Кировская весна 1936-1937

– Товарищ генеральный секретарь ЦК ВКП(б), представляю кандидата на должность начальника артиллерийского управления РККА Тризну Дмитрия Дмитриевича – начал доклад нарком обороны Уборевич.

– Хорошо, Иероним Петрович, слушаю внимательно – ответил Киров.

– Тризна Дмитрий Дмитриевич, родился 15 сентября 1891 году в городе Киев, комдив, начальник Артиллерийской академии РККА с июня 1932 года. Председатель Артиллерийского комитета Артиллерийского управления РККА. Член ВКП(б) с декабря 1918 года. Украинец. Окончил Орловский кадетский корпус. С 1910 года на военной службе старой армии. Окончил Михайловское артиллерийское училище в 1913 году. Воевал в Империалистическую войну. С августа 1917 года – командир 2-й батареи 7-й Сибирской артиллерийской бригады. За мужество и отвагу награжден шестью боевыми орденами. В октябре 1917 года избран командиром 1-го дивизиона той же бригады. С декабря 1917 года – инспектор артиллерии 3-го Сибирского армейского корпуса. Последний чин в старой армии – штабс-капитан. В Красной армии добровольно с февраля 1918 года Участник Гражданской войны. Воевал на Туркестанском, Восточном, Южном и Кавказском фронтах. В ходе войны занимал командные должности. В феврале – мае 1918 года возглавлял оборону Витебского железнодорожного узла, участвовал в защите года Смоленска. С июня 1918 года – начальник обороны Оренбургского железнодорожного узла. В 1919-1920 годах – инспектор артиллерии Оренбургского гарнизона (фронта), начальник артиллерии 31-й стрелковой дивизии, помощник инспектора артиллерии Кавказской трудовой армии, – доложил Уборевич.

– Товарищ Тризна – начал напутствие Киров, Вы – заказчик Красной армии в части стрелкового и артиллерийского вооружения. Наши заводы до сих пор работают еще далеко не так, как этого от них требует наша партия. А между тем мы затратили на их организацию громадные деньги, бросили на их укрепление десятки тысяч людей. И поэтому мы имеем право требовать от конструкторских бюро и промышленности образцовой работы.

Я должен сказать, что меня буквально поразило, что отдельные работники КБ и промышленности не хотят видеть цифр себестоимости, не умеют вдумываться в их значение, гоняясь за показателями техническими. Посетив Горьковский завод № 92, я повидал заготовки отдельных деталей и был крайне поражен их гигантскими размерами. Вилка станины должна весить приблизительно 17 килограммов, а заготовку для нее сделали килограммов на 140. Небольшая деталь затвора – выбрасыватель – по чертежу не должен превышать 700 граммов, а заготовка около 15-17 килограммов. Жуткие заготовки! Чтобы получить из них готовые детали, нужно было чуть ли не девять десятых металла выбросить в стружку. Мало того, что это очень понижает производительность труда и повышает себестоимость, это снижает и качество деталей, так как при ковке металл уплотняется к периферии больше, чем внутри, и при термической обработке он также лучше прокаливается на периферии. Следовательно, при механической обработке в стружку уходит лучшая часть металла, а детали изготавливаются из худшей.

Меня это задело за живое: почему кузнечно-прессовый цех на своем первоклассном оборудовании кует такие безобразные заготовки? Чем это вызвано? Оказалось, цеху задают программу в тоннах. Чем больше по весу он выдаст поковок, тем выше его показатели. И кузнечно-прессовый цех из квартала в квартал держал заводское переходящее Красное знамя. Его руководители получали премии, а механические цехи принимали к обработке любые заготовки и безропотно грызли их, расходуя много режущего инструмента и времени. {14} Этот случай – не единичный. Затраты на предприятиях отрасли астрономические. Говоря о массовой артиллерии для массовой армии, мы не можем остаться в стороне от себестоимости – и прошу Вас уделить этому вопросу особое внимание. С одной стороны не должно быть превосходных пушек по цене линкоров. С другой стороны, дешевые, но слабые пушки нам тоже не нужны. Вам надо добиться и снижения затрат, и рекордных показателей – только так, а не иначе, стоит перед Вами основная задача. {44}

01.07.37 Василий Грабин

Вскоре по окончании комиссии Совета Труда и обороны нам сообщили, что на войсковом полигоне начинаются повторные испытания пушки Ф 22. Почему, с какой целью?

