Свобода воли. Иллюзия или возможность
На это можно ответить: пусть между ментальными состояниями программистов и состоянием компьютеров в момент исследования нет контакта, но генеалогическая связь прослеживается. Ментальные состояния программистов повлияли на исходные состояния компьютеров, а эти исходные состояния каузально связаны с каждым последующим их состоянием, и так – до самого последнего, до момента, когда ученые начали исследовать ящики А и Б в лаборатории. Помогает ли такое рассуждение преодолеть временной зазор? Допустим, но тогда можно дальше усовершенствовать мысленный эксперимент. Например, можно представить, что массив истинных данных был получен путем сбора информации о внешнем мире непосредственно машинами-роботами. Тогда ментальные состояния не будут иметь прямого отношения к последовательностям битов. Впрочем, скептик и здесь, наверное, не будет удовлетворен. Он может спросить: а реализуем ли такой сценарий? Возможно ли создать самообучающуюся энциклопедию? И даже если возможно, что будет обозначать информация, собранная машиной? Разве машина вообще может быть чувствительна к семантическим содержаниям? Она способна распознавать и совершать операции только с формами, содержание которых может быть интерпретировано сознательными мыслящими агентами. Но сама машина не способна интерпретировать эти сигналы. Только для мыслящих существ последовательность битов обозначает истинное высказывание или что-то еще. Только мыслящие существа наделяют материальные объекты смыслом. Машина – только инструмент, а никак не мыслящий агент.
Это возражение достаточно популярно. Одним из самых влиятельных сторонников такой позиции является уже известный нам и Деннету Джон Сёрл. Поэтому неудивительно, что в текстах Деннета можно найти развернутый подходящий ответ. Это – еще одна вымышленная история, или помпа для интуиции. Новая история Деннета должна подорвать уверенность в том, что только сознательные разумные существа наделяют знаки значением.
«Итак, предположим, вы решили по каким-либо причинам продлить свою жизнь и узнать, что произойдет в двадцать пятом веке» [Dennett 1996, 295], – начинает свою историю автор. Чтобы дождаться этого момента, придется длительное время провести в состоянии глубокого сна, комы. Когда вы проснетесь, ваших детей и внуков уже не будет. Так что нужно заранее позаботиться о сохранности тела, например создав специальную защитную капсулу. Создание такой капсулы для хранения – не единственная забота. Нужно обеспечить ее снабжение и безопасность. Выбирать придется между двумя вариантами. Первый – сразу найти идеальное место, куда будут подведены источники питания и энергии. Этот вариант плох тем, что обстоятельства могут измениться и идеальное место может перестать быть таковым. Второй вариант – создать движущуюся конструкцию, гигантского робота, и установить капсулу в него. Вторая, более сложная идея, требует, чтобы робот был способен «выбирать» то или иное действие исходя из ваших интересов. У него должны быть органы восприятия, способность управлять движением, даже планировать. В конечном итоге сложно предсказать, какие неприятности могут произойти в следующие столетия. К тому же нельзя исключать возможности создания других таких же роботов, которые будут бороться за ограниченные ресурсы, продолжает Д. Деннет. Вполне возможно, роботу придется состязаться или сотрудничать с ними. В таком случае его нужно запрограммировать так, чтобы, обладая основной целью (обеспечить ваше выживание), он мог выстраивать и свои, промежуточные. Вполне возможно, эти цели даже в какой-то момент станут преобладать, даже вступят в противоречие с основной целью. Его может толкнуть на самоубийство другой робот, стремящийся подчинить все окружающее своей миссии. Или заставить помогать и защищать другой организм. В соответствии с описанием Деннета, очевидно, что программа и поведение такого робота должны быть очень сложными. Такой робот даже, наверное, прошел бы тест Тьюринга: по поведению его сложно будет отличить от обычного человека. Ему можно будет приписать подлинные интенциональные состояния. Он будет вести себя так, будто мыслит, имеет убеждения и желания… хотя все это будет запрограммировано вами заранее. Разве он не будет мыслящей машиной?
