Свобода воли. Иллюзия или возможность

Для того чтобы прояснить соотношение между двумя этими случаями, Перебум приводит такую аналогию. Предположим, предлагает он, где-то прорвало плотину. Инженера спрашивают, в чем причина. Инженер объясняет, что плотину прорвало, так как резервуар был наполнен более чем миллионом тонн воды. На это его начальник возражает: вода здесь ни при чем. Представь, что резервуар был бы наполнен более чем миллионом тонн нефти. Ведь тогда бы произошло то же самое? Значит, дело не в воде. Судя по всему, начальник в этом примере не понимает, что здесь нет противоречия. В конкретном случае плотина прорвалась от переполнения резервуара водой. Но она действительно прорвалась бы, даже если резервуар переполнился бы нефтью. Ведь есть еще более глубокая, общая причина прорыва: превышение силы давления на стену плотины. Прорыв плотины, как и отсутствие моральной ответственности, имеет причины разных уровней общности и глубины. В описанных ситуациях, отмечает Перебум, причиной является наличие каузальной детерминации. В других ситуациях ею мог быть индетерминизм, но в любом случае общей причиной является отсутствие необходимого контроля.

Думаю, с этим вряд ли можно согласиться. И тумблер, отвечающий за исчезновение интуиции о моральной ответственности в Сценариях, – это не (6) «каузальная детерминация», а (7) «личность» Плама. Интуиция о моральной ответственности возникает тогда, когда мы представляем Плама единой целостной личностью, проживающей последовательную, достаточно полную историю, и исчезает, когда этой целостности и последовательности нет. На мысль об этом наводит уже проделанная вариация типа поступка.

Напомню, Перебум говорит, что благодарность в случае альтруистического поступка – это не свидетельство интуиции о наличии моральной ответственности, а просто реакция на стечение обстоятельств. Но почему нужно так считать? Мне кажется, что это именно реакция в отношении поступка Плама. И она справедлива. Одно дело – выражать радость в отношении каких-то обстоятельств, но совсем другое – реагировать, в частности с благодарностью, на поступки агента. Реакция в отношении Плама положительная, и эта реакция направлена на него, на его поступок, а не на обстоятельства ситуации. И это – показатель наличия моральной ответственности в смысле «заслуги». Здесь я согласен с Вульф и Нелкин.

Но мне кажется неверной их интерпретация причины. Эти философы предполагают, что моральная ответственность асимметрична. То есть что каузальная детерминация несовместима с отрицательными реакциями, но совместима с положительными. Именно поэтому моральная ответственность в случаях с отрицательными действиями отсутствует, а в случаях с положительными – присутствует. По моему мнению, оснований для утверждения асимметрии недостаточно. Есть другое, более простое объяснение. Когда манипулируемый Плам поступает альтруистично, он переживает последствия собственных действий. Бросаясь спасать ребенка, он оказывается в горящем помещении. Он рискует задохнуться, сгореть, получить ранение, совершая альтруистичный поступок. Решение согласовано с его желаниями, его характером (пусть даже «новым»), жизненной историей и последствиями. И потому он заслуживает похвалы и благодарности. Он – целостная личность, совершающая поступки и испытывающая их последствия.

Проблема с Аргументом манипуляций в том, что в Сценариях Перебума все заканчивается убийством, которое совершает Плам. Но для точной установки интуиции не менее важно, что происходит потом: как реализуются его цели, как он переживает результаты своих действий. Что за личность Плам после поступка? Остается ли он той же личностью или изменяется? Предполагаю, что интуиции в отношении ответственности Плама-убийцы могут пошатнуться, если подробней описать его дальнейшее поведение и обстоятельства жизни.

