О Пушкине и не только. Заметки дилетанта

Первое большое путешествие Пушкина

Долго ль мне гулять на свете
То в коляске, то верхом,
То в кибитке, то в карете,
То в телеге, то пешком?

Известно, что Пушкин много путешествовал. Число и протяжённость его маршрутов составили бы честь готовому «к перемене мест» нашему современнику. Правда, не все поездки совершались по воле Александра Сергеевича. Так, первое большое и весьма значимое в его жизни путешествие было… в ссылку.

Сначала вспомним о самых первых путешествиях поэта, когда, собственно, не он ездил, а его возили. Пушкин родился 6 июня (26 мая по старому стилю) 1799 года, а уже в сентябре того же года его на два месяца увезли в «сельцо Михайловское Опочицкого уезда Псковской губернии» – родовое имение отца, Сергея Львовича Пушкина.

В 1800 году (весной или летом) семья уехала примерно на полгода из Москвы в Петербург. Более точных свидетельств и документов не сохранилось. Достоверно известны только сами факты этих двух поездок. Когда Пушкины вернулись в Москву (очевидно, осенью 1800 года), Александру было полтора года, сестре Ольге – три, а в марте 1801 года родился брат Николай.

И в наше время не всякая семья решится на такие переезды с совсем маленькими детьми, притом что условия и длительность путешествий не идут ни в какое сравнение с прежними. Если же учесть ещё частые переезды родителей Пушкина с одной квартиры на другую, то надо признать, что были они люди беспокойные, или безалаберные, или легкие на подъём, или всё вместе, и Александр просто унаследовал эти их качества.

Детские годы, вплоть до отъезда в Петербург для поступления в лицей, Пушкин с семьёй жил в Москве. Правда, в 1805—1809 годах каждое лето, с мая по сентябрь, семья проводила в селе Захарове, купленном бабушкой в 1804 году. (Сейчас эта подмосковная усадьба вместе с домом и другими постройками воссоздана заново, там проходят в пушкинские дни многолюдные праздники.) Надо думать, поездки в деревню укрепили здоровье детей, и это позволило выжить и Александру, и его старшей сестре Ольге, и младшему брату Льву. Ещё четверых детей Сергея Львовича и Надежды Осиповны деревня не спасла. Брат Николай умер в шестилетнем возрасте (Пушкин его упоминал в автобиографических записках), брат Платон – в двухлетнем, сестра Софья прожила чуть больше года, а брат Павел – всего пять месяцев. Только трое детей из семи смогли перешагнуть порог детской смертности, обычный для России XIX века: половина детей и в дворянских семьях, и в крестьянских умирала в возрасте до десяти лет. Страшно представить себе, что Пушкин мог оказаться в их числе!

…В июле 1811 года юный Александр в сопровождении дяди Василия Львовича и его гражданской жены А. Н. Ворожейкиной едет в Петербург. Три месяца уходят на хлопоты и ожидание, и, наконец, Пушкин – лицеист. 19 октября состоялось торжественное открытие лицея. В Москве перед отъездом тётка и бабушка подарили Александру «на орехи» 100 рублей, но Василий Львович взял их у него «взаймы», а вот отдал ли – неизвестно. Кажется, это был единственный случай, когда задолжали Пушкину, – большую часть своей сознательной жизни он сам был в долгах…

Режим в лицее был достаточно жёстким, можно сказать полувоенным. О путешествиях или выездах за пределы Царского Села не могло быть и речи. Лицеисты оставались там даже на летние каникулы. Это был всего один месяц – июль, уже первого августа занятия возобновлялись. Только однажды летом воспитанников возили по окрестностям – в Павловск, Колпино, Ораниенбаум, и только раз небольшая часть лицеистов, имевших родных в Петербурге, провела рождественскую неделю в столице. Родители Пушкина к тому времени жили в Петербурге, и на рождественской неделе Александр был дома. Единственный раз за шесть лет.

9 июня 1817 года в лицее состоялся выпуск. Через два дня Пушкин покидает Царское Село. Последующие три года он живёт в Петербурге с родителями «в Коломне на Фонтанке, близ Калинкина моста». В числе семи выпускников Пушкина определили в Коллегию иностранных дел в чине коллежского секретаря (десятый класс из 14 в табели о рангах) с жалованьем 800 рублей в год.