Если все это не убедило вас, значит, вне зависимости от деталей, вы не способны допустить интенциональность у любых механических объектов. Но если это так, вы… не способны допустить существование интенциональности даже у людей. История в руках Деннета вдруг обретает неожиданный оборот. До этого момента она могла показаться несуразной и уж слишком надуманной фантастикой. Но Деннет объявляет, что она – всего лишь немного замаскированная история эволюции человека, вариация на тему, представленную в знаменитой книге этолога и эволюционного биолога Ричарда Докинза «Эгоистичный ген» [Dennett 1996, 298].
Две стратегии выживания в биологической истории обозначают стратегии выживания двух царств: растений и животных. А сам робот – это мы. Как ни парадоксально, люди – это машины для выживания генов, продукт их творчества. Это их эгоистичные планы мы выполняем, их цели, а не наши собственные, являются нашим raison d’être. В своей основе гены, конечно, весьма просты. Но они обладают бессознательной целенаправленностью: «желанием» сохранять собственную «жизнь» и преумножать число своих копий. И им удается реализовать свои планы. Жизнь одного гена намного дольше человеческой. Она почти бесконечна. Так кто кем в результате управляет, мы генами или гены нами? Кто стоит у руля? Правда, управление генов организмом происходит не в реальном времени, не как управление, скажем, марионеткой. Генам приходится предвидеть все заранее. Поскольку точные условия окружающей среды в будущем для них неизвестны, они строят самые общие предположения о рисках и возможностях. Направляя синтез белка, они программируют функциональность организма задолго до того, как «механизм выживания» встретится с реальными опасностями. Когда их работа проделана, организму приходится справляться самостоятельно. Но тем не менее именно гены остаются в центре эволюционного процесса и являются авторами «наших» замыслов.
Деннет считает, что наличие исходно семантической составляющей в нашем сознании – это иллюзия. «[Мозг] не может быть создан, чтобы решать невозможную задачу, но он может быть создан так, чтобы решать ее приближенно, подражая работе невозможного объекта (семантического процессора)» [Dennett 1996, 61]. Мозг решает эту задачу, используя соответствия между структурными (синтаксическими) закономерностями в своем внутреннем устройстве и окружающей среде. Правда, что мы оперируем интенциональным содержанием, точнее, как бы оперируем. Но даже люди не обладают первичной, внутренней интенциональностью. Значениями состояния и действия людей наделяются постепенно, в ходе эволюционного процесса, во взаимодействии с миром. И этот процесс не имеет абсолютного завершения. Семантические свойства в любом случае производны. И четкой грани между только лишь «синтаксическими операциями» и «семантическими операциями» не может быть. Допущение четкой разделительной линии между ними – это тупиковый путь, ошибочный путь эссенциализма, на который философия все время норовит свернуть, может быть, еще со времен Сократа.
Абсурдность философского поиска сущностных свойств и проведения повсюду границ Деннет иллюстрирует с помощью псевдоаргумента, Аргумента о невозможности существования млекопитающих [Dennett 2013, 240]:
1. Каждое млекопитающее имеет мать-млекопитающее.
2. Если млекопитающие существуют, их к настоящему времени было конечное количество.
3. Но у каждого млекопитающего должна быть мать-млекопитающее. Тогда к настоящему времени должно быть бесконечное количество млекопитающих. Это приводит к противоречию с пунктом 2.
Из этого аргумента будто бы следует, что млекопитающих не существует. Но это же абсурд. Несмотря на формальную корректность аргумента, следствие ложно. Ошибочны посылки, скрытое в них предположение наличия четкой грани между млекопитающими и их предками. И полностью автономные семантические двигатели – это такая же химера, как «первое млекопитающее». Млекопитающие постепенно эволюционируют из рептилий. И между двумя видами стоит множество транзитных «как бы млекопитающих» и их матерей (животных из отряда терапсидов). Аналогичным образом эволюционируют и семантические двигатели. Они не появляются внезапно. Более того, идеального семантического двигателя не существует. Поэтому вряд ли стоит удивляться, что воображаемый аппарат из двух ящиков не может абсолютно точно схватить свойство «быть истинным выражением». Он работает на «почти истинных выражениях» в большинстве случаев; впрочем, как и мозг человека.
