Бешеный прапорщик: Бешеный прапорщик. Большая охота. Возвращение

– Бога ради, Петр Иванович, не обижайтесь! Просто, зная род ваших занятий, мне на ум пришло другое объяснение слова «аналитик». Тот, кто проверяет «а налито ли у всех?».

Секундная пауза, потом даже не смех, а хохот, к которому, по мере уяснения причины, присоединяются остальные…

Глава 21

Утром состоялась интересная беседа с Валерием Антоновичем, которая поначалу носила характер монолога. Командир был явно выбит из колеи, и ему было просто необходимо выговорится перед кем-то из близких по взглядам и, естественно, умеющих держать язык за зубами. Первоначально я думал убедить начальство в необходимости расширения группы, но не за счет казаков, а технарями – артиллеристами и саперами, а также обеспечения разнообразным имуществом, инструкциями и циркулярами не предусмотренным. Но говорить мы стали совсем о другом…

– Денис Анатольевич, как вы знаете, положение неважнецкое. На Юго-Западном фронте немцы с австрияками прорвали линию обороны в Горлице, теперь развивают успех в юго-восточном направлении. Наша Третья армия с боями отходит. Здесь, в Польше, противник также усилил давление. Командующий поставил задачу: выяснить все, что только возможно, о передислокации германских войск на участке нашей армии. Отслеживать постоянно и немедленно докладывать ему обо всех изменениях. Он ездил в Ставку на совещание, со слов его знакомого из штаба Юго-Западного фронта, генерал Дмитриев, командующий Третьей армией, буквально засыпал вышестоящие инстанции требованиями резервов, ссылаясь на данные разведки. Штаб расценил это как ложную демонстрацию, а Ставка его в этом поддержала. В результате – перевес немцев только по артиллерии в шесть раз. Оборона уже прорвана, а только сейчас на усиление отправлены войска. Будто это сможет что-то изменить! Я – не полководец, но чувствую, что придется и нам отступать, дабы избежать окружения.

– Господин капитан, жду постановки задач своей группе.

– Господин подпоручик, не разыгрывайте из себя тупого солдафона!.. – Бойко дерганными, нервными движениями достает папиросу и пытается прикурить. Спички ломаются одна за одной, и только с четвертой попытки ему это удается. – Поймите, Денис Анатольевич, положение наше – тяжелое с тенденцией к критическому. Это я вам, как генштабист, говорю. Сейчас германцы будут выдавливать наши войска на север, чтобы потом совместно с Людендорфом окружить несколько наших армий здесь, в Польше. И, чтобы избежать этого, нам остается только отступать. Планомерно, вывозя все ценное, сохраняя войска для будущих сражений, но – отступать! И уничтожать все, что не сможем вывезти!

– Валерий Антонович, я не актер захудалого губернского театра, дорвавшийся до бесплатной антрепризы! Как командир группы разведчиков, жду дальнейших указаний и постановки задач.

– Извините, Денис Анатольевич. Сорвался. После этого известия – все на нервах. Насколько я понимаю, планы кампании пятнадцатого года летят коту под хвост.

– Господин капитан, в нашей жизни все болезни – от нервов, один только люэс – от удовольствия.

Бойко недоуменно смотрит на меня, потом через силу усмехается и выдает в эфир:

– Ваша парадоксальная логика иногда ставит меня в тупик, подпоручик. Хотя должен признать, что с такой точки зрения воспринимать события легче. Но это как-то не вяжется с теми чувствами, проявление которых имел честь наблюдать в госпитале…

– Госпиталь – это очень личное, господин капитан. И давайте не будем касаться этой темы без крайней на то нужды.

– Простите еще раз, Денис Анатольевич! И не обижайтесь. Поверьте, я не могу, при всем моем уважении к вам, рассказать все подробности и детали…

– И не надо. Валерий Антонович, ставьте боевую задачу группе, и будем думать, как ее выполнить… А к запланированному разговору вернемся позже, после ее выполнения…

В результате этого разговора, постановки задачи и решения насущного вопроса «Что делать?» мы в полном составе уходим в рейд по германским тылам. Идут все, вооружаемся стандартно: карабины, пистолеты, ножи. Андрейка и Федор тащат свой «мадсен» с запасом патронов. Гриня засовывает в вещмешок импровизированную аптечку, а Михалычу я доверяю очень ценное имущество – фляжку со спиртом. Для дезинфекции и в качестве противошокового. Хотя лучше ее полную обратно притащить, нераспечатанную. Оставляем только лишние стволы и шашки, от которых толку будет немного. Казарму сдаем «на хранение» командиру учебной команды, нас приютившему. Старый штабс-капитан с протезом вместо кисти правой руки понимающе усмехается, глядя на наши сборы.

– Вы все-таки поосторожнее там, Денис Анатольевич.

– Андрей Владимирович, волков бояться – в лес не ходить. Вы присмотрите, пожалуйста, за нашим хозяйством, а мы скоро вернемся.

