Красная книга начал. Разрыв

– Ты не могла бы убрать это, – честно говоря, Альбин немного занервничал, разглядев юную рыжеволосую девушку.

Мутные зрачки ее зеленых глаз неотступно изучали его лицо, словно пытаясь что-то вспомнить. Сильный запах спиртного, исходящий от девицы, тоже не внушал доверия к обладательнице грозного оружия. А полное отсутствие одежды, ну не считать же таковой пару колец и обрывок зеленой ленты, свисавшей с тонкой шеи, сильно напрягло юношу, ибо адекватной реакции от девицы ждать не приходилось.

Потихоньку отступая, Альбин оказался в центре вестибюля, где и замер, пытаясь смотреть той в глаза. Не опускать взгляд сильно помогало присутствие оружия. Альбин мог бы палец в ствол засунуть, настолько большим оно было. За спиной раздался щелчок, и к его горлу прижалось холодное лезвие навахи[28 - Наваха – большой складной нож, род холодного оружия и (или) инструмента.].

– И кто же у нас тут? – тихий гортанный говор из-за спины разрезал тишину. – Разреши, я возьму твою шляпу, красавчик.

Волосы обрели свободу, а шляпа отправилась в пыльную кучу. Если бы не мутный взгляд рыжеволосой, юноша, может, и попытался бы дернуться, но сейчас не рискнул связываться с наркоманкой. Его довольно быстро обыскали, лишив как шпаги, так и всех кинжалов, при этом лезвие навахи ни на миг не отодвинулось от его горла. Кто знает, чем бы закончилась эта история, если бы не торопливые шаги, громко хлопнувшая дверь и громкий оклик:

– А ну, стой, убрали оружие все, живо! – в вестибюль вкатился Данте, на ходу подпоясывая роскошный, но несколько вычурный халат. Взмахнув рукавами, он бросился к Альбину, щедро одаривая его волнами перегара. – Друг мой, прости, прости. Не ждал гостей совсем, сейчас мы все исправим…

Шикнув на девиц, уже попрятавших оружие и сейчас смирно стоявших рядышком, Данте потащил его в недра особняка. Ввалившись в гостиную и усадив друга в широкое кресло, он захлопотал вокруг.

Появилась пузатая бутыль на столе. Девчонка с ножом, оказавшаяся тоже весьма премиленькой, но, увы, совсем одетой, приволокла корзину с нарезанным сыром и фруктами. Рыжеволосая, накинув такой же халат, как у хозяина, притащила и с грохотом сбросила у кресла оружие и шляпу юноши.

Гостиная выглядела намного лучше вестибюля: тут не лежал годовалый запас пыли на полках, мягкие ковры с разноцветными узорами в несколько слоев покрывали почти всю комнату, цветастые подушки, разбросанные горками по ним, добавляли колорита. Несколько кресел, в одном из которых расположился нор Амос, окружили небольшой стол, залитый светом из широких распахнутых окон, выходящих в глубину сада.

Данте устроился в кресле напротив, приступив к откупориванию бутыли, а зеленоглазка развалилась на ковре у его ног. Прижавшись щекой к бедру хозяина, она вперила взгляд в Альбина, словно раздумывая, а не рано ли она убрала оружие.

– Данте, какого… ты творишь? – Альбин отмахнулся от протянутого стакана. – Твои… кошки могут кого-нибудь покалечить. Они же невменяемые совершенно! И вообще, я их не знаю, откуда…

– Ну, – Данте смешно потряс щеками, – ладно, признаю, девочки немного горячие. Но ведь все в порядке. Никто не пострадал. Просто недоразумение… Попробуй вина, мне отец привез недавно: совершенно новый, божественный вкус.

– Убери, нам надо поговорить. Ты сдурел совсем? Еще и полудня нету. Какое вино?!

– Так говори. Девочки – немые, так что никому не расскажут…

– Данте, я тебя закопаю. Какие немые! Я слышал, как та, – Альбин кивнул на черноволосую с навахой, замершую у двери, словно служанка, – разговаривала.

– Это я образно… Ну-ну, не дуйся ты, они совершенно надежные.