Продолжение к Сценарию 1. Закоренелый радиоуправляемый преступник. В результате сдвига системы ценностей под воздействием манипуляции Плам совершает преступление. Он сначала похищает Уайта, пытает его, заставляя подписать бумаги, а потом жестоко убивает. Тело Уайта Плам сбрасывает в реку. Покончив с уликами, Плам оформляет имущество Уайта на свое имя. Он переезжает в усадьбу Уайта и начинает наслаждаться жизнью. Он снимает деньги с банковского счета Уайта, тратит их на наркотики и азартные игры. А когда кто-то из родственников Уайта начинает догадываться об убийстве, Плам совершает еще одно преступление. Ему не нужны свидетели и конкуренты. Это происходит, конечно, уже без каких-то дополнительных манипуляций со стороны нейроученых. Они ведь еще до первого убийства сдвинули его шкалу ценностей в сторону крайней эгоистичности. Дальше все разворачивается как естественное продолжение.

Неужели и теперь у нас должно сохраниться ощущение невиновности Плама? Да, Плам в некотором смысле – жертва обстоятельств. Но он уже стал отвратительной личностью и продолжает ею оставаться. Его поступки сообразны его личным качествам, его характеру и ценностям. Их непосредственно относят к Пламу. Разве по справедливости он не должен отвечать за преступления? Другое дело, если бы после убийства Уайта Плам оказался морально раздавленным. Если бы он винил себя, отчаянно пытался разобраться, как все это произошло, и отправился бы с признанием в полицию. В таком случае, зная об особых обстоятельствах, мы оценили бы поступок как результат манипуляции, как случайность, как ситуацию, в которой Плам был «сам не свой». Тогда бы в исторической целостности Плама был перебой. И тогда бы мы сняли с Плама моральную ответственность за содеянное.

В общем, описания ситуаций Перебумом в целом не дают достаточно информации о том, какой личностью после поступка остается Плам. Остается ли он после манипуляции все таким же эгоистичным, беспринципным, жестоким, корыстным? Или после манипуляции он резко меняется, горько сожалеет, корит себя за внезапный порыв жестокости? Мы также не знаем, как действуют дальше нейроученые: продолжают ли они свои манипуляции или довольствуются первым изменением. Если с их стороны больше воздействий нет, и Плам сохраняет целостность личности и когерентность личностной истории, моральная ответственность, по моему мнению, сохраняется. А если воздействия продолжаются, или Плам резко меняется сам, возвращаясь к исходной системе ценностей, моральной ответственности быть не должно.

Таким образом, из этих рассуждений можно сделать следующий вывод: Аргумент манипуляций внушает интуиции об отсутствии моральной ответственности не из-за детерминизма, а из-за информационных лакун, допущенных в мысленном эксперименте. Именно эти лакуны не позволяют судить о Пламе как о самостоятельной ответственной личности. А ведь для моральной ответственности нужен не только проступок и злой умысел, но и целостная аморальная личность, которой можно приписать поступок и когерентную личностную историю. Детерминизм не противоречит существованию таких целостных личностей. А значит, Аргумент манипуляций не работает против компатибилизма.

2. Возражение на аргумент исчезающего агента

С моей точки зрения, не обладает убедительностью и Аргумент исчезающего агента. Проблемы этого аргумента обнаруживают оппоненты Перебума: А. Мили и К. Франклин. Их возражения мне кажутся очень полезными, хотя и не решающими. Ниже я предложу свой вариант критики, основанный на одной из возможных интерпретаций понятия личности. Этот вариант мне представляется наиболее перспективным.

A. А. Мили

a) Аргумент против событийно-каузального либертарианства действует также против агент-каузального либертарианства

Перебум утверждает, что Аргумент исчезающего агента направлен только против событийно-каузального либертарианства, но не может опровергнуть агент-каузальную теорию [Pereboom 2014b, 50]. В первой теории требуется наличие расширенного контроля для моральной ответственности, но Аргумент показывает, что в рамках этой теории такого контроля у агента нет. Агент не устанавливает, какие решения он примет в ситуации индетерминизма. Подобной проблемы, по мнению Перебума, нет во второй теории. В ней агент даже в ситуации индетерминизма может устанавливать, какое решение будет принято. Он обладает расширенным контролем. Этот контроль обеспечивается субстанциональной каузальностью агента. Но действительно ли агент-каузальная теория обладает иммунитетом по отношению к Аргументу исчезающего агента? Действительно ли субстанциональная каузальность спасает эту теорию?