– Мне бы вашу уверенность, подпоручик… Тьфу-тьфу-тьфу, не буду каркать. Возвращайтесь все! А за хозяйством мы здесь присмотрим…

Линию фронта перешли ночью «на цыпочках». Ждали, пока часовой в окопе закемарит, замирали по пять минут, пока не пройдут немецкие патрули. Я запретил трогать кого-бы то ни было, пока не уйдем вглубь верст на десять. Ушли, добрались до небольшого лесочка и повалились там отсыпаться, выставив дозорных. Мне не спалось, сидел возле микроскопического костерка из веточек, оборудованного в ямке, и думал. О поставленной задаче. Она была достаточно простой: собрать сведения о тех частях немцев, что стоят против участка ответственности нашей армии. Кто стоит, зачем стоит, чем вооружены и так далее… В принципе, задача не такая уж сложная. Пройтись в тактическом тылу вдоль линии фронта, собирая информацию, потом выйти на стыке наших армий и передать данные. Только это все – на бумаге. А реальность согласно старинной русской пословице может изобиловать оврагами. И надо их обойти, желательно без потерь. Немцы – не дураки, могут прикинуть тенденцию пропажи солдат и поставить на нашем пути несколько засад. Поэтому не должно быть явно тянущихся в каком-то направлении следов. Все должно быть максимально хаотично и очень похоже на работу охотников. Тогда никто не догадается ловить у себя в тылу крупную группу разведчиков. Значит, нужно найти место постоянной дислокации и оттуда рассылать боевые двойки на разведку. Вот и ищем на карте это удобное и безопасное место. Ищем и пока не можем найти. Ладно, утро вечера мудренее, даже если вечер продлился до четырех ночи…

Наутро проснулся гораздо позже, чем планировал. Сказал же: разбудить через три часа. То есть в семь. А когда оклемался, солнце уже стояло в небе где-то на девять часов. И мой праведный командирский гнев разбился о честные оловянные глаза дозорных и фразу: «Михалыч сказал не будить до особого распоряжения». Оный же Михалыч, будучи отведенным в сторонку и выслушав все, что его командир думает о самовольных действиях в боевой обстановке, спокойно ответил, что с утра все действия группы, как то: смена дозорных, побудка, завтрак и прочие мелочи уже сделаны под его бдительным присмотром, а вообще-то, «командир должен думать, а не только шашкой махать», процитировав меня и героев фильма «Офицеры» с точностью до смысла. А для того, чтобы думать, нужно немного выспаться. Поэтому он – между прочим, целый вахмистр – и распорядился все утренние мероприятия провести без вмешательства командира, дабы тот, выспавшись, смог придумать, как им супостата получше одолеть. И что вышеупомянутый вахмистр окажет всю необходимую помощь в обдумывании этого одоления. Сплюнув с досады, попросил этого шибко самостоятельного вахмистра больше самодеятельностью не заниматься, и мы пошли обдумывать план дальнейших действий, где я и озвучил ночные мысли.

– Смотри, Михалыч, судя по карте, мы сейчас – в этом лесочке. А он слишком близко к германской передовой стоит. Надо бы немного подальше в тыл немцам уйти, вот к этому местечку. Там и развилка дорог совсем рядом. И посмотреть, и поспрошать, если кто одинокий бродить будет, гораздо удобней. Да и в самой деревне немцы могут стоять. И лесной массив прямо к околице выходит. Вот туда мы и пойдем, но не сейчас, а так, чтобы с сумерками подойти. Если никого нет, устраиваемся с комфортом, если есть – ночуем в лесу.

– А сейчас надо пару-тройку казаков послать тропку разведать?

– Да, только посылаем две двойки вперед к деревне и по одной вправо-влево в стороны. Осмотреться, определиться. Может, соседи интересные попадутся. Остальные – охранение лагеря и резерв.

– Добро, командир. Сейчас отправлю.

– Собери всех, пару слов им скажу.

Через пять минут бойцы внимательно слушают последнее напутствие:

– Ваша задача сейчас – только наблюдение. Никакого геройства, никакой стрельбы. Незаметно пришли, посмотрели и незаметно ушли. Вопросы? Нет? Замечательно! Проверились, попрыгали, и вперед. Часа через три жду всех обратно. Всех! Понятно?..

К обеду все вернулись назад. Новостей особых не было. По бокам – лес, граничащий с полями. Впереди есть удобный проход по мелкой ложбинке. В самой деревне никого нет. Потому как сгорела полностью. Движения между развалинами не заметили. Но в километре стоит полуразрушенный фольварк, там можно переночевать. Значит, собираем группу и выдаем решение:

– Через час выступаем. Сейчас обед, потом – уборка. Чтобы после вас ни единой мусоринки не осталось. Оставить разрешаю только пару кусков немецкой газеты, использованной по назначению.

Стараниями капитана Бойко с продовольствием нам повезло. Взяли с собой недельный запас сухарей, тушенку и неизвестно откуда взявшиеся на складе бульонные кубики и концентрат какао с сахаром и сливками. В наших условиях – самое то. Быстро, калорийно и даже вкусно. Временами. Тушенка, сухарь, глоток бульона. На десерт – незаменимые чай и сахар вприкуску… Романтика!

