День Всех Святых

Мужчина семенил по двору, засунув руки в карманы. Он был и высоким, и сутулым, а холодный ветер заставлял его горбиться еще больше, отчего фигура приобретала очертания вопросительного знака. Остановившись возле подъезда, он постучал ботинком по железной решетке, счищая налипшую к протектору грязь. На бледном лице отразилось недовольство. Громко зазвонил сотовый телефон, мужчина засунул руку во внутренний карман куртки.

– Алло! – поднес он смартфон к уху, морщась от капель дождя. – Ты можешь перезвонить?!

Голос у него был тонкий и обиженный, как у скандальной женщины. Ему ответили, уголки губ опустились вниз.

– А без джема сегодня не обойтись?

Его взгляд задержался на кирпично-красном дубовом листе, прилипшем к лобовому стеклу «форда-куга». Радостный голубой цвет кроссовера поблек, смешавшись с унылой палитрой октябрьского дня. Он по ошибке включил на смартфоне функцию микрофона, и нервный голос жены разнесся по двору.

– Леня, ты – растяпа! – зло выкрикнула женщина. – Я тебе вчера два раза сказала. Купи джем. Джем или повидло. Если в продаже будет клубника, то лучше повидло.

– Ты не могла заранее позвонить?!

Выслушав ответ супруги, Леонид сунул смартфон в карман. Он слишком хорошо знал характерные интонации в голосе жены, возникавшие каждый раз, когда действия шли вопреки ее сценарию. Его душила ярость, но еще больше ему было жаль себя. Жаль прожитых в браке двадцати трех лет, жаль себя, недавно отметившего юбилей. Вот уже почти четверть века он не прикасался к другой женщине, кроме ленивой, располневшей жены, смысл жизни для которой в последние годы сконцентрировался на просмотре бесконечных сериалов и поедании сладкого.

Дождь стих. До ближайшего супермаркета было пять минут ходьбы. В просвете между домами блестело черное шоссе. С влажным шуршанием промчалась машина, желтый свет фар разорвал дождевую взвесь. Проспект Кораблестроителей упирался в пустырь. Справа по ходу движения находился бизнес-центр, за ним громоздились бетонные гаражи. По проекту градостроителей гаражи должны были снести еще в прошлом году, но вмешались правозащитники. Дело застопорилось, в хорошую погоду на пустыре, к радости бомжей и зевак, собирались многолюдные демонстрации протеста. Мужчина громко закашлялся, и не потому, что у него запершило в горле, а чтобы нарушить эту зловещую пустоту. Промелькнула короткая мысль. Сегодня я умру. Причиной смерти станет клубничный джем, который жена намазывает на булку толстым слоем поверх сливочного масла.

На въезде во двор припарковалась машина. «Скорая помощь». Белый фургон с красной полосой.

Леонид подошел ближе, постучал в дверцу кабины.

– Извините! – Он заранее улыбнулся, ожидая отклика.

Тишина. Шорох капели напоминал звук клавиш расстроенного пианино, негромко урчал двигатель.

Он попытался пролезть между бампером и углом кирпичной стены с обнажившимися пятнами грязно-серой штукатурки. Тщетно. Так он запачкает джинсы. Если он вернется домой без банки клубничного джема, вечно тоскливое лицо жены изменится. Алые губы, которые он когда-то так любил целовать, извергнут потоки ругани. У него поднимется давление, и грядущую ночь он проведет без сна. В принципе он мог обойти дом с торца, но для этого пришлось бы сделать крюк в лишние триста метров.

– Вы можете переставить машину? – прокричал он.

Задняя дверь распахнулась, хлынул поток яркого света. Пахнуло сигаретным дымом, коньяком и еще чем-то очень знакомым. Приглушенно играло радио. Виолончель выводила грустную мелодию под аккомпанемент рояля.

– Переставьте машину, пожалуйста! – сказал Леонид, а в голове вертелась глупая мысль. Откуда ему знаком этот запах? Так не должно пахнуть в больничном учреждении! Прошлой весной он отвозил жену в карете скорой помощи. Всю дорогу он держал ее за белую и пухлую руку, не отводя взгляда от светло-коричневой россыпи веснушек на тыльной стороне ее предплечья. Ее ладонь была влажной и холодной, а прерывистое дыхание отдавало ацетоном. Дежурный врач, молодой черноволосый парень, нетвердый в русском языке, сильно нервничал. Он не мог попасть иглой шприца в узкую полоску синей вены.