Если начинаются повторные войсковые испытания пушки, которая успешно прошла первые испытания и была рекомендована на вооружение армии, присутствие представителей завода совершенно необходимо хотя бы для накопления опыта.

Ко времени нашего приезда на полигон комиссия, назначенная Артиллерийским управлением, была уже в сборе. Ее председателем был Владимир Давыдович Грендаль. Все было готово, но по каким-то причинам испытания не начинались. Я ознакомился с программой – она почти ничем не отличалась от прежней. Тогда я обратился к Владимиру Давыдовичу может быть, он объяснит причину и цель повторного войскового испытания уже принятой на вооружение пушки?

Грендаль ответил, что это делается по настоянию нового заместителя начальника артиллерии Н. Н. Воронова.

– По видимому, он не доверяет первым войсковым испытаниям, которые проводились прежде, так надо понимать? – спросил я. А про себя подумал: «Ну, что ж, у Воронова видимо есть основания не доверять испытаниям. Я на его месте тоже, наверное, не слишком бы доверял»…

Во время повторных войсковых испытаний Воронов приказал проверить силами орудийных расчетов, без помощи конструкторов и рабочих и без подъемных средств, взаимозаменяемость стволов на двух пушках. Конструкторам, рабочим и мне тоже было велено находиться в блиндаже. Орудийные расчеты приступили к замене стволов. С большим трудом сняли ствол с одной пушки (он весил с затвором около 425 килограммов) и положили его на землю, сняли второй и установили на свободный лафет. Затем наложили на другой лафет ствол, лежавший на земле. Старший командир на батарее доложил, что батарея готова к бою.

Последовала команда «открыть огонь». Прогремел выстрел левого орудия, полуавтоматический затвор сработал – выбросил гильзу. Прогремели выстрелы второго и третьего орудий – полуавтоматы сработали. Это можно было определить, даже находясь в блиндаже, по характерному двойному металлическому стуку. Если слышен двойной стук, значит, все в порядке. И вот раздается четвертый выстрел, а характерного стука нет. Полуавтомат не сработал как раз на том орудии, на котором поменяли ствол. Сердце так и защемило. Почему? Воронов и члены комиссии вышли из укрытий и направились к орудиям, а мы остались в блиндаже – такой был установлен порядок. И вдруг слышу голос Н. Н. Воронова:

– Конструкторов и рабочих к орудиям не допускать. Что то случилось с одним орудием…

Выглянув из укрытия, я увидел, что на лафете, на котором сменили ствол, этого ствола нет. Куда он мог деться? Разглядел: лежит между станинами.

Самые разные предположения возникали у меня и моих товарищей, которым я сообщил об увиденном. Хотелось бежать к этому орудию, но приказание было ясное: не приближаться, пока не последует разрешение. Невыносимо долгими и томительными показались нам минуты нашего «заточения». Наконец начальник артиллерии разрешил подойти к орудию конструкторам и рабочим. Все бросились из блиндажа бегом.

Ствол с закрытым затвором лежал между станинами, зарывшись в песок. Подошли к лафету, осмотрели его – никакой аварии нет. Просто при замене ствола орудийный расчет забыл повернуть головки штоков тормоза и накатника, то есть не скрепил ствол с лафетом. После выстрела, под действием энергии пороховых газов, ствол сошел с полозков люльки и свалился. Так я и доложил инспектору артиллерии и членам комиссии. Когда все удостоверились в этом, последовала команда продолжать стрельбу.