Один из давних оппонентов Перебума, А. Мили, оспаривает это утверждение. Философ считает, что, если проблема случайности выбора есть в событийно-каузальном либертарианстве, она есть и в агент-каузальном либертарианстве [Mele 2017]. Мили предлагает свой анализ ситуации спорного решения уже в системе агент-каузального либертарианства. Предположим, пишет Мили, агент каузально определяет решение. Но в ситуации спорного выбора (например, в описанных выше Случаях Кейна «Ограбление» или «Выбор Ральфа»), где каждое из альтернативных решений может быть принято с вероятностью 0,5, в половине случаев агент сделает выбор в пользу альтернативы А, а в другой половине случаев – в пользу альтернативы Б. На чем будет основываться различие в выборе?

Ментальные состояния агента по определению одинаковы, мотивы – тоже. Ничто не отличается в ситуациях с разными исходами. Что тогда определяет, какой выбор сделает агент? Сам агент? Но чтобы выбор был различным, различия должны быть в самом агенте, а их, по условиям, нет. Кажется, ничто не может объяснить разницу в исходах. Но если нет ничего, что могло бы объяснить эту разницу, выбор представляется случайным. Следовательно, если Аргумент исчезающего агента опасен для событийно-каузального либертарианства, он опасен и для агент-каузальной теории. Агент-каузальное либертарианство, видимо, тоже не дает расширенного контроля. Но есть и другая интерпретация: мы просто не очень хорошо понимаем теорию агент-каузального либертарианства – в ней есть скрытые аксиомы.

b) Агент-каузальное либертарианство предполагает полный контроль над выбором, но полный контроль над индетерминистическим событием невозможен

В целом кажется, что агент-каузальное либертарианство – очень смутная теория. Об этом говорят даже сами либертарианцы, такие как Р. Кейн. Тем не менее в качестве гипотезы можно представить, как это готов сделать Перебум, что в агент-каузальном либертарианстве агентная каузальность не допускает случайности. Тогда, видимо, агентная каузальность должна давать агенту полный контроль над исходом решений. Для того чтобы решение не было случайным, чтобы агент был свободен в той степени, что необходима для моральной ответственности, у него должен быть полный контроль над исходом выбора. Но не слишком ли это высокие требования? Неужели мы всегда ожидаем, что агент обладает полным контролем, когда приписываем ему ответственность?

Предположим, профессиональный баскетболист имеет 90 %-й шанс забросить штрафной. У него есть большой контроль над тем, чтобы забросить мяч, продолжает Мили. «Утверждение, что, несмотря на это, он не может свободно забросить любой из штрафных мячей потому, что у него нет полного контроля… устанавливает слишком высокую планку…» [Mele 2017, 566]. Возможно, в случае с либертарианским агентом полный контроль нужен не над исходом выбора, а над попыткой сделать выбор? Тогда представим другой сценарий: баскетболист имеет 90 %-й шанс сделать попытку забросить мяч и 10 %-й шанс психологического срыва – в его голове установлен индетерминистический генератор случайных чисел с соответствующими вероятностями исхода. Вот он забрасывает мяч. Можно ли сказать, что он забросил этот мяч совершенно случайно? Мили считает, что и в этом случае требование полного контроля – чрезвычайно строгое требование. К тому же философ видит проблему в представлении о полном контроле индетерминистического выбора.

Полный контроль над выбором А, видимо (по аналогии с полным контролем над действием), предполагает, что у агента есть намерение сделать выбор А, что он пытается сделать выбор А и не может не преуспеть, в результате делая выбор А. Но в действительности агент почти никогда не имеет «намерения сделать выбор А» и не «пытается сделать выбор А». Агент сразу делает выбор А. Это более экономичный вариант мышления. Было бы странно, если бы наличие моральной ответственности предполагало бы такой неэффективный способ мышления. Кроме того, полный контроль у агента должен быть над выбором, который при этом должен быть индетерминистическим, то есть который может быть не сделан. В этой ситуации невозможно определить, что такое полный контроль, или, скорее, он просто невозможен.

