Тимбервольф

– Давай быстрее, – Игнат протянул руку цепляющейся за край уступа Вике. – Ну чего ты копаешься, зря, наверное, я взял тебя с собой.

– Вот и ничего не зря, – обиделась она, шмыгнув чумазым носом.

Встав на четвереньки, дети с высоты утеса обводили взглядом парк. Так высоко они еще не забирались, и от одной только этой мысли захватывало дух. Виды шумящих водопадов и высоких сосен, тянувшихся ровной стеной вдоль разрезающих заповедник рек, отражались в блестящих от охватившей их радости глазах детей. Они взирали с раскрытыми ртами на открывшуюся во всём великолепии дикую красоту заповедника, совершенно забыв о долгом, утомительном подъеме. И лишь сейчас, когда они уже забрались на гору, до Игната дошло, как высоко они находятся. До земли было не меньше ста футов; только с вершины можно было понять, как до нее далеко. Мысль напугала Игната, но азарт и детская любознательность перевесили чувство страха.

Вдоволь насмотревшись на красоты парка, дети все же решили двигаться дальше по тропе, указанной на карте. Игнат, скрестив ноги, сел на пыльную дорогу, достал свой телефон и нашел файл со снимком карты, которую тайком утащил у дяди Денни.

– Это где-то здесь, Вика, – Игнат пальцами увеличил изображение на экране, наложив его на карту местности, – не зря дядя Денни пометил эту дорогу на карте. Пещера должна быть в конце тропы, – навигатор пискнул, отсчитав расстояние до цели.

– Давай, Вика, поднимайся.

Девочка с сожалением оторвалась от созерцания захватывающей высоты, и, уцепившись за куртку Игнатика, поднялась с коленок.

– Идем, – со вздохом произнесла она. – А долго нам еще идти?

– Не знаю, – покачал он головой, – не думаю. С километр, может и того меньше. Там видно будет. Главное не сходить с тропы, ты меня поняла?

Вика торопливо закивала, отряхивая пыль со своего спортивного костюмчика.

– Ну, вот, – захныкала она. – Мама купила его мне школу, а я уже его порвала, – она протянула Игнату рукав с оторванным лоскутом ткани.

– Потом купим тебе новый, – нетерпеливо ответил он и потянул Вику за руку.

Она, упираясь, непослушно зашуршала ногами по пыльной дороге, но Игнат уже не замечал ее девичьих капризов, крепко держа Вику за руку. Взгляд его был устремлен наверх, вдоль тянувшейся серпантином горной дороги, на вершину ущелья, к заветной цели. Так они и шли, за ничего не значащими разговорами и не заметив, как подошли к пещере. К той ее части, что была завалена осыпавшимся валуном.

– Игнатик, я устала, – заканючила она, теребя рукав его куртки.

Игнат не глядя, стряхнул ее руки, прошептав одними губами:

– Это она, Вика, – он на четвереньках заполз по камням к своду засыпанного входа, и, нагнувшись, посмотрел в небольшую щель, оставшуюся от завала. – Вика, заползай.

Вика вздохнула, поправив рюкзачок, и, взглянув на балансирующего Игната, поползла наверх, нашептывая в такт стишок:

«Humpty dumpty sat on a wall,

Humpty Dumpty had a great fall.

All the king’s horses,

And all the king’s men,

Couldn’t put Humpty together again».

– Что ты шепчешь? – спросил, обернувшись, Игнат.

– Ничего, – отозвалась Вика, прикусив язык. – Что там? – спросила она, поскальзываясь на камнях, с шумом ускользающих вниз, к подножью горы.

– Смотри, – торжественно ответил Игнат и посветил фонариком в щель пещеры.

Дети вдвоем всматривались в узкую щелку свода пещеры, пытаясь угнаться взглядом за тусклым светом фонарика. Жадный луч света ворвался в темноту, словно этого только и ждал. Круглое светлое пятно скользило по черным стенам грота, без особых примет, пока не отразилось ярким блеском в каплях воды, падающих с потолка пещеры. Они стали дружно откидывать валуны в сторону, позабыв об усталости и голоде. Постепенно вход пещеры наполнился светом, открыв перед ними захватывающую картину.

***

– Что это, дядя Денни? – спросил Игнат, жуя бутерброд.

– Это, – Даниэль почесал затылок, раздумывая, как попроще растолковать мальчишке, – карта заповедника.

Карта выглядела довольно старой: желтоватый, местами потрескавшийся материал, на ощупь – допотопная бумага, которую теперь можно встретить разве что в музеях.

– Вернее местности, на которой сейчас разбит парк. Карта старая, принадлежала одному из местных старателей. С указанием всех действующих на тот момент шахт, и довольно подробными геологическими примечаниями, – Игнат вопросительно вздернул бровь, и Даниэль уточнил, – залежей полезных ископаемых.

– Золотые рудники? – переспросил Игнат.

– Точно, – согласился Даниэль. – Раньше здесь обитали племена индейцев Кри и Атапаски, – продолжил он. – Вот здесь, здесь и здесь, – Игнат внимательно следил за перемещающимся по карте пальцем дяди Денни, – находились их стоянки, пока всё коренное население не согнали в резервации, – Игнат перевел на него непонимающий взгляд, на что Даниэль лишь махнул рукой. – Не важно, как-нибудь потом расскажу, грустная это история.

– Угу, – мальчик задумался. – Дядя Денни, – Игнат со скрещенными на груди руками перевалился через стол, стараясь получше рассмотреть карту, – что означают эти пометки?

– Хм, – егерь хитро прищурился, – а это самое интересное. Вот, смотри внимательно, видишь, знак громовой птицы? – Игнат кивнул, и почти с животом залез на стол. – А здесь, смотри, знак гризли. И, чуть дальше, у ручья, видишь, знак волка.

– Что эти знаки означают? – мальчик со всей серьезностью взглянул на Даниэля, заставив того от смущения прокашляться, удерживаясь от того, чтобы не улыбнуться. Настолько у мальчишки был озадаченный вид.

– Тотемные знаки, столбы. Тотем символизировал гордость семьи за своих предков, ведущих свою родословную от этих священных животных.

– Волк священное животное? – удивился Игнат.

– Индейцы, Игнат, верили, что в старые времена волк был человеком, но в наказание был превращен богами в зверя, – ответил Даниэль. – С тех самых пор индейцы почитают волка как посланника духов смерти.

– За что же он был наказан? – озадаченно спросил Игнат.

– Он объявил себя равным богам, отказываясь приносить им жертвы. Разгневанные боги превратили упрямого человека в волка, предначертав ему судьбу вечной охоты. Вот почему Кри поклонялись волку, считая его добычу священной – жертвой, предназначенной богам. Убить волка означало наложить проклятие на свой род. Почитая его, индейцы ставили тотемные столбы в местах своей стоянки, как обереги от капризов богов и талисманы к удачной охоте. А охота, Игнат, для индейцев была не просто способом добычи пропитания, а образом жизни, определяющим их менталитет, верования и мышление. Они жили охотой.

Глаза мальчишки горели, завороженные рассказом Даниэля.

– Но особо они поклонялись золотому волку, спрятанному ими в одной из пещер Скалистых гор. Каждый день равноденствия самые достойные из родов индейцев несли к его лапам золото и драгоценности, пытаясь таким способом умилостивить духов смерти. И вот так, из года в год, столетиями, индейцы верой и правдой служили своему волчьему богу. А потом случилась война между племенами волков и гризли. С переменным успехом чаша весов склонялась то в одну сторону, то в другую, пока, наконец, волки не потерпели окончательное поражение, и ушли на юг. Теперь их называют Апачи.