Он решил не идти через центральный вход, поэтому, обойдя здание, отыскал запасной выход, куда подъезжали мусоровозы для сбора медицинских отходов. Показал охраннику, сидевшему в кабинке, карточку мусорной компании, тот больше ничего не спросил, и Чистильщик прошел через турникет и оказался внутри.
Ему уже приходилось бывать здесь ночью. Иной раз случалась ночная смена в этом районе, в других случаях нужно было кое-чем обзавестись. Например, той самой ниткой, которой он сегодня зашивал руку. Он сразу направился к раздевалке для персонала. Здание казалось совершенно пустым. Выбрав первый попавшийся шкафчик, он достал из кармана отвертку и вскрыл замок. Внутри была голубая форма санитара. Он скинул одежду и натянул эту форму, нацепил бахилы и прозрачную шапочку, аккуратно натянув ее на уши, чтобы скрыть шрамы. Затем закрыл дверцу, зашел в подсобку, выкатил оттуда оборудование для уборки и направился к грузовому лифту.
Расчет был на то, что ночью в больнице почти никого не будет, и оказался верным. Однако у Чистильщика было мало времени.
Он приступил к поискам в отделении интенсивной терапии и в реанимации. Здесь все пахло стерилизующим раствором, немногочисленные медсестры были в масках. Он тоже надел маску, чтобы никто не увидел его лица.
Затем он включил поломоечную машину. Щетки басовито зашелестели, этот звук мгновенно смешался со звуком респираторов и легким попискиванием кардиомониторов.
Таким образом ему удалось пройти по коридору и заглянуть в палаты. В каждой было по четверо пациентов, в основном пожилые мужчины. Казалось, что они вот-вот улетят прочь, как воздушные шарики. Если хорошо присмотреться, можно было разглядеть тонкую ниточку, связывающую каждого из них с этим миром.
Самой юной пациентке этого вместилища ду?хов была отведена отдельная палата в конце коридора. В палате сидела заспанная медсестра, фиксировавшая в карточке данные с монитора. Закончив, она повесила папку рядом с кроватью и вышла из палаты, не обратив внимания на Чистильщика. Он подождал, когда она скроется за дверью, нажал на паузу, но не стал выключать машину, чтобы не нарушать установившуюся гармонию звуков.
Потом он зашел в палату.
Казалось, девочка с фиолетовой челкой мирно спит. Наверное, ее чем-то накачали. На лице у нее была кислородная маска. К руке тянулся проводок, подключенный к монитору, который был готов подать сигнал, когда пациентка придет в себя. Но пока что компьютер выдавал лишь равномерное попискивание, так что Чистильщик мог спокойно подойти к кровати.
Темные волосы девочки были разбросаны по подушке, голова приподнята. На ней была легкая ночная рубашка. Худые руки вытянулись вдоль тела. К левой руке подсоединены две капельницы. Мягкая линия шеи опускалась к плечам, грудь перебинтована: повязка охватывала и ключицу, которую он вывихнул ей, вытаскивая из озера. Наверняка он еще и сломал ей несколько ребер, когда остервенело давил на грудную клетку, пытаясь исторгнуть воду из легких. Одна нога в районе лодыжки была зафиксирована в ортезе.
Подойдя ближе, он присмотрелся. На бледной коже девушки то там, то тут виднелись синяки – свидетельство отчаянной борьбы со смертью. Он внимательно вгляделся в ее лицо и понял, что даже не помнил, как она выглядит. Он спрашивал себя, откуда в нем зародилось это необъяснимое, инстинктивное желание спасти ее. Дело было не только в том, что он принял ее за маленького мальчика, за самого себя в детстве. Поняв, что ошибся, он легко мог предоставить ее судьбе и не пытаться откачать. Все было так странно, необъяснимо. Он всегда старался держаться особняком, ограничить любые контакты с людьми. Чем же эта девочка отличалась от прочих? В ней не было ничего особенного. Он понимал, что подобные мысли опасны. Микки не должен знать, что его гложут подобные сомнения.