C. Высокоуровневые свойства в принципе не обладают каузальной эффективностью
Впрочем, оппонент Деннета мог бы усомниться и в другом тезисе автора: в том, что в мысленном эксперименте с «Двумя черными ящиками» каузально эффективным свойством является какое-либо высокоуровневое свойство. Оппонент мог бы попытаться доказать, что в реальности каузальная сила есть только у другого, низкоуровневого физического свойства, например у свойства «быть частью такого-то блока данных». При реализации базы вероятней всего, что истинные выражения располагались в каком-то одном блоке, скорее всего даже пространственном, а ложные – в другом. Тогда каузальным действием обладают не семантические характеристики, а, например, пространственные.
Пространственное расположение действительно могло быть общностью, отличающей одни наборы битов от других. Но данные на жестком диске могли располагаться по-разному. Даже если пространственная общность существовала, она не была обязательной. При смене «места» хранения последовательности она все равно вызывала бы ту же ответную реакцию второй машины. То есть пространственная общность являлась бы общностью случайной, в отличие от общности семантической. Это была бы случайная корреляция, а не каузальная зависимость.
Аналогичным образом в качестве претендента на каузальную роль не подходит и характеристика «принадлежать к блоку данных, связанных с α», так как вполне возможно, чтобы последовательности были связаны иначе, но регулярность бы соблюдалась. (Под этой регулярностью я подразумеваю отправку на второе устройство все время различных последовательностей битов без синтаксических и иных общностей и способность второго ящика отсортировывать их должным образом.) Для примера представим такое устройство, в котором металлический стержень соединяет между собой взрывчатое вещество и открытый огонь. Пока теплопроводность металлического стержня низкая, взрыва не происходит, так как недостаточно тепла передается от огня. Но стоит повысить теплопроводность стержня (например, заменив его на стержень с другим химическим составом), как произойдет взрыв.
Существует, однако, еще один верный способ произвести взрыв такого устройства. По закону Видемана – Франца, теплопроводность всегда при нормальных условиях коррелирует с электропроводностью (так как оба этих свойства обуславливаются движением свободных электронов). Соответственно, повышая электропроводность стержня в устройстве (заменяя химический состав стержня), мы также создаем условия для взрыва. При этом кажется, что электропроводность является только сопутствующим свойством, а не каузально эффективным[21].
Описанное выше устройство демонстрирует, что только одно из двух коррелирующих между собой свойств может быть каузально эффективным. При этом в случае с данным устройством корреляция высокоуровневых свойств систематическая, регулярная. А в случае с пространственным расположением данных корреляция явно случайная, нерегулярная, несистематическая. Последовательности битов могут располагаться как угодно, при этом истинные выражения, «выражения, истинные для машин Эла и Бо», будут вызывать один и тот же эффект. Контрфактический анализ помогает определить, какое из свойств антецедента является каузально эффективным, а какое – нет. И именно семантическое свойство выдерживает контрфактическую проверку, а не низкоуровневое физическое.
D. Функциональные свойства не обладают каузальной эффективностью
Деннет считает, что семантические свойства систем могут быть каузально эффективны. При этом, как мы ранее установили, эти свойства, по его мнению, являются свойствами функциональными, то есть свойствами, которые определены через свой эффект. Но могут ли функциональные свойства быть каузально эффективными? Критиков этого утверждения не меньше, чем критиков интенциональности машин. Один из наиболее влиятельных среди них – философ из Нью-Йоркского университета, Нед Блок. В статье «Может ли разум изменить мир?» [Block 1990] он предлагает протестировать интуиции на нескольких примерах: свойствах «быть провокационным» и «быть снотворным».
