Кукушка

– Почему он такой грустный? – спросил Фриц.

– О, это грустная история, мой мальчик. Si, очень грустная. От него ушла невеста.

Кукла как-то разом сникла и закрыла лицо рукавами широкой рубахи. Затряслась в рыданиях. Нити, тянущиеся к рукам, ногам и голове, были почти незаметны, и всё происходящее походило на какое-то волшебство.

– Она пропала. Изменила. Убежала от него. Ушла к другому, si. Он ничего не ест, страдает и пишет стихи.

– А к кому она ушла?

– А! – Господин Карл отложил белую куклу, спрыгнул с сундука, откинул крышку и извлёк наружу нечто яркое, цветастое, с бубенчиком на колпаке и с ухмыляющейся рожицей. Опять залез наверх, расправил нити и явил новую куклу во всей красе.

– Это Арлекин! – объявил он.

Раскрашенная кукла ухарски притопнула ногой и закружилась в пляске, помахала мальчику рукой и показала «нос». Фриц не удержался и хихикнул.

– Он слуга и озорник, бездельник и дурак, хитрец и забияка, он часто поколачивает остальных, особенно Пьеро. Si, где драка, там ищи его! Где он, там плутни и проделки.

– Это к нему и ушла невеста Пьеро?

– Scuzi? A, si. Её зовут Коломбина. Вот она. – Он снова слазил в ящик и достал оттуда куклу-девочку в цветастой юбке, тотчас выдавшую пару па жеманного затейливого танца и пославшую мальчишке воздушный поцелуй.

– А ещё кто есть?

– О, много кто. – Карл Баас опустил марионеточные крестовины и устало сел на крышку сундука. Извлёк из кармана бороду, потом – носовой платок, вытер пот и в обратном порядке засунул их обратно. – Я не стану сейчас всех доставать и показывать: ты их всё равно потом увидишь. Есть Панталоне, старый купец, он глупый и жадный, его все обманывают. Ещё есть его слуга Бригелла, он друг Пьеро и Арлекина. А Скапино, или же Скапен – хитрец и ловкий плут. Есть Доктор – болтун и шарлатан, а есть Тарталья – он учёный и педант… А есть ещё Капитан – такой трусливый пьяница со шпагой, а ещё Октавио, Лусинда… И ещё есть Пульчинелла, здесь его зовут Полишинель. Как раз его-то, – он кивнул на нож и заготовку, – я сейчас и вырезаю.

– Разве его у вас до того не было?

– О, его вместе с Капитаном как раз конфисковал у меня настоящий капитан городской стражи, когда мы в последний раз давали представление. Тогда, кстати, мне пробили барабан, а моего слугу изрядным образом поколотили. Видно, после этого он и решил, что с него хватит, и при первой же возможности дал дёру… Вот я и делаю нового.

– Слугу?

– Полишинеля!

Фриц заметил, что хозяин начинает сердиться, и поспешил исправить положение, хотя про себя решил попозже выяснить, за что такое их поколотили стражники,

– Ох, вы так здорово с ними управляетесь. Честное слово! Я даже как-то забыл, что это вы там, наверху, ими шевелите. Они у вас… будто сами двигались.

Бородач усмехнулся:

– Ах, друг мой Фрицо! Любое искусство полно тайн. Ты сам не подозреваешь, как ты близок к истине. У каждой куклы есть Гашта – душа. У каждой есть характер и свои замашки. Не поверишь, – тут Карл Баас огляделся, наклонился к Фридриху поближе и, понизив голос до заговорщицкого шёпота, проговорил из-под руки: – Ты не поверишь, но иногда мне самому кажется, что мои куклы… живые!

И в этот момент в сундуке кто-то чихнул. Фриц вздрогнул. Кукольник тоже вздрогнул и изумлённо вытаращился на него. Глаза его за стёклами очков стали круглыми и неправдоподобно огромными.

– Будь здоров… – несколько неуверенно сказал он. – Спасибо, Баас Карл, – слегка дрогнувшим голосом поблагодарил его Фриц, – только я не чихал. То есть как – не чихал? – удивился он, – Я же только что слышал, как кто-то чихнул!

– Я тоже слышал, Баас Карл, но это был точно не я!

– Как – не ты? Уж не хочешь ли ты сказать, что это я сам чихнул и не заметил, как чихнул?

– Н-нет… – замялся Фриц.

– Тогда кто же? А?

– По правде сказать, я думаю, это у вас в сундуке. Фриц указал пальцем.

