Осенний Лис

– Каббала… – пробормотал он, спускаясь к воде. Присел, глядя в воду на свое отражение. – Так я и предполагал. Однако, этот гад чуть все не испортил…

Он отстегнул ножны, несколько раз воткнул меч в землю, счищая с клинка бурую запекшуюся кровь, и отложил в сторону. Тщательно вымыл руки, шею и лицо. Расшнуровал и стянул через голову кафтан, поморщился, когда грубая кожа оцарапала края раны.

Неслышно ступая, из конюшни вышла лошадь и подошла ближе. Остановилась. Вид распростертого окровавленного тела, похоже, нисколько ее не беспокоил.

– Да, Плотушка, – сказал ведун, расстегивая седельную сумку и доставая маленький глиняный горшочек. – Ты, как всегда, права… Заклятия, наговоры… Все начинается с малого.

Некоторое время он молчал, смазывая края царапины густым черным бальзамом, как мог наложил повязку, после чего вытащил из сумки и надел чистую рубашку. Старую выбросил вон.

Спасаясь, Олег и Жуга и думать забыли о своих пожитках: обшарив мельницу, ведьмак выволок наружу две потрепанных котомки и высыпал на землю их содержимое. Некоторое время он перебирал разные свертки и пучки трав, то кивая одобрительно, то скептически усмехаясь. Вынул и подбросил на ладони небольшой браслет с камнем и девятью фигурными подвесками. Металл был тусклый, отливал зеленью, следов на коже не оставлял. Темный плоский камень, казалось, сам по себе светился изнутри.

Геральт нахмурился.

Некоторое время он молча расматривал находку, беспокойно потирая небритый подбородок, затем сложил травы обратно в мешок и завязал горловину. Браслет перекочевал в сумку ведуна.

– А знаешь, Плотва, – задумчиво проговорил Геральт, зашнуровывая кафтан, – мальчишки оказались не так уж и просты. Особенно этот, рыжий. – Он поглядел в сторону леса. – Н-да… Ну, что ж, надеюсь, на этот раз получится.

Последним жестом спрятав за пазуху медальон с волчьим профилем, он поднял меч, повесил его за спину и повернулся к лошади:

– Идем.

Шарахаясь прочь от каждой тени, Олег метался и кружил по лесу без малого час, и, как любой городской житель, вскоре потерял всяческое направление. Гонимый страхом, он то бежал, то пытался затаиться, то снова бежал (желания эти по очереди одолевали друг друга), и конца этому, похоже, не предвиделось. Тонкие деревца, попавши под ногу, ломались с громким треском, от которого у Олега сжималось сердце – оглядываясь, он всякий раз ожидал увидеть за спиной чуть ли не просеку. Наконец силы его иссякли, и он ничком рухнул в траву, пыхтя и отдуваясь. Перевернулся на спину. Прислушался.

Погони, вроде, не было. Еле видимые в сумерках, зудели поздние комары. Истошно вопили лягушки. Олег повернул голову и разглядел в просвете меж деревьев бурые мшистые кочки – в угаре поспешного бегства ноги принесли его на болото.

Олег поднял взгляд – на небе уже высыпали первые звезды.

Всю ночь болотные жители с немалым интересом наблюдали, как Олег шатался окрест, пытаясь найти укромное место, хоронился в куче сухих листьев, забирался в какие-то дупла, но всякий раз вылезал наружу – отогреваться. Захотелось есть. В кармане отыскался кусок сухаря чуть побольше тех, что кладут в мышеловки – еда все ж таки… Под руку подвернулись два-три гриба. Олег сорвал их, съесть так и не отважился, но и выбросить рука не поднялась – сунул за пазуху.

Еловые шишки уродились слишком черствыми.

К утру на землю лег иней, и Олегу стало казаться, что ведьмак, у которого был всего лишь меч, не так уж и страшен. «И впрямь, – думал он, – стыдно сказать: здоровый парень, кровь с молоком, потомок викингов, и – на тебе! – испугался какой-то нечисти…»

Он выбрал лесину поухватистее и отправился в обратный путь.

Лисица. Стремительная рыжая бестия – острая мордочка, гибкое тело, длинный пушистый хвост. И без того яркие осенние кусты, казалось, полыхнули огнем при ее появлении, столь неожиданном, что Олег с перепугу чуть было снова не задал стрекача.

Лиса не двинулась. Раскосые зеленые глаза смотрели спокойно и внимательно, безо всякого страха.

– Фу-ты, пропасть, – пробормотал Олег, утирая потный лоб. – Всего лишь лиса…

Близился полдень. В поисках обратной дороги к мельнице Олег исходил лес вдоль и поперек, чуть не увяз в болоте, но все без толку. Он уже отчаялся, да набрел вдруг на ручей, и теперь никак не мог решить, куда идти – вверх по течению, или вниз – сидел, бросал в воду щепки, а тут еще лиса эта…

Он поднял взгляд. Лиса не уходила.

– Ну, это… Чего смотришь-то?