Запах ацетона врезался в память, а еще спирта, талька и специфический запах боли, не имеющий конкретного описания, воспринимаемый древним инстинктом. Широкая тень заслонила проем. Человек поправил пояс на голубом медицинском халате.

– Вы что-то сказали?

Он был широкоплечим, высоким и сильно горбился, – габариты фургона не были рассчитаны на его рост.

Леонид растерялся. Он уже пожалел, что постучал в фургон. Мог бы обойти дом. Невелика беда!

– Ваш водитель… – сказал он.

– Мой водитель? – Человек удивленно оглянулся. – Но здесь никого нет!

– Ваша машина перекрыла выход, – терпеливо объяснил Леонид.

Он понял, что оправдывается. Облик мужчины заставлял предположить наличие огромной физической силы, хотя врачебный халат скрывал очертания его фигуры. Энергия шла у него изнутри, свирепая, наполненная яростью и мощью. Так мог выглядеть пещерный человек, если бы он дожил до наших дней.

– Ага! – задумчиво сказал мужчина. – Я понял! Что же нам делать? Признаюсь, в мои планы не входила наша встреча! – Он словно размышлял вслух, не обращая внимания на мокнущего под дождем гражданина.

– Позвоните своему шоферу!

– Позвонить?! – Мужчина выглядел озадаченным. – Вы, в самом деле, думаете, что я это сделаю?

– Машина перекрыла выезд из двора, – устало сказал Леонид. – Сейчас вечер, будний день. Люди будут возвращаться с работы. Это странно, что пока я один здесь торчу!

– Странно… Я странен, а не странен кто же? – рассмеялся мужчина.

Он шагнул в сторону, и Леонид увидел носилки, сокрытые прежде широкой спиной незнакомца. Там лежала молодая женщина с марлевой повязкой на глазах. Женщина была обнажена, в пупке сверкнула золотая сережка, на лодыжке синела художественная татуировка: жирно начертанные иероглифы. Ногти покрывал ярко-алый лак, и такого же насыщенного красного цвета были ее губы. На внутренней части локтевого сгиба чернел катетер, впившийся в вену, как огромный паук. От него свисала тонкая трубка капельницы, в месте стыка с фиксатором медленно капала бесцветная жидкость. Все это Леонид увидел в одно краткое мгновение, – белую, покрытую мурашками кожу девушки, темные, окруженные ореолом соски, узкую полоску тщательно подбритых темных волос внизу живота. Кровь прилила к его лицу, ноги ослабли. Спасительный инстинкт подсказал решение, прежде чем он успел осмыслить увиденную картинку. Он побежал к подъезду, темнеющему в ста метрах. Угодил ногой в лужу, кроссовка намокла и отяжелела. Последний раз он бегал в армии, дряблые мышцы неохотно откликнулись на нагрузку. Он бежал не оглядываясь, но внутренним чутьем угадывал погоню. Навязчивый запах коснулся ноздрей. Что-то сладкое, наподобие лакрицы или карамели. Жена любила готовить выпечку. Когда она доставала из духовки пышущий жаром с подрумяненной корочкой пирог, сдоба источала похожий аромат. Спасительная дверь маячила совсем близко. Он на бегу выхватил из кармана ключи. Вспомнилось происхождение запаха. Восковые свечи. Так пахло в церкви, во время службы, куда они с женой изредка заходили полюбоваться сверкающими образами икон и послушать певчих. Леонид вдруг понял, что за ним никто не гонится. В пятидесяти метрах темнела детская песочница, поодаль были видны контуры игрушечного домика с резным петушком на крыше. В голове помутилось, липкий пот выступил на лбу. Сейчас он отключится! Пальцы нащупали в кармане смартфон, в ушах звенела навязчивая классическая мелодия. Леонид шагнул в подъезд, свет тусклой лампочки воссиял, будто в лицо ударил прожектор. Сознание человека померкло, и это произошло так легко, словно дуновение ветра задуло огонек свечи…

– Вы должны работать, а вы ни черта не хотите делать! – прокричала женщина.

