Оказалось, что строят себе монументы
Только длинные, черные, горькие дни.
Краски выцвели все – лишь одна задержалась.
Желтый лес – полинявшей картине под стать.
А вот черная с белым – та лента осталась,
Ведь действительно – нечему в ней выцветать.
Отчего это так? Знаю, все по спирали
Возвращается снова – сумей лишь узнать.
Но не все же, что мы, торопясь, потеряли
К нам придет и наполнится светом опять?
Это было бы странно и несправедливо,
А поэтому мы возвратимся к тому,
Что терять не спешили. И мы не на диво
Возвратимся сполна к естеству своему.
И так было, так будет. А кубок янтарный
Из осколков собрать и святым не дано.
Это все не от нечисти и не от кармы,
Это нами так с богохулой введено.
***
Лес стоял, удивленный щедротами лета.
Ведь недавно он был, словно в старом кино -
Черно-белый, немой, неживой и отпетый
Дребезжащим роялем под белым сукном.
Только дятел-тапер, да голодные волки
Звук вдыхали в него, еле слышный куплет.
И с журнальных страниц не ползли кривотолки,
Потому что на зимний лес критиков нет.
И никто не искал в нем ни смысла, ни слова,
Ни того, для чего нам тоска бытия.
Просто холодно было и плохо без крова.
Не искал в нем идеи и смысла и я.
А потом кто-то взял карандаш и раскрасил
Еще бледно, листву. Внес в палитру свирель.
Наследила улыбка. Кто ж был этот классик?
Его имя известно – то просто апрель.
А потом прорезались и новые краски.
Из-под маски Пьеро показалось лицо.
И оно было маской, но вскоре все маски
Раскололись, со звоном упав на крыльцо.
И живое предстало – вот губы в малине,
Вот черника зрачков, луг душистых волос.
Только что-то не так в этой новой картине,
Если веки упруги, не пухнут от слез.
Мне все кажется – маска одна не упала
И себя выдает неподвижностью глаз.
Мне все кажется – нет ни конца, ни начала
У обманчивых масок с набором гримас.
***
Дороги нет в наш сокровенный мир,
Огромный и единственно не лживый.