Сикерт / Sickert

А Сюзи шлепала меня по заду.
Сюзи, из тех девиц она,
Что тебе разбивают сердце.
С жеребцом сношалась она
И смеялась, когда пердела.

АННА. Это так отвратительно.

СИКЕРТ. Я же не конкурент лорду Теннисону. Так вы пошли по стопам вашего отца, так?

АННА. Я пришла сюда не для того, чтобы слушать похабные стишки и говорить про моего отца.

СИКЕРТ. А чего вы пришли сюда?

АННА. Потому что меня интересуете вы, разумеется. И ваша работа.

СИКЕРТ. Почему?

АННА. Почему меня интересует ваша работа?

СИКЕРТ. Почему из всех людей вас заинтересовал я?

АННА. У вас репутация исключительно интересного человека.

СИКЕРТ. Репутация. Вы думаете, меня волнует моя репутация?

АННА. Разве нет?

СИКЕРТ. Как человека – нет. Как художника, полагаю, в какой-то степени, хотя обычно репутация на восемьдесят восемь процентов чушь собачья. Я хочу сказать, а судьи кто? Гротескное сборище напыщенных имбецилов. Вы видели мои картины?

АННА. Не скажу, что они все мне нравятся. Но знаю, что не могу оторвать от них глаз.

СИКЕРТ. И в чем, по-вашему, причина?

АННА. Склонна думать, они – элементы пазла, которые человек хочет сложить воедино, а у него не получается. Наверное, за этим я и пришла сюда. Попытаться сложить этот пазл.

СИКЕРТ. И вам представляется, я знаю, что делал все эти годы?

АННА. Я точно не знаю. А вы?

СИКЕРТ. Пейте вино.

АННА. На самом деле я не…

СИКЕРТ. Пейте. В чем дело? Думаете, я покупаю дорогое вино, чтобы вы сидели и смотрели на него? Как у вас может возникнуть мысль, что оно отравлено? Мертвые девушки в студии мне совершенно не нудны. Их придется таскать с места на место при каждой уборке, чтобы вытереть пыль. Просто выпейте это чертово вино.

АННА. Хорошо. (Пригубливает вино).

СИКЕРТ. Вот. Действие яда уже чувствуется?

АННА. Вино действительно хорошее.

СИКЕРТ. Естественно. Дешевые женщины и отличное вино. Это мой рецепт долгой и счастливой жизни.

(Пауза. Он наблюдает, как она пьет вино).

АННА. Что? Почему вы так на меня смотрите?

СИКЕРТ. Сейчас, сидя у камина, вы удивительно красивая.

АННА. Это так далеко от правды. И в любом случае совершенно неуместно.

СИКЕРТ. Красота или ее отсутствие – понятия сугубо субъективные, но всегда уместные. Нисколько не сомневаюсь, что я не первый, кто нахожу вас красивой, и мне очень хочется нарисовать вас в наготе.

АННА. Не надейтесь.

СИКЕРТ. Почему? Вы стесняетесь своего тела?

АННА. Нет. Но нет у меня потребности показывать его каждому встречному. Я здесь, чтобы взять у вас интервью, а не для того, чтобы устраивать стриптиз ради вашего удовольствия.

СИКЕРТ. На самом деле вопрос, почему вы здесь, остается открытым, во всяком случае, для меня, но я нахожу интересным вывод, к которому вы пришли, будто обнаженной быть вам. Я вполне мог подразумевать, что голым быть мне, тогда как вы облачитесь в глубоководный скафандр с огромным металлическим шлемом.

АННА. Я думаю, вы просто пытаетесь шокировать меня, выводя из душевного равновесия. Как я понимаю, это то самое средство, которое вы используете для самозащиты.

СИКЕРТ. То есть моя маскировка с тобой не сработала? Безнравственный, но при этом достаточно милый и безвредный старый эксцентрик, которому нравится флиртовать с молодыми женщинами, но в реальности никакой угрозы он из себя не представляет и, возможно, немного ку-ку. Что ж, на самом деле это только одна из моих личин. За долгие годы, износил не одну. Начинал я на сцене, знаете ли. Играл с Генри Ирвингом и Эллен Терри[2 - Об отношениях Генри Ирвинга и Эллен Терри – пьеса «Генри и Эллен».] в «Лицеуме». Гастролировал по провинции. Мой дебют в Шотландской пьесе запомнился надолго. Первый выход, я открываю рот, за что-то цепляюсь ногой и приземляюсь на пятую точку. Три ведьмы начинают смеяться и не могут остановиться. Молодым человеком, по причинам, которые до сих пор выше моего понимания, меня определили на роль глубокого старика в пару к великой польской актрисе Хелене Моджеевской, в которую я без памяти влюбился. Я заказал дорогую накладную бороду, но, к сожалению, в день премьеры она еще не прибыла. На счастье в спектакле на сцену выходил живой осел, и я отчаянии я срезал волосы с его хвоста и соорудил из них более-менее пристойную бороду. Но когда вышел на сцену и в полной соответствии с ролью наклонился, чтобы целомудренно поцеловать Моджееевскую в лоб, она посмотрела на меня большими синими глазами, в которых мне так хотелось утонуть, и нежно прошептала на ухо: «Уолтер, твоя борода воняет, как ослиная жопа». Театральные люди лелеют редкие маленькие успехи, но помнят, по большей части, катастрофы.