Большая Охота

– Зачем? – поразился Алекс.

– Затем! – Я вспомнил, что отец говорил о спасательных ботах. – Готовьте к спуску еще одну шлюпку. Но спускать только по моей команде!

Я боялся, что перегнул со словом «команда», ведь за штурвалом был не просто взрослый, а моряк, выходивший в океан до войны. Но дядя Макс и бровью не повел.

– Внимание палубной команде! – сказал он в селектор. – Приготовить спасательный бот к спуску кормовым краном!

В этот момент я придумал название для маневра, который нам предстояло совершить: «выставить ложную цель». Наверняка это придумывали и до меня, но мне неоткуда было почерпнуть подобную информацию, поэтому приходилось руководствоваться только обрывками фраз отца.

Я снова сел в кресло, трясясь от напряжения и неожиданно свалившейся на меня ответственности. Мутная зеленая капля, стекавшая по экрану, приближалась к янтарной искорке корабля, но теперь она догоняла нас куда медленнее, поскольку от ее скорости отнималась наша.

– Мина прямо по курсу. – Дядя Макс ткнул пальцем в экран. – Это та, которую мы обогнули двадцать минут назад.

– Придется снова обходить, – вздохнул я. – Выхода нет.

Это было плохо – любое изменение курса позволит торпедам снова зайти не с кормы, а чуть сбоку, что помешает выставить ложную цель.

– Если после обхода будем двигаться тем же курсом, там будет еще одна мина, – сообщил дядя Макс. – Я думал, что нам удалось их обойти, а тут снова…

– Торпеды страшнее, – вспомнил я слова дяди Эда.

– С этим трудно спорить.

Пока мы принимали решение, Оля бесстрастно рисовала мелками в тетрадях, словно все происходящее никак ее не касалось, словно ее жизнь не зависела от наших действий. Мне показалось, что она совсем, ну ничуточки не боится смерти. Она была далека от того, чтобы намеренно искать ее, но и приход смерти не вызывал у нее ужаса. Наверное, смерть родителей она пережила как свою собственную, а разве может бояться смерти человек, который уже один раз умер? Честно говоря, я ей даже позавидовал. Я чувствовал, какую неимоверную силу может дать человеку отсутствие страха смерти, но сам боялся. И хуже того, я знал, что даже после смерти отца буду бояться, потому что не мог пережить его смерть как свою. Вот если бы мама… Но такое я бы вряд ли вообще смог пережить.

– Вы зря удираете от торпед, подставив корму, – негромко сказала Оля, не отрываясь от рисунка. – Глупо возвращаться в то же место, откуда мы начали, заново преодолевая те же опасности, которые уже удалось миновать. Надо потихоньку отклоняться, но так, чтобы не давать торпедам зайти сбоку, иначе вы не сможете спустить ботик с кормы. Лучше всего описывать круг большого радиуса. Вот такой. – Она встала с кресла и описала пальцем круг на экране сонара. – Тогда мы сможем обогнуть обе мины. Главное, не менять курс под очень большими углами.

– Верно, – кивнул я.

Моего слова оказалось достаточно, чтобы дядя Макс заложил штурвал чуть вправо. Оставалась лишь одна проблема – начни мы маневр чуть раньше, все было бы замечательно, но теперь, при таком небольшом угле отклонения, мы рисковали подойти к мине слишком близко. Почуяв нас, она могла рвануть, а кто знает, какой вес тварь успела накопить, питаясь планктоном в теплых поверхностных водах? Каждый килограмм жира, накопленного биотехом и смешанного с азотной кислотой из особых желез, превращается в чудовищную взрывчатку, почти в нитроглицерин. А тут речь могла идти не о килограммах – о тоннах. Отец как-то рассказывал, что близкий взрыв многотонной мины может попросту сплющить корабль в металлический блин, и он пойдет ко дну, как брошенная в воду монетка.

Торпеды представляли особую опасность в силу маневренности, но вес у них был не большим, опасным лишь при очень сильном сближении. Я сам много раз видел в бинокль с вершины вулкана, как стая легких скоростных торпед резвилась у входа в пирсовую зону порта. Иногда они так заводились, отрабатывая маневры нападения друг на друге, что налетали на пирсы и взрывались, вздымая в небо фонтаны воды и раскрошенного бетона.