Она хлопнула ладонью по столу, задребезжала чайная ложка в стакане.

– Мы с вами беседуем! – ответил Ермаков.

Он старался сохранять хладнокровие, дающееся ему с трудом. Старший оперуполномоченный Григорий Викторович Ермаков был человеком вспыльчивым. Тут уже ничего не поделаешь, как сказала жена. Тип темперамента такой. Холерик. Быстрая реакция, подвижность, высокий уровень эмоционального интеллекта. Он полистал в Интернете характеристики физиологических типов личностей и пришел к убеждению, что минусов больше, чем плюсов.

– Не переживай, Гриша! – рассмеялась жена. – Бессонница и невроз жить, конечно, мешают, зато в древности тревожные члены стаи ценились выше умелых бойцов.

– Это почему? – удивленно спросил Ермаков.

– Они всегда начеку. Первыми поднимают тревогу, быстрее остальных находят выход из трудной ситуации. И еще они обычно привлекательные парни!

При этих словах она взъерошила ему густые темно-русые волосы и чмокнула в щеку. Последняя ласка от супруги за восемь минувших календарных дней.

Он был высоким худощавым мужчиной, с резковатыми чертами лица, густыми черными бровями и выразительными зелеными глазами. Ермаков был достаточно сильным физически для своего телосложения, а давнее увлечение борьбой самбо закалили тело. Чего не скажешь про терпение! Вызов был, скорее всего, ложным. Не вернулся домой пятидесятилетний мужчина. Тропин Леонид Семенович. Седина в бороду!

Он улыбнулся, однако на женщину чары тридцатипятилетнего капитана полиции не подействовали.

– У меня сахарный диабет! – заявила она с тем оттенком неистового торжества, какое демонстрируют люди, привыкшие спекулировать своей болезнью.

– Вызвать врача?

– Вот! – Она закатала рукав потрепанной зеленой кофты, предъявив крохотные точки на белом, словно непропеченное тесто, плече. – Я колю себе инсулин два раза в день!

Когда-то она была красивой женщиной. Грустные глаза цвета спелой вишни, слегка припухшие красные губы без следов помады, немного вздернутый нос. Кто-то из великих скульпторов сказал: «Я беру глыбу мрамора и отсекаю все лишнее». Ей пришлось бы отсечь полцентнера лишнего веса! – подумал Ермаков. Он провел волнистую полоску по листу бумаги, расписывая авторучку.

– Татьяна Алексеевна! Я повторяю в третий раз, – сказал он тоном, принятым в общении с душевнобольными людьми, – для возбуждения уголовного дела по факту исчезновения человека должно пройти трое суток.

– А что вы про это скажете?! – Она потрясла ключами над головой. – Это его ключи! Моего мужа. Я ждала его битый час, потом вышла на улицу. Мало ли… А там, прямо у входа в подъезд, лежат ключи! – Он всхлипнула и потерла кулаками сухие глаза.

Капитан обреченно посмотрел на связку из трех ключей. Магнитный брелок от домофона был утоплен в пластик веселого розового цвета, один ключ был длинным, с шестью попарными насечками на штыре, другой короткий. Стандартный набор стандартной квартиры в спальном районе. Он бегло осмотрел помещение. Ремонт здесь не делали лет двадцать, старые обои местами пожелтели. Обеденный стол, за который его усадила хозяйка, был покрыт клеенкой синего цвета, в углу возвышался платяной шкаф из мореного дуба, судя по всему, довоенной работы, в темном зеркале отразился сервант, наполненный посудой советского образца. Старый фарфор марки ЛФЗ, прозрачно-белые чашки с синей каймой по краю. Говорят, теперь посуда Ленинградского фарфорового завода ценится как антиквариат. Единственной современной вещью являлся плоский телевизор марки LG. В настоящий момент там шел сериал. Суровый мужчина с квадратной челюстью втолковывал что-то миловидной черноволосой женщине. Звук был выключен, понять суть диалога было затруднительно, брюнетка неумело изображала испуг.

– Опросите соседей, поищите в сквере, – нудно перечисляла женщина. – У нас во дворе детская площадка и сквер. Леня не мог никуда пропасть. Он не такой человек, чтобы напиться или загулять с любовницей!

В ее тоне послышалось едва уловимое презрение к собственному супругу.