Голос булата

– Русичи дальше на восход живут, все больше у Сурожского моря. Сплотились, княжество создали. Есть две-три веси отсюда на полудень, но базара там нет, каждый сам свое хозяйство содержит, зачем им базар? А кроме того ты ведь к ромеям хотел!

Микулка вздохнул, ничего не ответил.

– И не вздыхай так. Небось удумал, что я только заради тебя в такую даль перся. Много чести. Просто сижу я в лесу давно, новостей последних не слыхивал… Вот скажи, откель лучше всего новости узнавать?

– От княжьих посланников… – неуверенно ответил паренек.

– Вот дурень… – усмехнулся в усы старик. – Самые лучшие новости на базаре и в корчме. Токма надо уши торчком держать и кривду от правды уметь отсеивать.

Они пошли вверх на Покат-гору, впереди маячили сгорбленные под тяжестью спины носильщиков. Добравшись до кромки леса, где среди цветов серым пеплом зияла выжженная погребальным кострищем трава, старик сказал ромеям оставить поклажу, заплатил деньги и проводил их взглядом, пока они не отошли на два броска камнем.

– Дед Зарян! – удивленно воскликнул паренек. – Мы это все вдвоем не утянем.

– Кхе… Вот незадача! – покачал головой Зарян. – Как же я сам не додумался… Эх… Умнеешь ты потихоньку, да только веры в главное у тебя пока нет.

– А что же главное? – не понял Микулка.

– То что родная земля завсегда сама помогает. Особливо тому, кто ее знает и ценит. Как у самого сил не достанет, так друг старый на помощь придет, от жажды знакомый родник выручит, а от дождя прикроет одному тебе ведомое дерево. Вот и у меня старый друг есть. Не мешай, дай покликать.

Старик прислушался, понюхал воздух, зашел в тень леса и громко, тоскливо завыл по-волчьи, Микулка даже дернулся от неожиданности. Зарян замолчал, снова прислушался, всмотрелся в лес и наконец улыбнулся. Хитро улыбнулся, по-стариковски.

Из-за раскидистых веток ему на встречу вышел не высокий, седой как лунь, старец, ростом с Заряна, но весь статный, ухоженный. Белоснежная борода и усы свисали до самой груди, глаза ясные, густо-серые, смотрели надменно и строго. На груди скалился деревянным оскалом большой оберег в виде волчьей головы.

– Исполать! – не наклонив головы тихо произнес старец. – Здрав буде, витязь. Нунечку покликал меня, а уж две зимы мы с тобою не виделись.

– Полно те! – еще шире улыбнулся Зарян. – Какой с меня нынче витязь? Вон, по утрам ветром шатает, нужду справить по-людски не могу.

– А мои, когда окол твоей избы ходят, приносят о тебе вести, кажут цветнем отрока пригрел, жалуются, что без сыти их оставил.

– Им того отрока, на один зуб, а проку от него много больше будет.

– Ведаю… Ежели к тебе попал – буде прок. Так чего кликал меня?

– Кхе… Вишь, добра у ромеев набрал? Одному не донесть, да и с хлопцем вдвоем не утянем. Помоги по старой дружбе, чай друг друга не раз выручали.

– Дерзкий ты, смертный… – одобрительно прошептал старец. – Ни перед людьми, ни перед богами шею не гнешь. Где видано, чтобы Бог Волков людям мешки тягал? А тебе вспомогу. Ты сам аки волк.

Старец потер оберег и на поляну, насупившись от вечернего света, вышли девять здоровенных матерых волков. Словно тени, ни у одного ветка под лапой не хрустнула. Каждый из них взял зубами поклажу и резво скрылся в лесу. Остались двое, сели у ног старца.

– Тяжко мне… – неожиданно пожаловался старец. – Басурмане меднолицые, узкоглазые, бьют моих почем зря… На своей земле так не стали бы…

– Да нет у них своей земли… Степь их земля. Нагадят, вытопчут, пожгут, потом кочуют. Так в седлах и живут. – ответил Зарян.

Микулка с ужасом заметил, что в облике старца стало появляться что-то отчетливо волчье.

– Не злись, старый друг. – успокоил его Зарян. – Не век им хозяйничать. Сам знаешь, что на всякую силу найдется сила большая.

– Так это и есть отрок твой? – неожиданно сменил тему старец, поглядев на Микулку.

– Я ничейный! – поднял подбородок Микулка. – Я сам по себе! А Вы кто?

– Знать от тебя словес поднабрался? – обратился старец к Заряну.

– Да он сам такой… Микулка, со старшими надо повежливей быть, коль захотят, сами представятся, а нет, значит помалкивай.

– Народ меня волкодлаком кличет. – еле слышно представился старец. – Волки Богом считают, но на самом деле я и есть волк. Я – это они все вместе. Без них меня нет, без меня им не жить. Я запомнил тебя, молодой вой, может еще свидимся. Лишь бы по доброму…

Старец шагнул назад и растворился среди молодой листвы, уронившей густые вечерние тени. Волки, сидевшие подле его ног, припали на брюхо и подползли к путникам.