Но этот случай показал нашу недоработку. Если в полигонных условиях забыли скрепить ствол с лафетом – правда, в присутствии большого начальства, как правило, совершается больше ошибок, – то в боевых условиях тем более возможны такие случаи. При проектировании пушек мы всегда стремились к тому, чтобы на огневой позиции орудийному расчету не нужно было думать: все ли я сделал? Мы создавали конструкции, рассчитанные на почти автоматические действия артиллеристов. И теперь решили внести в Ф 22 поправку, которая исключала бы в будущем повторение случившегося. У конструкторов, которым было дано это задание, возникла идея поставить выстрел в зависимость от закрепления ствола на лафете. Вскоре был создан механизм взаимной замкнутости, если ствол не закреплен на лафете, выстрел невозможен. Впоследствии этот механизм был установлен на всех пушках Ф 22.

{14}

01.07.37 Письмо Якира

Письмо командарма 1-го ранга И.Э. Якира наркому обороны И.П. Уборевичу.

Народному комиссару обороны И.П. Уборевичу

В развитие выступления генерального секретаря ЦК ВКП(б) Сергея Мироновича Кирова относительно текущего состояния боевой готовности родной Красной армией, я, как честный, преданный партии боец, каким являюсь уже около 17 лет, считаю своим долгом поставить ряд вопросов перед вами, ряд последних мыслей и предложений, для предварительного обсуждения до вынесения их на широкое обсуждение в комиссии.

Вопросы организационные. Стрелковая дивизия. Штат ее ориентировочно должен равняться 17 000 чел. Ее мощь огневая в первую очередь должна сделать ее сильнее польской и германской даже дивизий. По человеку, по нашему прекрасному людскому составу она всегда будет сильнее дивизии противника. В стрелковой дивизии надо обязательно значительно усилить противотанковую и противовоздушную, особенно мелкокалиберную автоматическую артиллерию. Количество противотанковых пушек в дивизии должно как минимум равняться 60, а лучше 72. По 6-орудийной батарее на батальон всего 54 пушки и резервный 3-батарейный дивизион 18 пушек (по батарее при стрелковом полке или в виде отдельного дивизиона в распоряжении командира дивизии большого значения не имеет, лучше при дивизии для усиления самого танкоопасного направления).

При стрелковой дивизии, кроме одного дивизиона 76-мм зенитных пушек типа 31-го года (ее надлежит улучшить и снабдить значительно более усовершенствованным снарядом) в дивизии нужно иметь минимально четыре 6-орудийные противовоздушные 37-мм мелкокалиберные батареи (три при стрелковых полках и одну при штабе дивизии) для работы по боевой, в том числе низколетающей, авиации противника.

Дабы облегчить и сделать более подвижной такую 17-тысячную стрелковую дивизию, надо значительно уменьшить в ней количество лошадей и увеличить количество автомашин, тракторов и тягачей. Это укоротит ее колонны, сделает более быстрым развертывание в боевые порядки и, следовательно, повысит боеспособность. Наша промышленность уже в 1937-1938 годах позволяет это сделать. Автомобиль и трактор понизят значительно опасность от авиации противника.

17-тысячная дивизия военного времени во всех пограничных районах – в мирное время, должна иметь 10-13 тыс. чел., чтобы сделать ее мобилизуемой и повышенной готовности. 5-6 дивизий на западной границе и соответствующее количество дивизий на Дальнем Востоке должно содержаться в штатах военного времени или очень близких к тому. Это необходимо как для учебы всего высшего начсостава в мирное время, так и для того, чтобы иметь минимум дивизий, готовых действовать в любое время. Все дивизии, кроме пограничных, могут быть двойного развертывания, но с наличием для этого специальных подвесков кадра командиров.