Канальщики на носу баржи прервали работу и теперь с интересом прислушивались к разгорающемуся спору. Кукольник надулся и сердито запыхтел.

– Деточка, этого не может быть! – объявил он. – Куклы не чихают. Тебе послышалось. И вам, – он обернулся к речникам, – послышалось!

Те молча пожали плечами, выплюнули за борт две струи табачной жвачки и вернулись к своим делам. Как раз в воде мелькнул топляк, и один из парней поспешил его оттолкнуть. И тут в сундуке чихнули во второй раз. Бородач испуганно вскочил, как будто под седалищем у него взорвалась пороховая мина, мгновенно развернулся и откинул крышку сундука. И тут же на всякий случай отступил назад и опасливо потыкал кучу тряпок кончиком зонта.

– Эй, кто в сундуке? Выходи!

Сперва ничего не произошло. Фриц даже уверился, что им таки почудилось. Потом в глубине сундука возникло шевеление, будто кто-то пробирался вверх со дна, покрывала задвигались, и на свет вынырнула рыженькая девчоночья головка, размерами немногим больше кукольной. Девочка моргала на свету и виновато смотрела на Фрица и на господина Карла, а Фриц и господин Карл – на девочку,

– Здравствуйте, господин Барба… – Она встала, попыталась сделать книксен и опять едва не утонула в театральных тряпках.

– Mamma mia! – наконец изрек бородач. – Что ж это? Это что ж?! Как ты сюда попала?! – Разгневанный, он обернулся к Фрицу: – Это ты её там спрятал?

– Господинкарабас, господинкарабас! – глотая слоги, зачастила Октавия, умоляюще сложив перед собой ладошки, – не бейте Фрица, он не виноват! Он ничего не знал. Я… я сама забралась к вам в сундук. Без спросу.

– Но зачем? Зачем, росса Madonna?!

– Чтобы попутешествовать с вами, – простодушно призналась девчонка.

Юстас выругался и упустил свой шест.

Слежку Зерги заметила сразу. То есть, конечно, не сразу, а как только отъехала от лагеря настолько, чтобы тот скрылся из виду. Однако заметила. Преследователь, может, действовал по-своему умело, но не учёл, что лес обманчив: звук в лесу разносится не как в городе – пусть глуше, но и дальше, с хрустом веточек под сапогами и копытами, с тревожной тишиной умолкших птиц и сорочиным треском по верхам. Ему бы не спешить и ехать по следам, как делают охотники, а он ломился напрямую. А не всегда короткий путь действительно короткий. Зерги усмехнулась, поддала коню в бока, а как добралась до развилки, спешилась и отвела коня назад по молодой траве за зеленеющие заросли. И затаилась. Минуты через две раздался стук копыт, и на развилке показался всадник, как Зерги и предполагала – Рутгер. Без шляпы, в испарине, он придержал кобылу, повертел белёсой головой, пару раз наклонился к земле, задумчиво потёр небритый подбородок и наконец решительно свернул направо, очень скоро скрывшись за деревьями. Зерги проводила его пристальным взглядом лучника, опустила арбалет и сплюнула. Растёрла сапогом.

– Вот ублюдок! – процедила она сквозь зубы. – Всё же увязался… Чёрт. Ну ничего, ещё посмотрим, кто кого пасёт.

Она вложила ногу в стремя, забралась в седло и двинулась в обратную сторону. Не доехав мили полторы до лагеря, свернула незаметной стёжкой, пробралась по дну ручья в сыром овражке и вскоре оказалась на другой дороге, по которой сразу погнала коня галопом на восток. Прошло не больше получаса, Зерги не успела даже разувериться в своей догадке, а впереди уже маячили два верховых силуэта. Толстая фигура восседала на ослике, худая – на коне. Заслышав топот, обе обернулись, придержали скакунов и теперь молча наблюдали за ее приближением. Девушка отбросила за спину капюшон и на всякий случай пустила коня шагом.

Золтан хмуро смотрел ей в глаза, на лице его не дрогнул ни единый мускул. Руку из-под плаща он так и не достал.

– Ну, – сказал он, едва лишь расстояние позволило им говорить, не повышая голоса. – Чего теперь? Зачем ты догнала меня на этот раз?

Зерги остановилась. Отбросила чёлку со лба. Приезд её, похоже, Золтана ничуть не удивил.

– Хочу поговорить наедине, – сказала она.

Тот поднял бровь:

– Вот как? Забавно. Что ты хочешь мне сказать?

– А ты уверен, что я хочу тебе что-то говорить?

Хагг усмехнулся.