B. К. Франклин: Усовершенствованный вариант событийно-каузального либертарианства позволяет устанавливать выбор

Аргумент исчезающего агента обнаруживает потенциальные проблемы в событийно-каузальном либертарианстве, – соглашается другой комментатор Перебума, К. Франклин. Этот философ тоже считает, что теории многих современных либертарианцев, в частности М. Балагера и Р. Кейна, оставляют выбор агента в условиях индетерминизма случайным. Но он уверен, что эти теории можно усовершенствовать. «У сторонников событийно-каузального либертарианства не получится создать удовлетворительной теории свободы воли, просто наложив поверх каузальной теории действия требование индетерминизма. <Редуктивный анализ свободы воли> они должны дополнить редуктивным анализом способности самоопределения» [Franklin 2014, 418]. Это дополнение необходимо, чтобы решить проблему с исчезновением ответственности и свободы. Под способностью самоопределения Франклин понимает возможность агента устанавливать или разрешать какой-то спор внутри себя. Способность самоопределения позволяет агенту управлять своими мотивами и делать выбор в пользу какой-то одной альтернативы действий. Эту способность Франклин (вслед за другими теоретиками свободы воли, Уотсоном, Шумейкером и др.) считает необходимым условием свободы агента. К чему и каким образом можно ее редуцировать?

Поскольку концепция самоопределяющегося агента является концепцией функциональной, Франклин считает необходимым применение функциональной редукции. Функциональная редукция в данном случае заключается в сведении активности самоопределяющегося агента к состояниям и событиям, которые играют его функциональную роль, а также могут быть идентифицированы с агентом. Чтобы агент мог быть идентифицирован с состояниями и событиями, они должны выражать авторитет агента, «и поскольку у этих состояний есть авторитет агента, выполнение этими состояниями функциональной роли самоопределяющегося агента может считаться выполнением им своей функциональной роли» [Franklin 2014, 420].

По мнению Франклина, агент в большей степени может быть идентифицирован со своей рациональностью. Исходя из этого, состоянием, которое может быть идентифицировано с агентом в конкретный момент, Франклин считает состояние «желания действовать в соответствии со своими самыми здравыми соображениями» (desire to act for what the agent takes to be his strongest reasons). Это желание свойственно только самоопределяющимся агентам – более простые агенты, животные или младенцы, не обладают такими желаниями. И соответственно, оно не может быть отчуждено от самоопределяющегося агента без того, чтобы он перестал быть таковым.

Впрочем, даже если усомниться, что именно это состояние является сущностным для агента, можно предположить, что другие сходные состояния играют функциональную роль агента. Например, таким состоянием может быть желание действовать в соответствии с самыми сильными чувствами или заботами. Франклин предполагает, что состояния, выражающие самоопределяющегося агента, могут иметь множественную реализацию, то есть у разных агентов роль функции самоопределения могут играть разные состояния. В любом случае наличие такого состояния в дополнение к основным мотивам важным образом меняет обстоятельства выбора. Это можно обнаружить, если применить описанную выше концептуальную схему, например, к ситуации с выбором Ральфа.

Представим, что в результате размышления над собственными мотивами Ральф приходит к выводу, что его амбиции стать звездой в Нью-Йорке являются самыми здравыми соображениями. Ральф решает действовать в соответствии со своими самыми здравыми соображениями – он совершает самоопределяющее действие. В таком случае мотивационная сила амбиций Ральфа дополняется мотивационной силой действовать в соответствии с самыми здравыми соображениями. Это – новый каузальный фактор, определяющий действия агента. Это желание можно идентифицировать с самим агентом, оно представляет самого агента. В нем агент реализует каузальную роль в добавление к каузальной роли своих желаний. Это каузальное влияние устанавливает, в дополнение к базовым мотивам, выбор. Соответственно, по мнению Франклина, этот выбор и последующие действия не являются случайными при общем сохранении индетерминизма в определении исхода выбора. Таким образом, как считает философ, недостаток, выявленный Перебумом, устранен, а Аргумент исчезающего агента опровергнут.