Кавалерийские соединения дивизии и корпуса. Кавалерийских дивизий в том виде, в каком они у нас существуют, – много, безусловно, больше, чем нам можно применить в войне. В КВО 9 кавдивизий, да еще почти 4 подойдет, в БВО будет примерно столько же, Ленинград тоже имеет значительное количество кавдивизий. Я отнюдь не против конницы на наших часто бездорожных театрах, но количество конницы безусловно надо сократить, вернее часть конницы обязательно надо переформировать в легкие мотомехдивизии. Несмотря на то, что наши кавдивизии – сильные дивизии благодаря большому количеству автоматического оружия, артиллерии и быстроходных танков, все же они подвержены тяжелым ударам противника как – и особенно с воздуха – пулей, бомбой и химией, так и с земли. Количество коней огромно, густоты и скопления неизбежны, если даже лучше учить конницу бою, крупных целей из себя конница представляет множество, а от химии коню пока деваться некуда. Несмотря на это, я за сохранение значительной части конницы, могущей победно действовать на наших театрах. Я считаю лишь, что уже к 1938 году минимум 30% кавдивизий КВО (3 или даже 4 кавдивизии из 9) надо переформировать в мотомеханизированные или даже моторизованные (если промышленность не дает еще достаточного количества вездеходов) дивизии. Это значительно повысит их боеспособность, уменьшит уязвимость с воздуха и сделает значительно более дальнобойными. Ориентировочный штат решится уже в 1937 году из работы над опытными моторизованными полками во 2-й кавдивизии КВО и дивизий БВО и ЛВО. Вопрос о коннице стоит уже 2 – 3 года, но С.М. Буденный постановку его принимает как личную обиду. И сейчас он будет ругать меня за это предложение.

Танковые соединения. Наши танковые механизированные бригады слабы: при трехтанковом взводе и трех батальонах такая бригада даст для боя 100-120 танков. Этого безусловно мало. Я не буду вдаваться здесь в спор о трехтанковом или пятитанковом взводе, ибо дело не в этом, если учебная работа и испанская проверка отвергнут пятитанковый взвод, то можно увеличить количество взводов и рот. На основе ряда учений я считаю, что в механизированной танковой бригаде должно быть 200-220 танков. Обязательно должны быть увеличены средства усиления, и в частности артиллерия. Существует взгляд, что все танки – артиллерия и что танкам поэтому придавать артиллерии не следует. Это неправильно, по-моему. Танки будут драться совместно со своей пехотой и артиллерией, но они же будут вести в нашей армии и самостоятельные бои и, я думаю, даже в крупных соединениях, быть может, и в составе механизированной армии. На этот случай, да и при совместной работе со своей пехотой, танковым соединениям нужна своя самоходная или транспортируемая тягачами артиллерия с большой гаубичностью и солидной разрывной силы снарядом. Этой артиллерией в глубине будут делать то, чего не может сделать 45-мм пушка танка, будут разбивать и выковыривать прочно устроившиеся огневые в первую очередь противотанковые точки противника. Вот почему я считаю обязательным усиление наших бригад своей артиллерией – дивизионом 4-батарейного состава.

/Примечание Автора – В нашей реальности в июне 1941 года всего в составе четырех танковых групп Вермахта было 17 танковых дивизий с 3502 танками. Таким образом, среднее число танков в немецкой танковой дивизии составляло 206 танков/

Специальные войска: части связи, саперные, понтонные и другие.

Специальными войсками вообще, и особенно частями связи, никто толком не занимается. Позже, когда я буду говорить о материальной части, я скажу о радиостанциях, кабелеаппаратах. Сейчас только об организации. В Киеве стоит полк связи. Этот полк в военное время имеет коэффициент развертывания почти 30 – это значит, что Киевский полк связи должен сформировать около 30 частей. При большой квалификации большинства специальностей связистов: электрики, радисты, работники быстропечатающей аппаратуры, такое развертывание совершенно невозможно. Полк к тому же территориальный. Даже полностью учитывая наличные в Киеве ресурсы гражданских связистов, полк не может обеспечить и 50% задач, ложащихся на него в военное время. Совершенно аналогичное положение со специальными радиочастями. Нужно срочно увеличить количество частей связи на Правобережье. Я убежден, что аналогичное положение и в БВО, и в ЛВО. Непринятие срочных мер может привести к затруднению, а местами даже срыву управления войсками.

О саперных и понтонных войсках. Очень слабы в наших танковых бригадах переправочные средства, их очень мало и они вне бригад, в распоряжении командующих армиями и фронта. Театр как севернее Полесья, так и к югу от него пересечен очень большим количеством речных преград. Каждые 20-30 километров река или речка. Оставление в нынешнем составе наших переправочных, понтонных и саперных средств может поставить в исключительно тяжелое положение наши танковые части. Как в танковых войсках, так особенно в распоряжении главного командования переправочные средства должны быть усилены с учетом потребной их грузоподъемности.