– Не нукай на меня. Мне нужно поговорить именно с тобой, – нор Амос сложил руки на груди, показывая безапелляционность своего заявления.

– Ну ладно… Девочки, оставьте меня с другом наедине… пожалуйста, – он взглянул на черноволосую. – Это не опасно.

Та кивнула в ответ и, поманив зеленоглазку, вышла.

Некоторое время друзья молчали. Альбин собирался с духом. Все же успел понервничать. А Данте – он же был просто Данте, он молчал и ждал. Данте умел хорошо ждать. Более коварного и мстительного человека Альбин еще не знал. Внешне всегда веселый балагур, неисправимый бабник и повеса, он в своем небольшом тельце, похожем на колобок, имел весьма извращенный и острый ум. Альбин не понял, как они сошлись и почему подружились, но дружбой этой дорожил.

– Данте, – начал нерешительно нор Амос, – мне нужна твоя помощь.

– Да? Не может быть! – хохотнул хозяин дома. – Ты, наверное, хочешь, чтобы я познакомил тебя с сумасшедшими девчонками?

– Увы, мой друг, не сегодня. Сегодня мне нужна более серьезная помощь. – Подтянув к себе сумку, Альбин пошарил в ней и достал несколько исписанных листов. – Смотри, вот эти счета в банках. Мне нужно узнать, кто получатель и куда действительно ушли деньги.

Данте мигом растерял всю свою веселость, сузившимся взглядом он смерил друга, словно видя его впервые:

– Куда ты влез, Аль?

– Я не могу пока ничего рассказать. Ты поможешь?

– Посмотрю, но ты мне должен будешь все рассказать. Пусть не сейчас, но учти, я с тебя не слезу. И ты должен мне пообещать кое-что, прежде чем я возьму твои бумажки. – Данте отодвинул стакан в сторону. – Если тебя прижмут, ты сразу придешь ко мне…

– Добро, но и ты будь осторожен. Никто не должен знать, что кому-то это интересно.

– Не учи, или делай сам, или доверяй уж, – Данте протянул руку, и нор Амос передал ему бумаги. – Девчонкам можно доверять. Если что, я пришлю к тебе одну из них. Они связаны контрактом и не смогут пойти против меня. – Данте взглянул в бумаги и грязно выругался.

– Что?!

– Ты идиот, Аль! Это государственные счета! Видишь, они все начинаются с литеры. Гражданские счета начинаются с цифры. Ты уверен, что тебе это надо?

– Надо, Данте, очень надо! Я расскажу, когда смогу. Ты берешься?

– Так… Ладно, но учти, ты у меня в долгу!

– Само собой, мой друг! Само собой…

Глава 5

Все человечество – это результат встреч.

    Фрэнк Заппа

Новый день начался с громких шагов, не менее громких споров и приглушенных расстоянием криков портовых служащих. Доходный дом медленно просыпался. Кто-то спешил на службу, кто-то, наоборот, с ночной смены возвращался, сетуя на суету и шум, мешающий предаваться заслуженному отдыху. Солнечный свет, несмело наступающий с востока, уже окрасил цветом верхушки мачт и высотных домов, но еще не развеял утренние сумерки.

Механик открыл глаза, вернул своему телу обычную функциональность и, тихо притворив за собой дверь, неспешно вышел на улицу. Подхватив свой извечный саквояж, он направился прочь от восходящего солнца в более приличный район города. Отыскав недурной ресторанчик, взял свежего чаю, кусок пышущего жаром пирога с рыбой и пару пирожков с яблочной мезгой. Заказал хозяину остановить первого же мальчишку с газетой и, неторопливо прихлебывая ароматный напиток, принялся, как он сам любил про себя думать, «наполнять топку».

Несмотря на то что его новый желудок мог бы переварить даже древесину и тем самым поддержать жизнь и работоспособность его тела, Механик любил вкусно поесть. Нередко сам процесс захватывал его необычайно, а в последние годы он вполне прилично выучился стряпать. Но учитывая постоянные перемещения и переезды, заняться выпечкой, для которой нужна специальная печь, а то и дополнительные приготовления в виде особых дрожжей и поднимающегося теста, ему никак не удавалось.

