Норманн. Чёрный князь

– Люнгена послушаешь или мне позволишь пересказать? – спросил Геланд.

– Сам рассказывай! – устраиваясь на лавке, ответил князь.

– Норги встали у северного берега, где дорога выходит к заливу. Под рукой Магнуса Норвежского пять дюжин драккаров.

– Дозорные разглядели короля или только его корабль? – уточнил Норманн.

– Самого видели! – ухмыльнулся Геланд. – Близко подошли и сказали пару ласковых. Ты же знаешь характер Леанты.

Присутствующие засмеялись, что-что, а задиристый характер валькирии ни для кого не был секретом.

– Вероятнее всего, норги поджидают вторую часть отряда. Желают нанести одновременный удар с двух сторон, – предположил де Оньян.

Отец Иоанис, выступавший при французе в роли переводчика, деликатно кашлянул и от себя добавил:

– Не спешим ли мы с принятием решений? Надо бы гонца от Дидыка дождаться.

– Дождемся, – спокойно ответил Норманн, – времени у нас предостаточно. Король берет нас на испуг.

– Его лазутчики шарятся окрест, ночью дозор перехватил в камышах лодку. Пленные стращали нас, говорили о трехтысячном войске, – выдал неожиданную новость Микша.

– Где они? – встрепенулся Ульфор. – Отдай! У меня они соловьями запоют!

– У Нила слишком рьяная молодежь, – недовольно фыркнул старшина корабелов. – Надо было по ногам бить, а они с десяти метров насквозь стрелами прошили.

– Хорошая новость, – разглаживая фасонистую бородку, отметил Норманн. – У Магнуса своя дружина не более тысячи, плюс две тысячи всевозможного сброда.

– Причем с Готланда или Аландских островов к нему не пришло ни одного человека! Это точно! Я бы знал! – добавил Геланд.

План предстоящего сражения составили достаточно быстро: дело было не в единодушии мнений, а в ограниченности возможностей. Затем приступили к подготовке отражения вражеской атаки. Первым делом изготовили рогатки и побросали увязанные лыком простенькие заграждения в русло реки. Решись норги на высадку непосредственно в Норчепинге, насыщенный препятствиями илистый грунт серьезно затруднил бы атаку через реку. Затем установили рогатки в водах залива. Совершенно бесполезная работа, нехитрое заграждение не способно повредить драккар, если только незначительно задержать процесс высадки десанта. В завершение несколько линий рогаток увязали на спуске с холма, чем фактически обезопасили себя от фланговой атаки. Конструкция-то простенькая, да попробуй разрубить хотя бы половину. За это время крестьяне подготовили артиллерийские позиции и ушли за холм, где им предстояло пережидать смертельно опасную схватку.

Гонец от Дидыка прибыл еще до полудня и сообщил, что по дороге из Упсалы идет отряд примерной численностью в полторы-две тысячи человек. Второй посыльный прискакал среди ночи и сказал, что королевская эскадра ушла в направлении на Норчепинг. Поблагодарив нарочного за хорошую весть, Норманн повернулся на другой бок и стал досматривать прерванный сон. Пускай враг всю ночь машет веслами, а ему с дружиной необходимо встретить новый день с ясными головами и свежими силами. Первые лучи поднимающегося солнца отразились от земли радужным сиянием утренней росы. После легкой пробежки Норманн прыгнул в объятия неожиданно теплой воды залива. Пару раз нырнул, затем широкими взмахами отмерил стометровку. Выходя на берег, вспугнул застывшего на мелководье щуренка. Хорошо жить в четырнадцатом веке! Люди еще не успели загадить Землю, у кромки воды не найдешь разбросанных окурков, нигде не валяются разодранные пакеты и сплющенные пластиковые бутылки.

– Рус, иди к нам! – позвал Ульфор. – Лучшего завтрака нигде не найдешь!

И правда, у костра ему вручили миску жареных миног. Наслаждаясь нежным мясом, Норманн обратил внимание на несколько необычный привкус и спросил:

– Здесь какая-то приправа или что-то добавили?

– Речную миногу предварительно вымачивают в кислом молоке! – пояснил Ульфор. – До сих пор не могу забыть Францию, там рыбу чесночным духом портят.

Мурман был прав, там чесноком забивали неприятные запахи, а здесь добавили аромат свежего сыра.

– Идут! Идут! – Возглас черной птицей пронесся над лужайкой.