– Не трусь! – остановил Зарян попятившегося паренька. – Это наши кони. Домой поедем, а то вечереет, пешком засветло не доберемся. И котенка давай, он у меня целее будет, а то уронишь еще.

* * *

Короткий закат красной пастью сожрал дневное светило, на темной сини высокого неба распустились мохнатые звезды, а впереди серебрила вершины заснеженных гор восстающая луна.

У Микулки дух захватило от бешеной скачки по темному горному лесу. Волк словно летел, рассекая пространство разверзнутой пастью, едва касался широкими лапами замшелой земли. От него пахло теплом, свалявшейся шерстью и силой. Необузданной первобытной силой дикого зверя. Микулка вцепился в густую шерсть на волчьем загривке, обхватил ногами мохнатое тело, поначалу закрывал глаза, ежась от страха, но потом понял, что вреда не будет, осмелел, опьяненный диким восторгом скорости. Совсем рядом рвал темноту могучей грудью волк, несущий на себе старика. Зарян сидел на сверкавшем глазами звере словно на лавке, держался одной рукой, посохом отводил от лица хлеставшие ветви.

Микулка приметил, что справа и слева несутся еще несколько быстрых теней, сверкая глазами в крепчающем лунном свете, а когда луна поднялась над бриллиантово-ледяной вершиной, он услышал протяжный, торжествующий вой. Микулка и сам захотел завыть, подчинясь единому ритму света и скорости, не удержался, затянул волчью песню, вторя мохнатым зверям в темноте. Хлестнула в лицо шальная ветка, паренек затих и покрепче вцепился в лохматую шерсть.

Вскоре добрались до самой избы. Мешки были исправно сложены у входа, а серых носильщиков и след простыл. Микулка со своего волка упал как сноп, старик слез чинно, отряхнулся, достал из под полы пищащего котенка. Волки попятились и бесшумно растворились в лесной чащобе, а дед кряхтя отпер дверь, поставил у порога дрожащего как осиновый лист котейко и не злым шлепком отправил в сени. "Вот будет кикиморе радость!" – подумал Микулка, вставая с мягкой травы. Он подхватил пару мешков и поставил в сени, завтра надо будет в чулан перенесть. Дед уже запалил лампу и что-то искал в сундуке, выкладывал на свет одну за другой непонятные, таинственные вещицы. На привычном месте у отдушины вертел головой филин, примерялся глазом к осторожно ступающему у печи котенку.

Микулка затащил в сени оставшуюся поклажу, раздул огонь, предвкушая горячий ужин, побрякал крышками, выискивая нужный горшок и поставил его на жар. Потом скинул полушубок и полез на печь, понаблюдать за дедом.

Старый Зарян словно не замечал паренька, разложил рядом с сундуком на столике какие-то грамоты, идола с локоть высотой, несколько склянок, сухую траву. Микулка вздохнул. Эдак можно и месяц смотреть – ничего не высмотришь, не разумеешь… Хитрый дед. И не прячется, а тайна все равно тайной остается. Зарян близоруко водил по грамоте широким ногтем, еле разглядывая начертанное, кряхтел, качал головой.

Вскоре и ужин поспел. Микулка разложил по чашкам густое сочиво, достал из другого горшка тушеную оленину, выложил на скатерть ароматный хлеб и свежую зелень, купленную у ромеев. Хорошая еда, добрая, чай не сухая лепешка.

– Ты как доешь, – сказал Зарян, обсасывая оленью косточку, – так спать ложись, небось устал сегодня.

– Да тут разве уснешь! Столько всего было, в голове мысли так и мечутся. – поделился впечатлениями Микулка. – Со мной за всю жизнь столько всего не было, а тут за день… Интересно с Вами, дед Зарян!

– Доедай и спать! – улыбнулся старик. – За всю жизнь… Сколько там было той жизни-то.

– Ну… Семнадцатая весна! Не маленький уже.

– Кхе… Кхе… Ну да. Мужик. Бестолковый правда. Но уже кое в чем толк знаешь. Дрался с полуденницами хорошо.

– Это я-то дрался? – искренне удивился Микулка. – Это Вы их шалапугой своей раскидали, я едва с травы встать успел.

– А кто хлопцу голову с одного удара снес?

– Так там той головы… Мягкая!

– Ну да… Мягкая. Тебе еще поработать, дрова порубить, удар поставить, чтоб силу чувствовал, тогда сможешь кулаком в избе стену пробить. Завтра с утра начнем боевую науку учить. А сейчас спать. Мне надо работу сделать.

– Дед Зарян… – почувствовал неладное Микулка. – Что-то тревога у Вас на лице. Случилось чего?

– Не знаю пока. Но на базаре ходят слухи, что князь киевский Ярополк, родную землю по кускам продает, чуждую веру принял. Если правда, то беда будет не малая, поскольку князь – он голова, а ежели голова подгнивать начала…