Как Управление связи РККА, так и Инженерное управление РККА надо обязательно усилить.

Войска противовоздушной обороны и ПВО. Этот участок особенно ослаблен полным до недавнего времени к нему невниманием со стороны Генштаба. Я меньше знаю ПВО страны и хорошо знаю ПВО Украины. Сегодня на Украине мы очень слабы, чтобы не сказать немощны, в ПВО. Все части ПВО, особенно стационарные, пунктовые киевские, имеют такой территориально-кадровый штат, который совершенно лишает их боеспособности при очень коротких сроках готовности. 26-28 человек в батарее киевского единственного зенитного артиллерийского полка не позволяют ни наблюдать, ни поправляться, ни убойно стрелять. Количество батарей для обороны Киева совершенно недостаточно. Прожекторный батальон переформировывается в полк, средств связи киевская бригада ПВО не имеет почти никаких, и без них лишена возможности управлять дивизионами. В Киеве числится на бумаге, но нет ни одного баллона заграждения. Это ясно рисует картину ПВО города Киева. На ответственных для стратегических перевозок железнодорожных мостах стоят дивизионы НКВД со старыми пушками без прицельных приспособлений, без прожекторов и связи, таким образом фактически они охранять мостов не могут.

В войсках непосредственно дело ПВО также очень запущено. Даже не все корпуса, стрелковые и кавалерийские, имеют по одному зенитному артдивизиону. Значительная часть этих дивизионов вооружена старой пушкой. В стрелковых и кавалерийских дивизиях на сегодня никакой зенитной артиллерии нет. Все это не позволяет создать даже приблизительную систему охраны войск от воздушного противника. Я упустил еще, что огромный некомплект тракторов делает значительную часть зенитной артиллерии неподвижной.

Нужно серьезных людей поставить на дело ПВО, на это исключительно важное дело, и дело это можно поднять, исправить в короткий срок. Нужно еще ликвидировать беспризорность ПВО. Военную часть активной ПВО я осветил кратко на примере Киева. Решительных мероприятий и большой настойчивости требует упорядочение пассивной ПВО, выполняемой местными советами и наркоматами. Надо переломить несерьезное, шутливое отношение к воздушной опасности. На местах ни один ответственный за это дело работник им не занимается. Все сваливают на третьестепенных специально нанятых «знатоков» ПВО из числа безработных командиров запаса и сомнительных прожектеров-инженеров. Какие чудовищные проекты подчас разрабатывают эти люди, проекты убежищ герметизированных комнат, людских и конских дезинфекционных камер! Эти проекты автоматически штампуются и затрачиваются миллионы на ненужное, очень может быть вредительское, дело. Чего бы, казалось, проще: дать элементарные отправные данные и перечень утвержденных ПВО РККА проектов. Очень слабы наши пожарные команды, в частности в Киеве. Пожарные команды могут быстро приехать и показать, как тушат 2-3 пожара. Десяток крупных пожаров поставит их в очень тяжелое положение, я не говорю уже о специфических киевских трудностях, где вода и свет на одном кабеле и когда при налете выключаешь свет, не можешь тушить пожаров. Я не знаю, но думаю, что в Москве и Ленинграде пожарные не способны справиться с одновременным тушением значительного количества пожаров. Если строго посмотреть, то окажется, что и милиция, даже при своем внешнем виде и подготовке, не научена локализовать большие очаги поражения и организовывать порядок при налете. Дело ПВО требует исключительного внимания и настойчивости для своего упорядочения.

Военно-воздушные силы. У нас летчики замечательные люди, у нас хорошие машины, но я должен остановиться на ряде вопросов. При могущественном воздушном флоте соотношение разных видов авиации, по моему убеждению, неправильное, он не так, как следует, разложен по полочкам.