– Извини, друг! – оглянувшись на бегущего Нила, сказал Норманн. – Надо молодежь придержать. Драккарам еще два часа грести, а сотник уже заметался.

– Пошли его ко мне, – предложил Ульфор, – иначе сам убегается и людей замучает.

Лидер норвежцев оказался абсолютно прав, сейчас воинам был необходим абсолютный покой, словно больному перед тяжелой операцией. Излишняя нервозность начальства грозила быстро поднять эмоциональный накал готовящейся к бою дружины. Как следствие, в решающий момент у людей могли сдать нервы. Нил уже принялся поторапливать свою сотню, требовалось остановить его до первых приказов, иначе действия грозили обернуться сумятицей и неизбежной потерей авторитета.

– Доброго утречка, дружинники! – несколько наигранно бодро поздоровался Норманн. – Примете в круг?

– Садись к нам, князь! Отведай настоящей еды! – разноголосо ответили воины.

Кашевар тут же подал блюдо с глазуньей, поджаренной на прозрачных ломтиках свиной брюшины. Через несколько столетий простая еда русского крестьянина станет символом благополучия английского дворянина и получит известность как «яйцо с беконом». Норманн взял прикрытую ломтем ржаного хлеба кружку парного молока и, полуобернувшись, сказал Нилу:

– Пока суть да дело, сходи к Ульфору, повтори с ним сигналы совместной атаки. Мало ли что, путаница может дорого обойтись.

Сотник растерянно потоптался на месте, затем неуверенно ответил:

– Вчера вроде бы все оговорили, он дядька боевой, опытный, не должен напутать.

– В том-то и дело, что за его спиной сотни сражений, – спокойно ответил Норманн. – Ты всю ночь о деле думал, а Ульфор о девках грезил.

Нил робко улыбнулся и прытко рванул к норвежскому кругу. Пробежав под удивленными взглядами спокойно завтракающих людей несколько метров, он нервно глянул на приближающиеся кораблики и перешел на шаг. Вот и чудненько, еще минут двадцать, и общее спокойствие собьет с сотника волнение, в сражении нужны ясный ум и трезвая голова.

– Уф! Спасибо! Наелся! – поглаживая живот, громогласно заявил Норманн. – Надо полчасика покемарить, иначе рука не поднимет меч.

Дружинники хохотнули над шуткой и неторопливо отправились облачаться в броню. Норманн действительно растянулся на узкой лавке, но долго не пролежал.

– Ты смотри, как норги заторопились! – присел рядом Микша. – Вот дурачье, в таком темпе они себе кровавые мозоли набьют!

– Еще бы, – с ленцой ответил Норманн. – Сейчас мы для них словно дразнилка. Расселись вольготно на берегу, а те всю ночь веслами отмахали. Вот и торопятся расквитаться.

– Можно подумать, что мы их звали! – хмыкнул корабельный старшина.

– Пора одеваться! – напомнил подошедший слуга. – Мне принести броню?

Норманн нехотя встал. Какой резон тащить сюда двадцать с лишним килограммов железа? Тут идти всего с полсотни шагов. Натертые тюленьим жиром вороненые доспехи встретили своего хозяина какими-то особыми зловещими бликами. Привычно встав покорным манекеном, он развел руки в стороны. В данном процессе от него требовалось одно – не мешать, ибо помочь было попросту нереально. Рядом начали облачать де Оньяна, причем француз сам руководил очередностью пристегивания деталей. Норманн лениво зевнул и заинтересованно уставился на шлем. В свое время он сам разрешил гасконцам заменить русские шлемы на новомодные итальянские бикокеты. Сказал и забыл, а сейчас впервые увидел не лишенную изящества и прагматизма каску. Взгляд в первую очередь зацепился за забавные кованые крылышки, кокетливо торчащие по бокам от шлема. С этим понятно, русские и персидские шлемы защищают воина от вертикального удара при помощи прагматичного шишака. Скандинавы и немцы для этой цели крепят устрашающие рога, а французы придумали крылышки. Далее всю каску покрывал тисненый рисунок, который завершался родовым гербом в виде кокарды. В целом новомодный шлем отличался от традиционного бацинета открытыми щеками – явный признак того, что в Европу проникли идеи маневрирования полков. На самом деле все варианты шлемов и брони пришли в Европу с Востока, включая клепаное ведро на голову. Здесь и вопрос развития воинского искусства, и вопрос умения кузнецов. Как правило, европейцы перенимали новшества с задержкой на пару сотен лет.