3 июля 1817 года Пушкин подаёт прошение об отпуске и через неделю уезжает с родителями, сестрой и братом в Михайловское, бывает также в Тригорском и Петровском. Через два года Пушкин снова берёт отпуск в Коллегии и уезжает в Михайловское на месяц. Выходит, он трижды побывал там ещё до большой ссылки.

Вернёмся к 1817 году. С последних чисел августа Пушкин снова в Петербурге и считается на службе, но, судя по письму директора лицея Е. А. Энгельгардта, «ничего не делает в Коллегии, он даже там не показывается». Так или иначе, три года продолжалась его бурная петербургская жизнь. Стихи, опубликованные, неопубликованные и приписываемые Пушкину, передавались из уст в уста. Они буквально взорвали петербургское общество, и, наконец, терпение правительства и императора лопнуло.

«Пушкин наводнил Россию возмутительными стихами», – заявил Александр I. После этих слов поэта ждала ссылка. Однако благодаря усилиям старших друзей, включая Жуковского, северная ссылка была заменена южной «полуссылкой».

В мае 1820 года Пушкин отправился в распоряжение генерала И. Н. Инзова в Екатеринослав (ныне Днепропетровск). Перед дорогой ему выдали 1000 рублей – это было довольно щедро, так как непосредственно «на проезд» требовалось около половины, а годовое жалованье Пушкина составляло 800 рублей. Статус его был не ссыльного, а курьера. Пушкин вёз Инзову императорский рескрипт о назначении генерала наместником Бессарабии.

Это было первое большое путешествие поэта из многих, ещё предстоявших. До этого, как уже упоминалось, он совершил 11 переездов, преодолев в общей сложности около 5 тысяч километров. Получается, что за 21 год жизни, ещё до южной ссылки, Пушкин провёл в Москве и Захарове одиннадцать лет, в Петербурге и Царском Селе – девять с половиной лет, в Михайловском – четыре месяца и в дороге два месяца.

Итак, в мае 1820 года Пушкин в сопровождении своего постоянного «дядьки» Никиты Козлова выехал из Петербурга. Через 12 дней, преодолев 1600 вёрст (верста на 67 метров больше километра), он был в Екатеринославе, где провёл девять дней, поскольку заболел «лихорадкой» после купания в Днепре. 28 мая Пушкин с согласия Инзова присоединился к семейству Раевских. Дальше они ехали вместе на Кавказ, потом морем в Крым и уже сухопутным путём, через Симферополь и Одессу, – в Кишинёв, в постоянную резиденцию генерала.

Четыре с половиной месяца (с 6 мая по 21 сентября) заняло это первое большое путешествие поэта. Оно исключительно благотворно повлияло на его творчество. Опальный, поднадзорный, ожидающий ссылки, Пушкин перестал писать стихи ещё в Петербурге. Пауза длилась практически полгода, и только к концу путешествия на Кавказ к нему вернулись поэтический дар и жажда его воплощения.

Это было в Гурзуфе, куда рано утром 18 августа пришёл из Тамани с остановкой в Керчи военный бриг. На борту были семья Раевских и А. С. Пушкин. Он впервые плыл по морю, впервые увидел с воды крымский берег и горы.

Здесь, в Крыму, он окончательно ожил и оттаял в окружении прекрасной южной природы и милого его сердцу семейства Раевских. В Гурзуфе же после довольно долгого молчания была написана первая крымская элегия, переписанная потом набело в Кишинёве:

Погасло дневное светило;
На море синее вечерний пал туман,
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной угрюмый океан.
Я вижу берег отдалённый,
Земли полуденной волшебные края;
С волненьем и тоской туда стремлюся я,
Воспоминаньем упоённый…

Раевские и Пушкин жили в большом доме герцога Ришелье, с открытой террасой, видом на море и на татарскую деревню. Этот дом сохранился, и там давно уже музей Пушкина.

Кавказские и крымские впечатления в последующем много раз будут появляться в его сочинениях. «Прекрасны вы, брега Тавриды», – напишет он в «Евгении Онегине». Пушкин задумал свой знаменитый роман именно в Гурзуфе. Тому есть письменное признание самого поэта в письме к Вяземскому.

Когда биографы Пушкина пишут: «Ехал вместе с Раевскими», это означает, что ехали две кареты и коляска. В них размещались Раевский-старший – генерал Николай Николаевич, Раевский-младший – сын Николай, дочери Мария и Софья, гувернантка, компаньонка Марии и крестница Н. Н. Раевского Анна Гирей, француз Фурье и врач Е. П. Рудыковский, а в Гурзуфе их ждали уже жена генерала Софья Алексеевна с дочерьми Екатериной и Еленой. Пушкин ехал в открытой коляске с Раевским-младшим, иногда он пересаживался в карету к генералу.