C. Личность как пердурантная сущность устанавливает выбор

Частично мое мнение совпадает с мнением критиков Перебума. Так, я согласен с Мили в том, что индетерминистические обстоятельства в интерпретации Перебума приводят к дилемме: либо в индетерминистических ситуациях для агентной каузальности тоже возникает случайность выбора, либо агентная каузальность внутренне противоречива. С одной стороны, если не допускать наличия полного контроля у субстанционального агента в агент-каузальном либертарианстве, выбор в спорных ситуациях все равно остается случайным. Добавление агента в качестве вспомогательного каузального фактора не позволяет объяснить, что обуславливает именно этот, а не другой выбор. С другой стороны, в принципе полный контроль задает слишком высокую планку для условий моральной ответственности. А в условиях индетерминизма полный контроль вообще, кажется, невозможен.

Я также отчасти согласен с Франклином. Существует возможность усовершенствовать либертарианскую позицию так, чтобы обойти Аргумент исчезающего агента. Даже если либертарианские теории Кейна и Балагера уязвимы для аргумента Перебума, можно представить улучшенную альтернативу. Можно усовершенствовать условия даже индетерминистических ситуаций так, чтобы агент действительно устанавливал выбор и совершал ответственные действия. Для этого необходимо ввести редуктивный анализ способности самоопределения, как предлагает Франклин. В этом я тоже согласен с ним. Однако сама редукция, проведенная Франклином, кажется мне неудачной. По моему мнению, она контринтуитивна и не решает поставленные автором задачи.

Франклин вводит дополнительный каузальный фактор, метажелание, которое, по его мнению, в ситуациях самоопределения должно представлять агента. Но это все равно не исключает различных исходов, ведь даже с этим фактором, учитывая индетерминистические обстоятельства, возможно принятие как одного, так и другого решения. При этом мы не можем объяснить, почему агент делает такой выбор, а не иной, а без этого объяснения выбор кажется случайным. И следовательно, агент не устанавливает, какой выбор будет сделан. Но что тогда необходимо, чтобы избежать случайности? Как нужно дополнить описание индетерминистической ситуации, чтобы агент устанавливал выбор? По моему мнению, критерием способности устанавливать выбор является наличие контрастного объяснения, отсылающего к самому агенту.

Контрастное объяснение – это такое описание, которое объясняет, почему в результате выбора случилось именно такое, а не другое событие. То есть отсылка к агенту и его свойствам должна объяснять, почему был сделан именно этот, а не другой выбор. Допустим, мы могли бы проиграть ситуацию с Ральфом бесконечное число раз. Удовлетворительный анализ агентного контроля должен представить объяснение, почему выбор Ральфа отличался в 50 % случаев. С моей точки зрения, ни агент-каузальное либертарианство, ни анализ Франклина в данном случае не позволяют представить контрастное объяснение. Поэтому эти теории все равно не решают главной потенциальной проблемы недетерминированного выбора – случайности.

Другая общая проблема для агент-каузального либертарианства и либертарианства Франклина – сама концепция агента. Агент-каузальное либертарианство предполагает, что агент – это субстанция. Это, пожалуй, наименее удачное решение, которое достаточно критиковалось в истории философии. Идея же Франклина об отождествлении агента с метажеланием кажется мне контринтуитивной. Даже если допустить, как предлагает Франклин, что метажелание, отождествляемое с агентом, имеет множественную реализацию, сомнительно, чтобы агента представляла лишь одна какая-то установка. Это кажется очень узкой базой для функциональной редукции агента. Такая трактовка не дает основания для достаточно четкого различения и индивидуализации агентов и их состояний, поэтому она вряд ли подходит для данных обстоятельств. Для преодоления проблемы случайности в индетерминистических сценариях необходимо представить более состоятельный анализ концепции агента и его самоопределения в ситуации выбора. В качестве фундамента для такой концепции я предлагаю использовать разновидность нарративного подхода к идентификации личности.