Свойство «быть провокационным» определено через свой эффект – провокацию. Следовательно, оно является функциональным. Провокационной можно считать, например, мулету тореадора, ведь она провоцирующим образом действует на быка – она возбуждает в нем агрессию. У мулеты в то же время, отмечает Блок, есть и другие свойства, в том числе свойство «быть красного цвета». Именно оно, по мнению Блока, провоцирует быка. Красный цвет каузально эффективен в отношении агрессивного поведения быка. Можно ли то же самое сказать в отношении «провокационности» мулеты? Провоцирует ли быка «провокационность» мулеты или только красный цвет?
«Провокационность» мулеты – это второпорядковое свойство. Как и другие функционально определенные свойства, оно зависит от наличия первопорядкового свойства. И именно свойство «быть красного цвета» находится в каузальных отношениях с событиями на входе и выходе. Видимо, в «провокационности» муле-ты нет дополнительной каузальной работы. Бык недостаточно умен, чтобы осознать, что мулета провокационна. Ему достаточно красного цвета. Провокационность мулеты может спровоцировать членов Всемирного общества защиты животных, но не быка. Аналогично, считает Блок, можно рассуждать и о другом функциональном свойстве – «снотворности».
Это свойство тоже функциональное и тоже второпорядковое. Оно определено в терминах эффекта, результирующего состояния – сна. Но оно предполагает существование первопорядкового химического свойства, вызывающего сон. «Быть снотворным» – значит обладать химическим свойством, каузально эффективным в отношении сна. Одни снотворные эффективны в силу наличия в них барбитуратов, другие – бензодиазепинов, но вряд ли какие-то – в силу свойства «снотворности». Только в случае, если пациент сам убеждает себя в «снотворности» лекарства, то есть в случае эффекта плацебо, лекарство может приводить к сну в силу самой «снотворности». Даже если химический состав медикамента каузально неэффективен в отношении сна, убеждение пациента в действенности препарата может быть «снотворным». Это, однако, особый случай. В целом вероятно, что свойство «быть снотворным» как функциональное свойство, как правило, каузально бездейственно.
По мнению Блока, примеры иллюстрируют тот факт, что функциональные свойства не могут быть каузально эффективными. Исключениями являются те особые случаи, когда они каузально эффективны в силу убеждений разумного существа. Но в стандартных случаях, то есть когда функциональные свойства определены посредством их результирующего эффекта и этот эффект не возникает в результате осознания разумного существа, они каузально бессильны [Block 1990, 156]. Блок считает, что интуиции в отношении этих примеров верны.
Эпифеноменальность функциональных свойств он объясняет тем, что функциональные свойства находятся в логической связи с эффектом. А для каузальной связи нужны контингентное, эмпирическое и номологическое отношения между событием и его следствием. Блок считает: медикамент обладает свойством «снотворности» потому, что обладает другим свойством, которое в случае употребления номологически гарантирует сон (или повышает его вероятность). То есть номологическое отношение имеет место между химическим или физическим свойством и эффектом, а не между эффектом и функциональным свойством. Когда мы объясняем нечто с помощью ссылки на функциональное свойство, мы прибегаем к аналитическому объяснению. Конечно, могут быть исключения, как в случаях с «провокационностью» мулеты для общества защиты животных или «снотворностью» плацебо. Но это – особые случаи, и они не соответствуют ситуации с семантическими свойствами. Это – мнение Блока, но у меня оно вызывает подозрения.