В общем, мы оказались в идиотской ситуации. Сзади нас подпирала стая торпед, имея преимущество в скорости, а прямо по курсу поджидала мина. И мы не могли отвернуть очень сильно, потому что в борт нас можно было атаковать без всяких проблем – спущенный на воду ботик очень скоро останется позади, и торпеды зайдут на атакующий курс без всяких помех. Если противник заходит с кормы, то и ложную цель можно пускать только с кормы, потому что тогда шлюпка надолго застрянет между нами и стаей, сбивая торпеды с толку.

На самом деле и мина, и стая торпед представляли смертельную опасность. Можно ли определить, какая из двух смертельных опасностей страшнее? Для меня это было чересчур, но все же именно мне предстояло выбрать – отвернуть от мины более резко и подставить торпедам бок или же рискнуть, пройти на авось предложенным Олей курсом.

Я вдруг понял, что биотехи нас попросту загнали, как охотники в старых фильмах загоняли зверей. Торпеды не просто так увязались за нами, а согласовали свои действия с миной, перекрикиваясь с ней ультразвуковыми сигналами. И теперь нас толкали на нее, как в ловушку.

– Что будем делать? – напряженно спросил дядя Макс.

Я раскрыл новую, еще не изрисованную тетрадку, сделал вид, что внимательно изучаю записи, и сказал:

– Лучше идти на мину.

– Взорвется, – покачал головой дядя Макс.

– Чем раньше, тем лучше, – кивнул я. – Чем дальше мы от нее будем в момент взрыва, тем меньше нам достанется. По крайней мере, это хоть какой-то шанс. Если же отвернем сильнее, торпеды догонят нас, зайдут с борта и уничтожат.

Несколько секунд дядя Макс молчал. Затем повернулся к селектору и произнес:

– Внимание всем! Особенно палубной команде. У нас прямо по курсу мина, и вероятность ее взрыва очень велика. Всем укрыться в помещениях корабля! Не следует подниматься на открытые палубы, а также находиться вблизи иллюминаторов. Детей и женщин незамедлительно переправить в средние отсеки, подальше от бортов. Трюмной команде приготовить сварочное оборудование и металл для заделки лопнувших швов. Пассажирам и людям, свободным от вахты, принять сидячее или лежачее положение, а также проследить, чтобы рядом не находилось предметов и деталей, которые могут сорваться и упасть под воздействием ударной волны.

Со скоростью пятнадцать узлов мы приближались к поджидающей нас мине. Пока расстояние до нее было еще велико, но с каждой минутой сокращалось все больше, снижая наши шансы на благополучный исход. Я надеялся только на то, что сонары, включенные на полную мощность, дезориентируют мину, заставят ее думать, что мы ближе, чем на самом деле. Минута шла за минутой, и вскоре я понял, что мы вошли в зону уверенного поражения.

– Нам конец, – подтвердил мою догадку дядя Макс. – Жаль. До рассвета осталось полчаса, не больше.

– Спускайте бот! – сказал я.

– Ты с ума сошел! – вспылил Алекс. – Если мина взорвется, людей снесет с палубы ударной волной.

– Выполняйте!!! – завизжал я совершенно по-детски, но так громко, что у самого заложило уши.

– Внимание палубной команде! – хрипло произнес дядя Макс. – Спустить бот с кормового крана!

Через минуту начальник палубной команды доложил:

– Бот на воде!

– Всем в трюм! – скомандовал дядя Макс. Затем обернулся ко мне: – Что дальше?

– Сбавляйте ход, – севшим голосом произнес я. – Только резко. Пусть мина почувствует, что мы ее заметили и собираемся сдать назад.

Дядя Макс звякнул телеграфом, и турбины мягко перешли на холостые обороты. «Принцесса» начала замедлять движение, раскачиваясь на штормовых волнах. Между тем рубиновая бусинка ботика на экране сонара все сильнее удалялась от кормы – он на своих маломощных моторах шел строго противоположным курсом. И тут темноту впереди нас разорвало ослепительной вспышкой, наверное, вдвое более мощной, чем от взрыва, ранившего нас в рубке. Правда, и расстояние до мины было значительно больше, чем в прошлый раз. Но можно ли по вспышке определить реальную силу взрыва?