Судя по Киевскому военному округу, такое же, я знаю, положение и в других округах по границе, очень велика в нашем воздушном флоте вспомогательная авиация, в частности разведывательная. Эта авиация, имея очень серьезные учебные задачи – разведывать, сноситься по радио, фотографировать, корректировать артогонь, своими летнабами знать боевые порядки наземных частей и соединений, быть готовой к дневным, ночным, дальним и слепым полетам, стрелять, – не может одновременно быть хорошо подготовленной к боевым действиям и бомбежке. По-серьезному на нее в этом деле рассчитывать трудно. Таких самолетов только по КВО с учетом разведывательных эскадрилий армии и корпусных отрядов в военное время наберется около 400, может быть, несколько меньше (я говорю по штату).

Истребительная авиация. Я отнюдь не оспариваю ее большой значимости, но говорю в данном случае о нападающей на земного противника авиации и помню, что наиболее распространенный наш истребитель не имеет бомбодержателя и сегодня не может бомбить противника. Эта исключительно важная для охраны войск, особенно конницы, танковых соединений, узлов, мостов и пунктов авиация сможет по войскам и аэродромам противника работать только пулеметами. Ее – истребительной авиации – по КВО будет (я все время говорю о 1937 годе) тоже около 400 машин: две бригады, две эскадрильи в тяжелых бригадах и три эскадрильи в конных корпусах.

На 1937 год мы имеем только одну штурмовую бригаду на старых ССС, измененных Р-5 и одну легкобомбардировочную бригаду на неполноценной машине Р-Зет. Прибавится еще одна-две эскадрильи из других мест. Следовательно, способной по своей обученности и специальному предназначению действовать по войскам, аэродромам и значимым пунктам противника боевой авиации у нас на театре получится 220-250 самолетов. Такое соотношение я считаю неправильным. Я отдельно учитываю 2 тяжелые бригады ТБ-3, т.к. они имеют свои глубинные задачи. К 1938 году, когда вступят в строй новые бригады СБ, соотношение изменится, но недостаточно, и останется еще неправильным. Я считаю правильным намеченное увеличение истребительной авиации для пункта Киев (надо добиться того, чтобы вся истребительная авиация, и И-16 в частности, имела бомбосбрасыватели), но считаю остро необходимым увеличение бомбардировочной авиации, в том числе частично за счет вспомогательной – разведывательной.

Следующий вопрос касается парковой службы. При необходимости работать авиации как минимум с двух зон – передовой и тыловой, а также в связи с тем, что на ряде аэродромов придется оставлять по одному отряду и реже не больше одной эскадрильи, организация авиационного тыла требует пересмотра и улучшения. Парки частей окажутся малыми, не способными обслужить бригады. Помимо парков частей бригад или, что мне кажется более правильным, самостоятельных хвостов каждой эскадрильи, сводимых в мирное время в парк бригады, авиации не обойтись без дополнительной аэродромной службы, состоящей из специальных аэродромных рот, батальонов или полков, способных, быстро развернувшись, обслужить сеть глубинных или запасных аэродромов. Без такой специальной организации аэродромной парковой службы маневр авиации в разных зонах, без чего нельзя уйти от удара противника, будет стеснен и работа затруднена. Вопросы механизации аэродромной службы, неоднократно так остро ставившиеся до сих пор не разрешаются в массовых размерах, и на сегодня вопросы подвозки и подвески бомб, водо- и маслонагрева на значительном количестве аэродромов находятся в прежнем состоянии при полном отсутствии этой несложной механизации. Даже такой несложной машины, как автоцистерна, в авиации значительно меньше, чем в танковых войсках, куда Халепский направлял все в первую очередь, и это затрудняет учебу ряда частей с полевых аэродромов.

Исключительная неорганизованность в воздушных силах имеет место с перевооружением частей на новую машину. Как правило, это происходит неожиданно, часто машины уже присланы, машины пришли, никто еще летать не умеет, техники машины не знают, описания нет и особенно у скоростных нет своевременно двухместной выводной учебной машины. Части попадают в очень тяжелое положение, освоение идет с издержками и даже жертвами. Ведь очень просто загодя знать куда что пойдет, вызвать на завод инженеров-техников части, своевременно где-то ввести в строй инструкторов от части или дать ей небольшое число машин и инструктора для обучения.