Сторонники нарративной концепции считают, что личность может быть редуцируема к цельной, связной, последовательной истории, биографическому рассказу. «Пожалуй, ядром нарративного подхода является… утверждение, что наши личности по сути своей являются нарративными сущностями» [Schechtman 2011, 395]. Это утверждение разделяют философы А. Макинтайр, Ч. Тейлор, Д. Деннет, М. Шехтман. Связь свойств, событий и действий основывается на возможности непротиворечивого включения их в биографическую историю личности. То есть психологические характеристики, ментальные события и физические действия принадлежат личности и являются ее частью тогда, когда они могут быть включены в ее биографическую структуру. Биографический рассказ, нарратив, охватывает целую жизнь личности и распределен во времени. Его части расположены в разных временных эпизодах, как части материальных объектов расположены в различных пространственных местах. Значение и осмысленность поступки приобретают только в контексте нарратива. Вне нарратива не существует действия и рациональной личности.

Рациональная личность, в отличие от трехмерных объектов, не присутствует целиком в одном моменте времени, а имеет четыре измерения: три пространственных и одно временное. Агент, взятый в какой-то отдельный момент, – только часть этой протяженной во времени сущности. Такую теорию существования в философии называют пердурантизмом, в противоположность эндурантизму – теории, согласно которой объект целиком представлен в один момент времени. Эндурантисты описывают, какие свойства объект имеет в прошлом, настоящем, будущем. Пердурантисты – какие свойства объект имеет безотносительно ко времени. Пердурантизм и нарративная концепция личности, по моему мнению, могут предложить надежный критерий тождества личности во времени и предоставить основание моральной ответственности. Они, в частности, позволяют решить вопрос с ответственностью в случае с индетерминистическим выбором, как он представлен в Аргументе исчезающего агента. Вот моя интерпретация случая с Ральфом.

Ральф выбирает между отъездом в Нью-Йорк и альтернативой остаться в Мейберри. У него есть мотивы в пользу обоих решений, и выбор его индетерминирован. Альтернативы действий исключают друг друга, а мотивы обладают одинаковой силой. Антецедентные события, являющиеся каузальными факторами, не могут окончательно определить исход, и если ситуация будет воспроизведена множество раз, то выбор Ральфа от случая к случаю будет различным. То есть каузальные факторы, желания и убеждения Ральфа не устанавливают, какой выбор он сделает, а только определяют вероятность принятия каждого из возможных решений равной 0,5. Но, согласно предложенной интерпретации, сам агент, Ральф как пердурантная сущность, устанавливает, какой выбор будет сделан, так как выбор конкретной альтернативы является частью (гетерофеноменологического) нарратива обо всей жизни Ральфа, включающего в себя и эпизод с этим самым выбором. Если бы была другая рациональная личность, был бы другой выбор. Поэтому Ральф обладает достаточной степенью контроля, необходимой для моральной ответственности в смысле базовой заслуги.

Нарратив играет роль определяющего фактора по отношению к действию. Это – самоопределение, так как речь идет об определении целым своих частей. При этом в данном случае самоопределение не имеет каузального характера (как считает Франклин), ведь причины, согласно традиционной точке зрения, должны предшествовать действию. Отношение между нарративом и выбором – это, скорее, отношение реализации. Биографический нарратив реализуется в выборе агента, то есть состоит из множества принятых решений и действий. В свою очередь, нарративный агент супервентен на действиях и принятых решениях. То есть невозможно различие личностей в отсутствие различия их решений и действий. Ральф, оставшийся в Мейберри, и Ральф, уехавший в Нью-Йорк, – это две разные личности.

Нарративы, представляющие каждую из них, различаются и, в свою очередь, определяют выбор. Соответственно, каждая из таких личностей несет ответственность за соответствующий выбор, входящий в конкретный нарратив. Таким образом, нарративы представляют условия для контрастного объяснения выбора. А это, как я уже писал, является критерием способности самоопределения и установления выбора. Следовательно, данное дополнение (которое я бы назвал Аргументом четырехмерного агента) снимает потенциальное возражение о случайности некоторых индетерминированных действий, строящееся на основе Аргумента исчезающего агента, и возражение о невозможности моральной ответственности в условиях индетерминизма. Насколько сильна такая позиция?