– На пол! – скомандовал дядя Макс, а затем добавил в селектор: – Внимание всем! Вспышка прямо!

Он едва успел броситься на пол рядом с нами, когда ударная волна настигла корабль. Шарахнув в носовую часть, она свернула все лебедки на баке, все краны, кронштейны и фермы, со страшным скрежетом протащила их по палубе, а затем швырнула в ходовую рубку. Стальные листы, которые приваривали с такой тщательностью, сорвало в один миг, и они, как крышки консервных банок, выгнулись над нами зубчатыми краями. Некоторые из них не смогли удержаться на остатках швов и рухнули внутрь, круша приборы и грозя разрубить нас на части. Закричал дядя Макс, но я его не видел и не понял, отчего он кричит. Нас с Ольгой разделило скрученным листом металла, ударившим между нами, как язык чудовищной бронированной жабы. А по сторонам продолжали падать пятидесятикилограммовые лебедки, свистеть обрывки тросов и визжать куски сорванных труб и прутьев.

Корабль вздыбило, накренило, развернуло бортом к фронту ударной волны и положило на бок. Все антенны, мачты, локаторы и фонари снесло. Лопнувшие провода, очевидно, замкнуло накоротко, и я увидел, как из электрощитка в рубке вырвался сначала сноп искр, а затем жаркое гудящее пламя. Дым от него был таким едким, что я закашлялся и потерял дыхание.

И вдруг все стихло. Только ухали еще несколько секунд падавшие на палубу железяки да трещало пламя в щитке. Я попытался подняться, чтобы глотнуть свежего воздуха, но обнаружил, что стою на карачках в луже крови. Кровь хлестала у меня из плеча, разорванного оскалившимся металлом, хлестала так сильно, что я испугался и закричал.

– Ты что орешь, как девчонка? – услышал я рядом Олин голос. – Давай я тебе руку перетяну, а то вся кровь выльется с таким напором.

Она оттащила меня к пробоине, где штормовой ветер сдувал едкий дым, ловко оторвала от платья полосу ткани, несколько раз обернула ею мое раненое плечо, а затем накрепко затянула. Было очень больно, плечо заныло и начало неприятно пульсировать, но кровь перестала хлестать.

Позади раздался кашель, мы с Олей поползли в темноту, озаряемую сполохами огня, и увидели Ваксу. Он лежал на спине и кашлял.

– Что с тобой? – спросила Оля.

– По голове чем-то шарахнуло, – едва слышно ответил доктор. – Кажется, сильно. Голова кругом идет, не могу подняться.

Я осмотрел его голову, но никаких опасных, на мой взгляд, повреждений не обнаружил. На лбу, правда, выступила здоровенная шишка, но не та была ситуация, чтобы обращать на нее внимание. Мы с Олей поднатужились и поволокли Ваксу к пробоине, чтобы дать ему продышаться. Похоже, сам он не мог ни ходить, ни ползать. Крепко его долбануло.

Но не успели мы дотащить доктора до пробоины, как обнаружили, что ползем в огромной луже масла. Я решил, что это прорвало трубу охладителя или амортизатор кресла, но когда из щитка вырвался большой язык пламени и высветил пространство рубки, я увидел, что это не масло, а кровь. Я никогда не думал, что в людях может быть столько крови – наверное, ведро пролилось, не меньше. Мы с Олей не выдержали и завизжали от испуга, визгом пугая друг друга еще сильнее. Мы поняли, что кто-то тут умер – или дядя Макс, или Алекс, или Вадим. А может даже, все вместе.

С одной стороны, я понимал, что кому-то еще может понадобиться помощь, но с другой – меня парализовал ужас увидеть настоящего мертвеца. Я не мог себя заставить сдвинуться с места. Так мы сидели на корточках и визжали, наверное, секунд десять, пока Оля первой не пришла в себя.