До сих пор фактически, в КВО во всяком случае, не созданы аппараты командующих воздушными силами округов. Большой некомплект, некому руководить учебой, организацией, жизнью бригад, а время формирования большого количества новых частей требует исключительного внимания, руководства, контроля. Нужно реализовать решение правительства об изменении и улучшении управления воздушными силами как в округе, так и в центре. В частности, аппарат ВВС РККА должен быть значительно более оперативным и больше жить интересами воздушных войск. Часто на многие месяцы этот аппарат ограничивает свои интересы Москвой, промышленностью, новой машиной и лишь внешне интересуется войсками – бригадами. Реализация решения правительства об улучшении и перестройке метеорологической службы, об установлении самостоятельной связи между бригадами, штабами ВВС округов и штабом ВВС РККА и о стройке авиационных радиоузлов и радиомаяков очень затягивается, нужно и можно этот вопрос поторопить, он облегчает работу воздушных сил.

Чтобы не возвращаться к этому вопросу – кратко об учете и системе назначения кадров в воздушных силах. Это совершенно запущенный участок работы Управления ВВС РККА. Сплошь и рядом по непонятным причинам из школ та или иная бригада получает 20- 30 лишних летчиков, техников, летнабов. Люди эти длительно болтаются, месяцы выясняется вопрос, что с ними делать, пока разберутся. С назначением командиров еще хуже, каждый округ может привести десятки фамилий командиров отрядов и даже эскадрилий, больше года командующих частью и не назначенных приказом. Это их, конечно, злобит, нервирует. Требуется коренное улучшение этого дела в ВВС РККА.

Организация управления в ряде больших военных округов должна быть улучшена. Я со всей ответственностью говорю о том, что управление Киевским, Белорусским и некоторыми еще округами невозможно, нужно срочно принять решение о делении этих округов или создании в их пределах по 2-3 полноценных армейских (можно их назвать иначе) аппарата, которые обеспечат долгое руководство жизнью войск.

Материальная часть. Очень кратко, частично на этом вопросе я останавливался.

Вопросы об артиллерии и без меня хорошо известны и на них я останавливаться не буду. Я снова лишь повторю вопросы тяги. В нашей артиллерии очень плохо дело с трактором и тягачом – их мало, они не тянут ряда тяжелых пушек и гаубиц. Образцы, и хорошие образцы, у нас есть, нужно усилить производство и хотя бы год не распылять их, а насытить артиллерию Главного Командования, корпусную и зенитную в первую очередь. Для мелкокалиберной противотанковой усилить производство тягачей – их на местах нет.

Я не останавливался на материальной части нашей авиации. В 1937 году мы переживаем трудное положение с самолетами. Улучшится оно только к 1938 году. В легкой бомбардировочной и штурмовой авиации мы работаем на устарелых машинах тихоходных и с недостаточными тактическими показателями. Наши ССС и Р-Зет – машины переходные и подлежат замене. На замену их предполагают Вульти, я данных этой машины не знаю. С этим надо торопиться, ибо период полного освоения в войсках (не говоря о промышленности) новой машины отнимает сейчас до двух лет, при лучшей организации будет отнимать все же до года. Наши истребители И-16 – хорошая машина, быстроходная, но, во-первых, пока не имеет бомбосбрасывателя и, во-вторых, недостаточно маневренна, раствор пулеметов, кроме того, в плоскостях не дает должной убойности огня. Я не говорю о ряде производственных дефектов в машине, непрочные нервюры, капризное убирание и отдача шасси, ряд еще. И-15, который только из-за баков так долго не эксплуатировался, – машина более маневренная, с лучшим качеством огня. Если верно, что восстанавливаемый в производстве вариант И-15 дает свыше 400 км, то это будет, безусловно, хорошая машина, и я лично считал бы, что в какой-то части ей надо заменить И-16. В И-16 дело, как мне кажется, не только в том, что летчики к ней не привыкли: главное – ее недостаточная маневренность и недостаточная убойность ее огня. О ДИ-6 – двухместном истребителе, который ждет конница в своей эскадрильи, я ничего не могу сказать, не знаю, кроме того только, что сидящему спиной к летчику летнабу очень трудно работать при виражах – получаются большие напряжения, которые человек с трудом выдерживает.