Защитники аргумента Перебума могли бы попытаться доказать, что нарративный подход не является лучшей концепцией личности или что личность не является пердурантной сущностью. Это, конечно, важные вопросы. Существуют альтернативные подходы к концепции и идентификации личности: психологический, биологический, субстанциальный. Также часть философов считает, что личность не представляет собой пердурантную сущность и что таких сущностей вообще нет. Но это – тема для отдельной дискуссии. Здесь я не берусь защищать эти тезисы. Укажу лишь на то, что среди современных философов есть сторонники предложенных мной взглядов. Достаточно допустить истинность нарративной концепции личности, чтобы признать Аргумент исчезающего агента ложным. Тем самым мяч переходит к Перебуму – это ему теперь необходимо доказать, что нарративная теория ложна, чтобы показать, что его аргумент работает.

Критики моей позиции также могли бы указать на то, что понятие «устанавливать» не подходит для характеристики связи между пердурантной сущностью и спорным выбором: во-первых, потому что пердурантная сущность не антецедентна выбору и, во-вторых, потому что каузально с ним не связана. В защиту Аргумента четырехмерного агента следует указать на то, что такая характеристика не противоречит интерпретации Перебума. В статье «Ответы Тадросу, Смилански, Маккенне и Мили» Перебум разъясняет, что синонимом глагола «устанавливать» в своем аргументе он считает слово «определять». «Устанавливать, какое действие произвести, означает определять, не обязательно каузально, какую из альтернатив действий выбрать», – пишет Перебум (курсив мой. – Д. В.) [Pereboom 2017, 630]. То есть сам автор не ограничивает возможность установления выбора только каузальными факторами. А понятие «определять» подходит для характеристики связи между пердурантной сущностью и ее темпоральной частью. Также в указанной статье автор соглашается, что требование, заключающееся в том, чтобы устанавливающие факторы предшествовали выбору, излишне. «Мили подсказывает, что ошибочно утверждать, что событийно-каузальное либертарианство допускает, чтобы только предшествующие выбору события устанавливали, какое решение будет сделано… И я счастлив принять рекомендацию Мили и снять требование о [возможности контроля только над] будущим» [Pereboom 2017, 632–633]. Таким образом, кажется, что моя интерпретация понятия «устанавливать» соответствует представлениям Перебума. А это значит, что в моем аргументе понятия не подменяются.

Критик предлагаемого аргумента мог бы возразить, что описанные обстоятельства все равно не обеспечивают возможность моральной ответственности в смысле базовой заслуги. Это связано с тем, что агент как нарративная пердурантная сущность устанавливает выбор в отношении конкретного действия, но не устанавливает нарратив в целом. То есть сам биографический нарратив является предустановленным для данного агента, и потому агент не может нести за него ответственность. Эта линия критики может быть отнесена к традиции критики с помощью Аргумента манипуляций. Как было показано выше, эта линия критики тоже несостоятельна. Таким образом, я считаю доказанным то, что свобода воли и моральная ответственность совместимы как с детерминизмом, так и с индетерминизмом, и, соответственно, суперкомпатибилизм верен. Это – важное достижение, так как суперкомпатибилизм означает, что вопросы о свободе воли и ответственности не являются эмпирическими и целиком находятся в проблемном поле философии. Возможность свободы воли и ответственности не зависит от открытий нейронауки или физики.

V. Итоги второй главы

В начале главы я показал, что рассуждения о наличии или отсутствии у агентов свободы иногда оказываются в тупике: интуиции расходятся и не позволяют сделать на этот счет однозначного вывода. Однако есть способ прояснить эти интуиции. Большинство современных аналитических философов делают это с помощью дополнительного ориентира – ответственности. Идентифицировать случаи наличия или отсутствия ответственности кажется проще. В свою очередь, моральная ответственность служит индикатором наличия необходимого контроля над действием у агента. А этот контроль свидетельствует о наличии метафизической свободы. Таким образом, из рассуждений, приведенных в главе, следует, что свобода и ответственность неразрывно связаны.