В таком окружении Пушкин не мог не влюбиться. Не секрет, что влюблён он был в самую младшую дочь генерала – пятнадцатилетнюю Марию. Она знала это, но относилась к Пушкину спокойно, даже с иронией. «Как поэт, он считал своим долгом быть влюблённым во всех хорошеньких женщин и молодых девушек, с которыми встречался… В сущности, он обожал только свою музу и поэтизировал всё, что видел», – писала через много лет Мария Николаевна. А Пушкин не оставлял без внимания и старшую сестру Марии – Екатерину, и компаньонку Анну Гирей. Но именно Марии Раевской, в замужестве Волконской, посвятил он несколько стихотворений, ставших поэтическими шедеврами. И хотя напрямую имя её в стихах не упоминается (Пушкин специально об этом заботился), она незримо присутствует в его второй крымской элегии «Редеет облаков летучая гряда», в стихотворении «На холмах Грузии лежит ночная мгла», в посвящении к «Полтаве». А XXXIII строфа в главе I «Евгения Онегина» – это воспоминание об остановке на берегу моря перед Таганрогом, когда путешественники вышли из кареты и любовались морем, а Пушкин смотрел, как Мария Николаевна бегала по берегу, играя с волнами.

Я помню море пред грозою:
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к её ногам!
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами!

В это время в Петербурге вышло из печати первое крупное произведение Пушкина – поэма «Руслан и Людмила». Серьёзный гонорар за неё – 1000 рублей – догнал его уже в Кишинёве. Туда же пришло предписание о взыскании с Пушкина 2000 рублей по заёмному письму. Увы, долги поэта росли быстрее его доходов.

В Гурзуфе Пушкин прогуливался по окрестностям, купался в море, знакомился с бытом татарской деревни. Так прошли три недели. Верхом со старшим и младшим Раевскими он ездил в Никитский сад, Ялту, Бахчисарай – до Симферополя. Выезд из Крыма и дальнейший путь до Кишинёва был уже на почтовых. Как чиновнику 10-го класса, ему полагалась тройка лошадей с предъявлением подорожной и оплатой прогонов наличными на каждой станции. На почтовых проезжали обычно 130 – 170 вёрст в день.

Всего от Петербурга до Кишинёва набирается под 3,5 тыс. км, а вместе с последующей через четыре года настоящей ссылкой в Михайловское – под 5 тыс. км. Путь от Одессы до Пскова ему приказано было совершить без остановок, и он преодолел 1620 вёрст за восемь дней – по 230 км в день – неплохо даже по нашим временам.

Итак, к 24 годам у Пушкина за плечами было 10 тыс. км дорог (или бездорожья, это как считать). Однако впереди были новые путешествия: многократно из Москвы в Петербург и обратно, в Болдино, в Оренбург. Самое большое путешествие поэта состоялось в 1829 году, когда он самовольно взял подорожную до Тифлиса, а потом двинулся дальше и с действующей армией дошёл до турецкого Арзрума, то есть побывал всё-таки «за границей», будучи в глазах царской власти «невыездным». Это путешествие заняло полгода, за которые Пушкин преодолел 7 тыс. км. О возвращении домой он написал в стихотворении «Дорожные жалобы» 1829 года, с которого начат и заканчивается этот рассказ:

То ли дело рюмка рома,/Ночью сон, поутру чай; /То ли дело, братцы, дома!.. /Ну, пошёл же, погоняй!..

Путешествие в Арзрум и «Путешествие в Арзрум»

Их отделяет почти семь лет – само путешествие 1829 года и публикацию произведения «Путешествие в Арзрум» в 1836 году в первом номере издаваемого самим Пушкиным журнала «Современник».

Среди бесчисленных передвижений Пушкина большая часть приходится на треугольник Петербург – Москва – село Михайловское. Но были, как известно, три больших путешествия: в южную кишинёвскую полуссылку в 1820 году; третьим было путешествие в Оренбург в пугачёвские места в 1833 году. Но особое место занимает второе и самое большое путешествие Пушкина, закончившееся в турецком Арзруме.

Восемь месяцев и под семь тысяч вёрст в общей сложности – таковы масштабы этого самовольного путешествия. Пушкин ехал и останавливался где хотел, встречался – с кем хотел, вообще вёл себя как свободный человек.