Та зевнула, крючком выгибая язык. Укусила блоху. Встала, прошлась туда-сюда и снова уселась, обернув лапы пушистым рыжим хвостом. Посмотрела на Олега.

Сколько они так играли в гляделки, Олег не взялся бы вспомнить, только он сдался и встал первым.

Поднялась и лиса.

Олег сел, слегка озадаченный.

Лиса обернулась. Махнула хвостом и двинулась в лес. Остановилась, обернулась еще раз. По спине у Олега забегали мурашки.

– Ах, чтоб тебя… – пробормотал он.

Лиса ждала, и Олег, не видя иного выхода, двинулся следом за нею.

Завечерело. Непрошенная рыжая попутчица бежала быстро, поспеть за нею на своих двоих было нелегко. Олег то и дело отставал, упуская ее из виду, но та всякий раз возвращалась. Похоже было, что бежит лиса напрямик – ручей петлял, то пропадая в чаще, то вновь вытекая как бы ниоткуда. Встретилась какая-то вырубка – пеньки да щепки. Впереди вдруг замаячил просвет. Лиса нырнула в плотные заросли кустов, Олег продрался следом, и тут спешка сыграла с ним злую шутку: не удержавшись на крутом склоне, он поскользнулся и кубарем покатился вниз.

Все бы ничего, но внизу была вода.

Много воды.

Очень много воды.

Он бухнулся в пруд со всего размаху и суматошно забарахтался в холодной воде. Дно ушло из-под ног, и Олег преизрядно струхнул – и было от чего! – «потомок викингов»совершенно не умел плавать. Фыркая и пуская пузыри, Олег с грехом пополам «по-собачьи»доплюхал до берега, но глинистый откос был так скользок и крут, что лезть по нему вверх оказалось делом безнадежным. Зацепки не было никакой. Олег заметался в панике, теряя надежду, как вдруг больно стукнулся обо что-то твердое, круглое и плавучее и вцепился в свою находку что было сил. Отдышался и лишь потом осторожно глянул, что послал ему счастливый случай.

Это был бочонок.

Брошенный давеча в мельничный пруд самим же Олегом, он каким-то хитрым путем попал в желоб, а оттуда – в ручей, и теперь вот плавал себе преспокойно в низовом озере, пока не подвернулся под руку. Все произошло так неожиданно, а закончилось так хорошо, что напряжение двух безумных дней вдруг выплеснулось в шумной истерике: Олег не выдержал и рассмеялся.

Не в силах остановиться, он хохотал, минут, наверное, пять, как вдруг из воды, с шумом и плеском вынырнула черная мохнатая голова. Олег ахнул, захлебнулся и умолк.

Большущий бобр проплыл туда-сюда перед самым Олеговым носом. Фыркнул, глядя искоса. Нырнул, шлепнул по воде широким плоским хвостом – словно лопатой жахнули – и через миг показался снова во всей своей красе. Взгляд его черных глаз – умный, насмешливый, – почему-то напомнил давешнюю лису, и Олегу опять стало не по себе. Зверь замер, словно раздумывая – мол, не помочь ли дураку, – затем развернулся и поплыл прочь от берега, то и дело оглядываясь.

Олег заколебался было, но уж солнце садилось, да и вода была холодна; он покрепче ухватился за бочонок и медленно двинулся следом за бобром, шумно бултыхая ногами.

Олег понятия не имел, куда они плывут. Впереди то и дело мелькал чешуйчатый бобриный хвост. Олег подивился мимоходом – зверь, а вот поди ж ты – чешуя… Помнится, именно поэтому один охотник, подвыпив, спорил до хрипоты – доказывал, что бобр, мол, вовсе и не зверь, а просто – лохматая рыба. И ведь доказал, шельмец! Сам же Олег о бобрах знал мало – почти что ничего. Впрочем, как-то раз ему довелось отведать жареного бобриного хвоста, о чем у Олега сохранились самые приятные воспоминания.

Показалась плотина. Бобр покрутился возле, поджидая Олега, и вдруг нырнул. Тот замер, огляделся ошарашенно по сторонам. Быстро темнело. Искать какой-то другой выход было, пожалуй, уже поздно.

Олег набрал побольше воздуху и выпустил бочонок из рук.

Жуга очнулся в темноте. Впрочем, нет – то была не совсем темнота: непонятно откуда сочился тусклый зеленоватый свет.

Пахло водой.

Пахло прелым деревом.

Двигаться не хотелось.

Некоторое время Жуга молча лежал в зыбкой тишине, заново привыкая к собственному телу. Было прохладно. Его всегдашний овчинный кожух остался на мельнице, а сейчас вот и рубаха куда-то исчезла. Боли не было, лишь ныл противно левый бок, задетый мечом ведуна. Что-то плотное стягивало грудь. Жуга пощупал – перевязка. Выдернул клочок какой-то мякоти, размял в пальцах. Поднес к лицу – комок был сухой, волокнистый. «Мох, наверное, болотный, » – догадался Жуга.

– Не… надо… – тихо сказал кто-то.