В рассуждениях Блока настораживает уже то, что в качестве примеров он использует сомнительные случаи и свойства. На самом деле красный цвет безразличен быку, так как у него дихроматическое зрение (впрочем, Блок это и сам не отрицает, и тем не менее – использует этот пример). Бык одинаковым образом реагировал бы на красную, синюю или зеленую ткань. Тогда что, если не красный цвет, возбуждает быка? «Провокационность» мулеты? Кажется, здесь Блок сам оказывается в ловушке собственной иллюстрации. Даже если мы согласны с его антифункционалистскими настроениями, этот пример не выполняет своей функции. Со снотворным качеством пример получается тоже не очень удачным. Блок как бы нарочно напоминает о псевдообъяснениях. Вспомните мольеровского «Мнимого больного»: опиум действует снотворно, так как в нем имеется «снотворная сила». Мольер использует это объяснение с сарказмом, высмеивая неосведомленность объясняющего. Возможно, на эти ассоциации частично опирается и Блок. Но это – психологический прием, а не убедительное рассуждение. Вряд ли сторонник функционализма сам стал бы использовать «снотворность» лекарства и «провокационность» мулеты в качестве иллюстраций каузально эффективных функциональных свойств. В этом конкретном случае Блок борется с ветряными мельницами. Но кроме неудачных примеров в его аргументации можно обнаружить уже знакомый нам тип ошибки. Эта ошибка близка той, что допускали Э. Энском и Г. Райл (а кроме них – также А. Мелден и др.), когда критиковали действенность ментальных состояний с помощью Аргумента логической связи.
Тогда, напомню, речь шла о ментальных состояниях безотносительно их функционалистской интерпретации. И тем не менее рассуждения Блока напоминают этот аргумент. Если логика Блока, Энском и Райла схожа, то против них можно выстроить защиту наподобие той, что выстраивалась в ответ на АЛС. Можно попытаться разъединить строгую концептуальную связь, например, показав, что наличие того или иного функционального свойства не обязательно приводит к ожидаемому эффекту. Функциональные свойства сосуществуют и взаимодействуют с другими функциональными свойствами, и результаты этих взаимодействий могут давать различный эффект. Одни функциональные свойства каузально эффективны, а другие – нет. Если бы существовала жесткая логическая сцепка между всеми функциональными свойствами и их эффектами, таких вариаций не было бы.
Возьмем свойство «быть будильником». Это – функциональное свойство, так как оно определяется в терминах функции, роли, которую играет это устройство, а не материала или его внутреннего механизма. Будильник – это устройство (электронное, механическое или даже органическое!), в заданный момент подающее сигнал к пробуждению, эффект которого – пробуждение. Допустим, некто пытается дать такое каузальное объяснение: он проснулся в шесть утра от звонка будильника. По логике Блока, раз будильник будит, то логически следует, что он должен разбудить. Но разве из того, что будильник будит, следует то, что звонок раздастся в шесть утра? Звонок мог раздаться в любое время, причем даже не в то время, на которое был поставлен: часы могли отстать или заторопиться, да и будильник мог вообще сломаться или быть незаведенным. К тому же тот, кого будят, мог и не проснуться от его звонка, несмотря на то что функциональное свойство будильника – будить. «Быть будильником» и «будить», безусловно, как-то логически состыкованы, но без номологической связи одно все равно не будет причиной другого.
Ранее я давал функциональное определение боли: состояние, вызванное повреждением органов, сопровождающееся «убеждением, что что-то повреждено», «желанием это прекратить» и ведущее к реакции избегания. Но разве обязательно, чтобы испытывающий боль демонстрировал «реакцию избегания»? Если человек, к примеру, под пытками стремится убедить своих палачей, что он не способен чувствовать боль, не стонет, не выражает страданий в мимике, разве он не испытывает боль? Или если перед быком тореадор размахивает провоцирующей мулетой, но бык так и остается бездвижным (это ведь вполне возможно) – что, мулета перестает быть провоцирующей или перестает быть красной? Нет, просто бык мог устать. Ментальные состояния, определенные функционально, всегда взаимодействуют с другими ментальными состояниями (убеждениями и желаниями) и могут не образовывать жестких логических связок с последующим действием. Это значит, что семантические свойства в функциональной интерпретации, вероятно, могут быть каузально эффективными. Впрочем, не думаю, что эти соображения убедили бы всех противников ментальной каузальности, в частности Дж. Кима. Необходимо ответить на ключевой аргумент оппонентов – Аргумент исключения. Для борьбы с ним я хочу воспользоваться более сложной тактикой.
