила тишина, затем в ночи раздался вдруг тихий, бесцветный голос.

– ты звал меня, – сказал он. Не спросил, не ответил, просто – сказал. Реслав напряг взор, и ему показалось, что посреди поляны шевельнулось что-то, мерцая серебристой звездной пылью. Оно двигалось, сливаясь с темнотой, в воздухе возникали и тут же таяли, подобно стихнувшей только что мелодии, полузнакомые очертания: неясный абрис человеческой фигуры в длинном плаще, белая цапля, раскинувшая крылья, олень – ветвистые рога вдруг слились в один длинный и прямой на широком конском лбу, завились двумя бараньими кренделями… Снова не разбери-поймешь, кто…

– Я звал тебя, Авелиста, – подтвердил Жуга.

– ты все еще пытаешься угадать мое имя

– Я не теряю надежды, Армина. Я знаю, на какую букву гадать.

– ты дерзок

– Это так, Аставанна. Иначе ты не пришла бы ко мне в моем последнем сне.

– чего ты хочешь

– Помоги мне, Араминта.

– не могу

– Тогда ответь на мои вопросы, Атахена.

– спрашивай

Жуга помолчал, раздумывая.

– Ты знаешь, кто идет за мной? – спросил он.

– да

– Знаешь его имя?

– нет

Жуга опять промолчал. Переложил свирель из руки в руку.

– Ты знаешь, за кем иду я, Алаванна?