Ответственность является важнейшей частью практики взаимоотношений между людьми. Но у рациональных оснований свободы и ответственности есть теоретическое препятствие – детерминизм. Каузальный детерминизм плохо согласуется с двумя принципами, на которых построены свобода и ответственность: Принципом альтернативных возможностей и Принципом автономии. Это следует из Аргумента последствий и Аргумента манипуляций. Впрочем, опасность для свободы и ответственности может представлять также индетерминизм. Это следует из Аргумента случайности. Таким образом, свобода и ответственность могут оказаться в опасности, каким бы образом ни был устроен наш мир.

Взгляды аналитических философов конца XX – начала XXI в. на эти проблемы я представил на примере двух авторитетных инкомпатибилистских позиций: либертарианской теории Р. Кейна и жесткого инкомпатибилизма Д. Перебума. Сходство этих теорий в том, что они отрицают совместимость свободы с детерминизмом. Теории отличаются в том, как интерпретируют соотношение свободы и индетерминизма. Кейн считает индетерминизм необходимым условием свободы и ответственности и в качестве парадигмы ответственного действия приводит индетерминированные волеустанавливающие действия. Перебум отрицает совместимость свободы с индетерминизмом. И в качестве основания для этого приводит Аргумент исчезающего агента. Перебум отрицает также необходимость альтернативных возможностей для свободы на основании примеров «в стиле Г. Франкфурта». Кейн, со своей стороны, альтернативные возможности считает необходимыми для свободы и ответственности. Однако обе эти позиции, с моей точки зрения, ошибочны.

Я показал, что Аргумент последствий, наиболее известный аргумент инкомпатибилистов против совместимости свободы и детерминизма, не убедителен. В этом аргументе понятие «иметь возможность» используется слишком узко, и только на этом искусственном значении понятия строятся выводы. Я также попытался показать, что Аргумент манипуляций в формулировке Перебума, целью которого также является демонстрация несовместимости детерминизма со свободой и ответственностью, на самом деле вызывает противоположные интуиции. Это становится лучше видно с помощью Сценария «Радиоуправляемый герой». Аргумент исчезающего агента, призванный, в свою очередь, показать несовместимость свободы воли с индетерминизмом, я попытался отвести через контраргумент четырехмерного агента. Следствием критики инкомпатибилистских аргументов стало обоснование суперкомпатибилизма, согласно которому свобода и ответственность совместимы как с детерминизмом, так и с индетерминизмом.

Тем не менее осталась как минимум еще одна важная нерешенная проблема: проблема связи личности с действием. Без ее решения рациональных оснований для признания возможности ответственности и свободы все равно недостаточно. Чтобы решить эту проблему, потребуется обратиться к теориям личности и найти наиболее правдоподобную среди них. К анализу современных теорий личности я перейду в третьей, заключительной главе этой книги.

Глава 3. Проблема тождества личности и моральная ответственность

I. Событийный каузализм как угроза тождеству личности

1. Связь вопроса о тождестве личности с проблемами моральной ответственности и свободы

Во второй главе я решал проблему совместимости свободы с детерминизмом. В третьей главе я собираюсь изучить вопрос о совместимости свободы воли, моральной ответственности и событийного каузализма. В первой части главы я объясню, что следует называть событийным каузализмом и почему эта концепция важна для современной метафизики. Потом я покажу, почему событийный каузализм представляет препятствие для свободы воли и моральной ответственности и ведет к проблеме асинхронного тождества личности. Таким образом, в центре внимания в данной главе будут проблемы существования личности и ее асинхронного тождества. В поисках решения этих проблем я обращусь к основным классическим подходам современных аналитических философов: Д. Перри и С. Шумейкера, Э. Олсона и Р. Суинбёрна.