Решение будет состоять из трех шагов. На первом шаге я представлю аргумент, аналогичный Аргументу исключения, но ведущий к очевидно ложным следствиям. Этот аргумент, как это ни удивительно, разработал уже известный нам Н. Блок. Вторым шагом я приведу иллюстрацию каузальной эффективности высокоуровневых свойств и представлю ее анализ. На третьем шаге я покажу ошибки в механике Аргумента исключения Дж. Кима. Это трехчастное решение проблемы ментальной каузальности работает в рамках телеофункционалистской теории сознания, которую я отстаиваю.
VI. Решение проблемы ментальной каузальности
1. Аргумент обобщения Н. Блока против аргумента исключения
Зачастую лучшая тактика защиты – это нападение. И в данном случае такая тактика уместна. Можно показать, что Аргумент исключения, направленный против ментальной каузальности и нередуцируемых свойств, противоречит важным научным утверждениям. Он подвергает сомнению установки научного знания, в частности убеждение в каузальной эффективности свойств и объектов, входящих в теории специальных наук. Под специальными науками имеются в виду все науки, отличающиеся от фундаментальной физики. Чтобы показать это, необходимо найти сходный по логической структуре и опирающийся на те же ключевые посылки аргумент-двойник. Но он должен быть направлен не против ментальной каузальности, а против чего-то, что оспорить значительно труднее. Подобный метод аргументации был уже мной использован выше для критики Аргумента каузальных траекторий. В данном случае он тоже применим. В качестве аргумента-двойника можно использовать уже разработанный Аргумент обобщения, предложенный упомянутым нами Н. Блоком [Block 2003]. Аргумент называется так потому, что обобщает, экстраполирует выводы, сделанные Кимом относительно эффективности ментальных свойств, на эффективность свойств, входящих в аппарат специальных наук. Суть рассуждения – в следующем.
Допустим, что все свойства макрообъектов определены свойствами их частей, вплоть до элементарных частиц. Тогда свойства макрообъектов супервентны на свойствах микрообъектов. При этом свойства микрообъектов являются достаточной причиной для всех событий с макрообъектами. Тогда у свойств макрообъектов нет каузальной роли и, следовательно, согласно Принципу исключения, эти свойства эпифеноменальны (то есть каузально неэффективны). Они проигрывают в конкуренции за каузальную эффективность. Эта логика применима и ко второпорядковым свойствам. Первопорядковыми свойствами являются свойства индивидов. Второпорядковые свойства – свойства свойств первого порядка. Все второпорядковые свойства супервентны на первопорядковых свойствах. Если Аргумент исключения верен, то и второпорядковые свойства не играют каузальной роли. Но такими являются все свойства объектов специальных наук. Следовательно, химические, биологические и физиологические свойства тоже не являются каузально действенными. Все объекты и их свойства за пределами физики являются эпифеноменальными, а законы специальных наук не схватывают каузальных регулярностей. Иными словами, «все науки делятся на физику и коллекционирование марок». Такой вывод, кажется, следует из Аргумента обобщения.
А что, если элементарные частицы физики делимы до бесконечности и фундаментального, базового уровня вообще не существует? На каком уровне тогда искать каузальные закономерности? А ведь это – реальная возможность, обсуждаемая современной физикой. Тогда проблема представляется еще более драматичной. Каузально эффективными перестают быть все известные нам объекты, и даже открытые в будущем объекты будут каузально бездейственными. Теряется вообще надежда открыть каузальные законы. Поиск таких законов становится подобным заполнению водой бочки с пустым дном. С открытием каждого нового, более фундаментального уровня каузальность перетекает в него, и так до бесконечности. Выявление причин превращается в погоню за неуловимой целью. Кажется, перед нами новая дилемма: принимать Аргумент исключения и вместе с ним – Аргумент обобщения, требующий редукции всех специальных наук (да и значительной части физики), или отрицать Аргумент исключения.