В Петербурге к началу 1829 года Пушкин был угнетён, в состоянии депрессии, как сказали бы сейчас – на почве сложных отношений с властями и из-за неудачного сватовства. В марте он получает подорожную до Тифлиса, подписанную петербургским почт-директором Булгаковым «на основании свидетельства частного пристава», обойдя своих высших надзирателей – Бенкендорфа и Николая I. 10 марта он уже выезжает в Москву, где задержится на полтора месяца.

Уже 21 марта управляющий канцелярией III отделения Фон-Фок докладывает Бенкендорфу, а тот – Николаю I о самовольстве Пушкина, чем они были крайне недовольны. Но в записке Фон-Фока были и такие слова: «… господин поэт столь же опасен для государства, как неочиненное перо. Ни он не затеет ничего в своей ветреной голове, ни его не возьмёт никто в свои затеи…. Предоставьте ему обойти свет, искать дев, поэтических вдохновений и – игры». В итоге его пока оставили в покое, но все губернаторы на пути его следования обязаны были вести за ним секретный надзор и докладывать обо всём в Петербург. Что они и делали, но при этом принимали Пушкина везде торжественно и с почётом, слава поэта опережала любые предписания.

В Москве в начале апреля Пушкин был представлен через Ф. И. Толстого («американца») Гончаровым и стал часто посещать их дом, где был, по свидетельству брата Натальи Николаевны, «очень застенчив». Перед самым отъездом из Москвы Пушкин через того же Толстого просит руки Н. Н. Гончаровой, но мать, Н. И. Гончарова, откладывает ответ, ссылаясь на то, что дочь слишком молода. Это ускорило отъезд Пушкина из Москвы.

«Из Москвы поехал я на Калугу, Белёв и Орёл и сделал, таким образом, двести вёрст лишних; зато увидел Ермолова», – это уже запись самого Пушкина в журнале своего путешествия. Посещение ген. Ермолова тоже было вольностью, так как тот был уже в опале, его сменил в командовании кавказской армией ген. Паскевич, о котором Ермолов высказывался с иронией. В первой публикации «Путешествия в Арзрум» страницы, посвященные встрече с Ермоловым, пришлось даже исключить.

А вот небольшой город Белёв на пути к Орлу упоминается Пушкиным вскользь. Однако есть предположения, что Пушкин специально останавливался в Белёве, чтобы почтить память умершей там несколькими годами ранее императрицы Елизаветы Алексеевны – вдовы императора Александра I. Больше того, теперь обсуждается иногда версия, что именно Елизавета Алексеевна была той самой потаённой и пожизненной любовью Пушкина, начиная со дня открытия Царскосельского лицея, где она присутствовала со всей царской семьёй. И понятно, что писать о ней даже в личном своём дневнике Пушкин не мог.

Путь его дальше лежал через Воронеж, Новочеркасск и Владикавказ, откуда начиналась уже Военно-грузинская дорога, недавно усилиями армии ставшая «колёсной», то есть проезжей и для повозок. Тем не менее, Пушкину пришлось перед перевалом отправить свою коляску обратно во Владикавказ и продолжать путь до Тифлиса (Тбилиси) частично верхом и даже пешком. Зато теплая Грузия и Тифлис произвели на Пушкина очень благоприятное впечатление, он задержался в Тифлисе на две недели. Там его знали и ждали. В дальнейшем Тифлис оказался пятым городом в мире, в котором был воздвигнут в 1892 году памятник Пушкину.

На дальнейшем пути через Армению у Пушкина произошла знаменательная встреча. Возле крепости Джелал-Оглы он встретил арбу, с трудом поднимавшуюся по дороге в сопровождении нескольких грузин. В своём произведении Пушкин пишет: «Откуда вы?» – спросил я их. «Из Тегерана», – «Что вы везёте?» – «Грибоеда» – Это было тело убитого Грибоедова, которое препровождали в Тифлис». Так последний раз суждено было встретиться двум Александрам Сергеевичам…

Догнав, наконец, армию, Пушкин утром 12 июня выехал верхом из Гумри в сопровождении казака, и достиг вскоре реки Арпачай (ныне река Ахурян).

«Арпачай! Наша граница! Это стоило Арарата. Я поскакал к реке с чувством неизъяснимым. Никогда еще не видел я чужой земли. Граница имела для меня что-то таинственное… Добрый конь вынес меня на турецкий берег. Но этот берег был уже завоёван: я всё еще находился в России».