К деревне выходим под вечер, когда только-только начинает темнеть и на западе горизонт занимается ярко-алым небесным пожаром с сиренево-дымными полосами облаков. На этом фоне черные обугленные головешки кажутся пальцами, протянутыми к небу в отчаянной мольбе, и закопченные печи на пепелищах стояли траурными обелисками, памятными знаками чьей-то большой беды.

– Видать, хозяева жгли, когда уходили. – Вздыхает сзади кто-то из казаков. – Или наши порезвились вволюшку…

– Кака разница, лишь бы германцу не досталось, – вполголоса возражает ему невидимый собеседник.

– Дык ведь добра-то сколько сгорело…

Я уже подробно был наслышан о том, что все наши «полководцы» вплоть до дивизионных начальников и полковых командиров считали своим долгом отдать приказ на сожжение всего, что может гореть, при отступлении. И ведь, к сожалению, ничего никому не объяснить!.. Это каким же недоумком надо быть, чтобы сорвать людей с насиженных мест, сжечь у них на глазах дом, где жили, наверное, их деды и прадеды, и угнать с немногочисленным скарбом на восток. И потом надеяться на их лояльность и уважение? Да с такими беженцами никаких диверсантов не надо. Только спичку поднеси, и как полыхнет! А мне в курсантскую бытность такие сладкие песни пели по телевизору про мудрого царя, который не ел, не пил, не спал – все о России-матушке думал. Правильно на Руси говорят: «Бей своих, чтоб чужие боялись!»…

Фольварк был не в лучшем состоянии, но стены двух домов устояли перед огнем. Мы лежали в сотне шагов от них и ждали разведку, которая почему-то задерживалась. Наконец-то из сгущающейся темноты выныривает Егорка и, уже не таясь, направляется к нам с Митяевым.

– Командир, в хатах – никого, следов тоже нет.

– Михалыч, давай всех в большой дом, пусть располагаются, готовятся к ночевке, а потом посмотрим, что там во втором…

Размещаемся, можно сказать, с комфортом. Часть крыши уцелела, поэтому лежбище организовываем под ней, убедившись, что на голову ничего не рухнет. Пока бойцы обустраиваются на ночлег, мы идем взглянуть на маленький домик. Тот стоит вообще без крыши, с выбитыми наружу окнами и дверью.

– Не иначе, гранату туда кинули, а, командир?

– Да нет, Михалыч, насколько я понимаю, тут что-то покрупнее рвануло. Граната, я думаю, так крышу не снесет. А вот снаряд – другое дело. И смотри сколько осколков. Не похожи они на гранатные. Ну, да и бог с ним, нам-то это без разницы. Вот здесь, возле окна место хорошее – все подходы из леса видны. Поставим сюда второй пост, и пусть дежурят. Давай прикинем варианты отхода, сектора обстрела по постам.

– Может, на всякий случай еще секрет поставить?

– Не надо, полгруппы не выспится. Так что всем свободным – отбой! А ты, Михалыч, завтра отсыпаешься! До десяти утра. Лично прослежу!..

Глава 22

И ему это почти удалось. Ночь прошла спокойно, и только в предрассветных сумерках второй пост чирикнул «Тревогу». Все-таки тренировки сказываются. И в лучшую сторону. «Дежурный по костру», услышав сигнал, тихонько дотянулся до нас с Митяевым и командиров групп. А те в свою очередь легкими тычками разбудили остальных. Никто не вскакивал, не шумел, все бесшумно взяли оружие наизготовку, рассредоточились и всматривались в отступавшую темноту. Тлеющие головешки в ямке сверху, стараясь не греметь, накрыли заранее приготовленным куском кровельного железа, оставив маленькую щель. Двое казаков по кивку Митяева еле заметными тенями выскользнули наружу, через минуту один вернулся.

– Со второго поста заметили кого-то в лесу. Думают, что человека три, не больше. Сидят у опушки, смотрят на деревню, выходить, наверное, боятся.

– Гансы бы так себя не вели, – шепчет Михалыч. – Пошлем группу?

– Давай, но брать только когда из леса выйдут. И пошли пару в обход, посмотреть: не идет ли кто за ними.

Минут через десять терпение у лесных обитателей кончилось, и они, пригнувшись, попытались прокрасться мимо фольварка в сторону деревни. Далеко, естественно, не ушли. В зыбком рассветном свете было видно, как внезапно за их спинами возникли фигуры в балахонах-лохматках, а вот дальше нас ожидал сюрприз. Двоих казаки спеленали сразу, даром, что один нес штыковую лопату с обгоревшим черенком, у другого в руках был немецкий штык-нож. Упали на землю и больше не поднялись. А вот с третьим получилось не так гладко. Он будто спинным мозгом почуял момент нападения, дернулся в сторону, и атакующий казак пролетел мимо, напутствуемый пинком в копчик. Неизвестный одним движением развернулся навстречу второму, подкатился и подбил противника. Но и встать уже не успел. Подоспевший первый боец прыгнул ему на спину и жестко провел удушение. Второй, пользуясь ситуацией, моментально достал бечеву для вязки, приготовленный кляп, и через десять секунд все было закончено.