Средняя Эдда

– Не начинай.

– Я просто спрашиваю.

– Ты не спрашиваешь, а доебываешься.

– Ты так и не ответил, как его прыжок связан с «Покемонами».

– Да что с тобой разговаривать, Митя…

«Митя» – это знак. В Конюшне все в курсе, что этого обращения я не переношу. Славка заканчивает разговор, вроде как меня осаживая. Ему невдомек, что непереносимость «Мити» я выдумал.

– Ладно, – сказал я, – не обижайся. Сволочное настроение просто. Знаешь, на прошлой неделе годовщина была…

– Да, – отозвался Слава, – так и нет ничего от родственников?

– Неа.

– Блин, Дим, сочувствую, ты же понимаешь.

– Понимаю. Спасибо, что вывез из города. Правда. Точно Галя девчонок сегодня не привезет?..

В понедельник вдруг ни с того ни с сего дали премию. Деньги Ас раздает лично. Личное поощрение – личный контакт. Не знаю, может, ему на курсах методологов вбили, что так надо. А может, сам дошел.

– Я доволен тобой, – сообщает, саркастично прищурившись.

– Рад стараться, – говорю и пробую улыбнуться соответственно, – Александр Сергеевич.

– Вот-вот, – поддакивает Ас, – старайся.

«Нестыдное довольствие» называет это Слава. Может, на «Porsche» и не хватит… хотя вот у Аса как раз «Porsche». И еще «BMW»-кабриолет и, говорят, какая-то гоночная, которую я не видел. В общем, даже если на «Porsche» и не достает, на всё остальное – с горкой. Конечно, с условием, что ты не коллега Овечкин. Но обычно никто не Овечкин.

Я так и не могу привыкнуть к этому своему статусу приглашенного на бал, Настя. Всё время кажется, будто это шутка какая-то, разводка. Сейчас в дверь войдут смеющиеся люди и попросят свои банкноты обратно.

Пять лет кряду я выходил на Каширской и считал в уме, могу позволить себе троллейбус – или надо будет шесть остановок пешком. Троллейбус почти всегда проигрывал. Я брел, сворачивая на полпути к ближайшей «Пятерке» – с двумя работающими кассами, с вечной размазанной по полу жвачкой, со встроенным запахом кисло-сладкого разложения, – чтобы купить макароны. В «Пятерке» макароны были на 21 рубль дешевле, чем рядом с домом – в «Острове».

А дома – съемная комната в хрущевской «двушке». Проводка висит по обоям, кран этот в ванной всё время… Но какой там был яблоневый сад под окнами! Самый настоящий, нетронутый, никакого асфальта, только едва заметные тропинки. Весной сад превращался в розовую сахарную вату, от которой пахло инопланетной кондитерской. А поздним летом под деревьями сидели тихие алкоголики и неспешно закусывали яблочками…

Потом я вытащу себя из всего этого, чтобы упаковать в костюм для хождения в мэрию по четвергам. Теперь никому и не расскажешь, вот только тебе. В Конюшне принято демонстрировать исключительно здоровые зубы и не ставить под сомнение родословную – а меня же взяли из «коммерса»… Но тут у многих своя маленькая тайна. На каждого Славу с папой-послом здесь есть свой я. Или Катька.

Здесь я получаю четыре редакторских оклада. Квартальные премии. Спонтанные премии от щедрот Аса. Помню, в первый год работы я пришел – 30-го, что ли, декабря – домой, и, как в дурацком кино про внезапных миллионеров, бросал в воздух пачку пятитысячных бумажек, и смеялся, когда они падали на меня. Как идиот смеялся.

– Он один у себя? – спросила меня около Асовской приемной Катька.

– Один, но позвал интернетчиков, так что поторопись.

Катька исчезла за дверью, а вместо нее нарисовался Слава.

– Может, по супу? – говорит.

– Ай ай, кэптейн.

Мы с ним и с Овечкиным ходим на обед в «Галерею художника». Супы действительно хорошие, сейчас вот – гаспачо и крем из брокколи. Слава всегда берет гаспачо, я – больше по ухе с семгой, но крем тоже сойдет. А что сегодня будет у Сашки, сказать сложно, потому что он привередничает по поводу любого блюда.

Мы со Славой отправились к свободному столику, оставив Овечкина морально убивать официанта. Болтали о разной ерунде. Вроде бы о футболе: я не любитель, но Слава – давний цсковец, он и летом в их красно-синем шарфе таскается. Потом о певице Монеточке – тут уж «цсковец», скорее, я. И вдруг Славушка как бы между прочим говорит:

– Стрелка уже на шести, ты видел?

– Дружище, ты мое описание читал, сам-то как думаешь?

– Ага, – говорит Слава, – и что будет на двенадцати, есть идеи?

– Надеюсь, всё вот это вот навернется.

Слава задумчиво жует галету.

– Да, – говорит, – неплохо бы. Но мне пташки сообщают, что Хиропрактика нашли и сейчас договариваются.

Трепло он все-таки.

– Всё забываю, – отвечаю ему, – что твои пташки служат в Avengers. Тони Старк-то уже подключился к переговорам?

Кстати, помнишь, Настя, товарища, который в рассказах об армии всё сильнее смещался из Киргизии к афганскому пеклу? На какой-то из пьянок он уже косил духов под Кандагаром. Может, позже добрался и до дворца Амина, не помню. При этом все наши были в курсе – чувак вообще не служил. Откосил по плоскостопию.

Вот Слава – такой же кочующий герой. Что бы важного ни случилось, он там. У него на всё есть свое мнение, ему всё рассказали свои люди. У него Источники. Впрочем, иногда ему и вправду попадаются кое-какие сливы. Если много лет сгружать в газеты кубометры дерьма, иногда до тебя будут долетать рикошеты.

– Список в «Независьке» хотели тиснуть, – снова типа невзначай сказал Слава. – С кандидатами в подземное политбюро. Там интересно.

– Я тебе таких нарисую полтора десятка.

– Его в редакцию прислали.

– Как в том анекдоте: и вы рассказывайте.

– Ты же, старик, не знаешь, от кого занесли.

Никакой разницы на самом деле. Ну хорошо, почти никакой.

– Да уже не знаю, – говорю. – Наши «старшие» так начали друг друга жрать, что от кого угодно.

Слава хихикнул. У него на физиономии нарисовалось то самое хитрованское выражение, по которому невозможно определить: это он выпил – или трезвый и просто шутит. Он вдруг шлепнул по столу ладонью, как в игре моего детства на вкладыши, и на крышке образовался листок бумаги. Слава чуть оторвал от бумаги пальцы, демонстрируя мелкий типографский шрифт. Его ноздри дрожали от гордости, а лицо претерпевало такие метаморфозы, будто Слава намеревается богатырски чихнуть, но из последних сил себя сдерживает.

– Откуда у тебя?

– От верблюда.

Вот она – зримая польза от многолетнего подкупа журналистов.

– И что? – спросил я, краем глаза изучая набор фамилий.