Прикончив пирог, он заказал еще один чайничек, наказав хозяину добавить меда, и развернул принесенную газету.

Несмотря на явный скачок прогресса, газета его не порадовала, потому как новостей свежих и занимательных было всего чуть, а большую часть четырех хрустящих листов бумаги заполняли многочисленные объявления. Тем не менее окончив трапезу и расплатившись, он все же сунул ее в саквояж, подхватил шляпу и, весело насвистывая, отправился далее.

Следующим пунктом программы, намеченной им на сегодня, была небольшая гостиница. Вчера было уже поздно тащиться через полгорода, и Механик решил удовольствоваться доходным домом, но более он не собирался терпеть неудобств. Разыскав, с помощью прохожих, Большую Зеленую улицу, он вошел в тень мягко покачивающейся на легком ветру вывески.

Гостиница «Золотой шар» не была излюбленным местом дворянского сословия, не предлагала дополнительных услуг и не сдавала номера с почасовой оплатой, но была по-домашнему уютна и недурно оснащена удобствами. Здесь не проходил коридорный, собирая ночные горшки у постояльцев, ибо в каждом, отнюдь не дешевом номере была своя система канализации с фаянсом и майоликой.

Радушный хозяин споро отобрал у Калинича саквояж и с глубоким поклоном пригласил следовать за собой.

Номер был не то чтобы очень хорош, но весьма уютен и светел. Проверив дверь уборной, Механик был приятно удивлен наличием там настоящей медной ванны, достаточно большой, чтобы залезть в нее целиком. Он распорядился собрать ему принадлежности для мытья. Дал несколько указаний насчет обеда, доставляемого прямо в номера. Спросив портного и сапожника, Механик отпустил хозяина.

Споро разобрав свой саквояж и поместив чистое нижнее белье и пару сорочек в стенной шкаф, он прошелся по номеру, открыл большое окно, застекленное чуть зеленоватым с явным «бычьим глазом» – следом от понтии[29 - Стекло изготавливалось методом выдувания больших пузырей, которые на следующей стадии отделялись от стеклодувной трубки, и прикреплялись к другой трубке – понтии. После интенсивного вращения на понтии исходная заготовка под действием центробежных сил утончалась и превращалась в плоский круглый диск. Диаметр этого диска мог достигать 1,5 м. Из него, уже после охлаждения, вырезали куски стекла квадратной и прямоугольной формы. Центральная часть диска имела утолщение – след от понтии, который назывался «бычьим глазом».], стеклом. Выглянув в окно, он убедился, что при нужде сумеет как покинуть номер, находящийся на третьем этаже, так и забраться обратно по декоративным элементам, не тревожа обслугу.

Открыв внешнюю дверь на стук, он забрал принесенные молоденькой служанкой мягкие полотенца и мыльные принадлежности. Наградив прислугу мелкой денежкой, Механик запер дверь, тщательно осмотрев запорное устройство, и направился в уборную.

Как уже было упомянуто выше, посреди довольно большой комнаты с изящным фаянсовым горшком в углу, стояла большая медная ванна. Из пола выходили две стальные трубы, выкрашенные в синий и красный цвета. Их широкие раструбы удивленно заглядывали в ванну, словно поражаясь тому, что она до сих пор пуста. Искусная майолика[30 - Майолика – изделия из обожжённой глины, покрытые глазурью и красками.] светло-голубых и багрово-красных тонов, перемешиваясь, создавала причудливые узоры, плавно поднимающиеся с пола к беленому потолку.

Отворив ключ на красной трубе, Механик удивленно хмыкнул, почуяв близость искры огня. Столица могла себе позволить многое, даже в богатейших городах юга он скорее бы поставил на подогреваемый угольным жаром бак, чем на магию. На севере Калинич не бывал, но сомневался, что практичные варвары и пограничные бароны могут позволить себе подобные изыски. Шинга же, с ее пренебрежением к приезжим и низкородным, вовсе ввела запрет на бытовую магию, оставив ее достоянием своей аристократии и жречества.