Операция МРГ

– Ну вы блин даете, – калитка с треском закрылась.

– Это не я! – крикнула мама стене.

Глава 8

Цитадель искусства, в эпоху упадка нравственности и полетов на Марс робота

Когда ни будь, может даже очень скоро. Люди перестанут торговать старыми вещами, предпочитая приобретать новые. Когда ни будь, не знаю как скоро, но нам с Вам не важно будет, что висит, стоит, лежит перед нами, натуральная вещь или копия. А в музеях, частных коллекциях будут висеть не отремонтированные полотна, а добротные имитации. Согласитесь, если это красиво, и представляет собой определенную художественную, или если это гипс или масло, то и материальную ценность, то берите и любуйтесь. По количеству музеев на рыло, наша страна уступает лишь Замбии, где проживает двести человек и где находится один музей под открытым небом в виде священной поляны. Добрища в наших музеях много, и оно безусловно, принадлежит народу. Правда я пока не знаю какому именно народу, ибо смотрим мы их наравне со всеми. Скорее всего культурные ценности, как и нефть и газ, как алмазы и пушнина, как золото и ластоногие киты, принадлежат третьему измерению. Санкт-Петербург, сам по себе уникален. Именно там Ленин охмурял народ, и носил по набережной Невы бревна, и именно там, под крышей Смольного, на стрелу собрались все одиннадцать девственниц России. Именно там сидит на зеленом коне Петр-1, именно там разводят мосты и жителей. Именно там родился величайший писатель нашей родины, Дмитрий Виноградов и кто-то еще. Все это именно там.

– Министерство культуры, – чинно одетый господин, махнул корешком удостоверения перед билетером Эрмитажа, – по указанию Пиотровского, для изучения качества хранения. У Вас жалобы, предложения есть?

– У меня? – женщина надорвала билеты у двух негров и одного вьетнамца, – нету.

– Уборка помещений в норме? – он протянул барбариску.

– Метут, – женщина помогла слепому пройти сквозь турникет.

– Пыль – бич музеев, – с этими словами мужчина, махнул портфелем, и нахмурив брови двинулся в направлении ценностей.

– Надо выдавать шерстяные туфли и варежки, – поздно сообразила бабуля, – иначе все полы сотрут каблуками и экспонаты залапают, изверги.

Изверги, словно садисты, шли и шли, шли и шли. Эстонцы и грузины во главе с Кушанашвили, Эдита Пьеха с мужем и любовником, имеется ввиду любовником мужа. Делегация парламента Шотландии в сопровождении геев Питера. Преподаватели детского дома с двумя питомцами. Работники госцирка без животных. Негры в белом и белые в черном. Одним словом люди в Эрмитаж шли. Импозантный мужчина, будучи представителем культуры, шел как и положено хозяину. Не обращая внимания на сотни раз виденные ценности, он прошмыгнул мимо ваз, монет и другой мелочевки. На втором этаже немного задержавшись возле царской кареты, которая в свое время была на уровне шестисотого Мерседеса, он подтянул шнурки. Заметив одинокого лаосца, фотографирующего зал, мужчина решительно направился к нему.

– Экскьюзми…ноу фото….ноу…

– Извините, я вас не понимаю, – якут обошел тело и продолжил съемки.

– Развели…демагогию, – накинулся он на старушку охраняющую зал, – все нормально?

Старушка в наутюженном костюмчике из твида и крепдешина, встав по стойке смирно, хотела что-то сказать, но пока собиралась, начальник уже ушел.

– Вы билет покупали? – налетела бабушка на якута, – снимаете как у себя дома! Где билет на съемку?

– У нас в Якутии, каждый может снимать внутри краеведческого музея любые вещи, – стал объяснять ей турист, – и зубы мамонта, и клык моржа, и пейзажи стойбищ оленеводов…

– Не хулиганьте, мне и так за вас влетело, – бабуля погрозила пальцем, – здесь царь жил, а не оленевод.

– А мой дед его сверг, – якут закрыл фотоаппарат крышкой, – почему я должен платить?

– А на какие деньги, мы картины будем по миру возить? Дорога нынче, какая дорогая. А ящики из дерева…, – стала отбиваться бабка.

– Если бы в Якутию привезли, я бы заплатил.

– Молодой человек идите.

Между тем чиновник замедлил бег по залам. Остановившись возле античной скульптуры, он по привычке посмотрел на половой орган гиганта. Пенис размером с фалангу мизинца, грозно висел укутанный шкуркой.

– Да, – в который раз удивился мужчина, – несчастные женщины Эллады.

Прикинув, что если бы лепили с него, то пропорции мышц выглядели бы и скромнее, зато около скульптуры стояли бы женщины с цветами и носовыми платками.

– А Малевича где повесили? – спросил он у очередного одувана с повязкой и биркой.

– Выше, – одуванчик хоть и не спал, но глаза его едва перемещались, – в зале постмодернизма.

– Очень хорошо, – слегка поклонившись, он юркнул в проход.

Не тратя времени на пустяки висевшие где ни попадя, на дворян и царей, на их детей и жен, на фельдмаршалов и князей, на листья и грозди, на яблоки и хлеб, он оказался перед «Черным квадратом».

– Умели же раньше рисовать, – констатировал чиновник, глядя на подпись.

Приобретенный за миллион баксов, Малевич скромно висел на окрашенной суриком стене. Особенно выделялась рама. Мощная, без сучка и щелочки.

– Гениально, – пробормотал посетитель сзади, – вроде бы обыкновенный квадрат… а сколько в нем смысла.

– Что бы так писать, надо быть титаном, – согласился чиновник.

– Что вы! Конечно! А «Девушки в поле» – это же апогей!

– Абсолютный!

– Это же социальный вызов! Нарисовать лица без ушей, глаз, носов и ртов!

– Думаете, это связано с юстицией? Ни чего не вижу…не слышу…

– Это связано с голодом, цензурой…

– А нос?

– Нос, скорее всего не связан ни с чем, но рисовать лицо без глаз, зато с носом, это не серьезно. Это уже не Малевич. В этом его и величие.

– Несомненно, – чиновник достал лупу и уставился в подпись, – шедевр.

– Если бы мастер знал, что его работы будут стоить миллионы, он бы их оставил детям.

– Какие дети? – засмеялся чиновник, – Казимир был холост.

– Да, но он жил не на Луне, и вокруг было очень много хорошеньких девушек.

– Тогда была революция, – чиновник обнял интеллигента в очках и безрукавке.

– Ни одна революция еще не отменила сексуального влечения.

– А Октябрьская отменила, есть было не чего.

– Да…художник умер в одиночестве, без привилегий и был похоронен в Немчиновке.

– В 1935 году много народу умерло.