Кто-то оставил на тележке для еды фотографию. Он даже понял зачем. Если девочка откроет глаза, она сразу увидит эту умиротворяющую картинку: мужчина около сорока, женщина чуть помоложе и она сама посередине. Очевидно, с родителями. Все красивые, загорелые, улыбающиеся. Странный способ запечатлеть воспоминание о счастье. Чистильщик каждый раз думал об этом, если ему попадалась семейная фотография. Неужели эти люди думали, что снимок может передать их чувства? Его самого никогда не снимали на камеру. И даже с фотографии в паспорте и на рабочем удостоверении на него смотрел какой-то едва похожий на него незнакомец.
Он заметил на стуле прозрачные пакеты с личными вещами. С удивлением он разглядел свой платок, который засунул в рот девочке, когда у нее начались судороги. И только сейчас вспомнил об обломке ногтя.
Его реликвии.
Он вытащил платок и развернул, но в нем было пусто. В голове пронеслись возможные последствия подобной ошибки. Кусочек ногтя мог оказаться на пляже, а мог и выскользнуть, пока он, Чистильщик, находился в воде. Искать бессмысленно – что иголку в стоге сена. Вся эта история доставила ему уже слишком много хлопот, заключил он, убирая платок в карман. Пора поставить точку.
Он осмотрелся в поисках тележки с лекарствами и дефибриллятора. Затем двинулся к столу, понимая, что в ящиках найдет все необходимое. Одноразовые перчатки. Одноразовый шприц. Ампулу инсулина.
Поглядывая на дверь, он зарядил в шприц смертельную дозу. Никто не заметит крохотную красную точку меж пальцев ноги. Всего несколько секунд, и от их связи не останется и следа. Оба навсегда освободятся.
Он вновь подошел к кровати. Мысленно рассчитав, что у него будет примерно минута до того, как кардиомонитор издаст тревожный звук, он сосредоточился, чтобы довести задуманное до логического конца. Держа шприц иглой вверх, он откинул простыню, приоткрыв свободную от ортеза ногу.
Наклонившись, он застыл с приподнятой рукой. На внутренней части икры среди царапин виднелась небольшая бледная надпись.
Последовательность чисел, написанная ручкой.
Чистильщик удивленно отпрянул, простыня упала на место. По телу прошла дрожь. Внутри него пробудились чувства, над которыми он был не властен.
В этот самый миг он понял, что не сможет завершить начатое.
9
В шесть утра привокзальное кафе понемногу наполнялось посетителями.
Чистильщик стоял в отдалении у одного из столиков в самом углу, перед ним была оставленная кем-то грязная чашка. Засунув руки в карманы серой куртки и надвинув на глаза кепку, он всматривался в посетителей, сменявшихся у барной стойки. Провинциалы, ехавшие на работу, были без багажа, они быстро впихивали в себя завтрак перед тем, как отправиться в офис. Те же, у кого были чемоданы, устраивались поудобнее, попивали кофе и поглядывали на часы, готовясь двинуться к нужной платформе. Чистильщик спрашивал себя, откуда все эти люди и куда они едут. Вернутся ли они еще или оказались здесь, чтобы исчезнуть навсегда. Где они живут, с кем расстались, ждет ли их кто-то там, далеко.
Так, размышляя о жизни, он то и дело поглядывал в экран на стене, где мелькали кадры последних новостей. Он уже выучил наизусть повторяющийся не первый раз порядок роликов и знал, что после международной хроники на экране появятся мужчина и женщина с фотографии, которую он видел в палате.
Под вспышки камер, окруженный микрофонами, отец девочки с фиолетовой челкой делал заявление на пороге больницы Святой Анны. Его голос то и дело перебивали объявления о прибывающих и отправляющихся поездах.
– Мне бы хотелось посмотреть в глаза человеку, рискнувшему жизнью, чтобы спасти мою дочь, – говорил он, приобняв за плечи красивую жену, слишком потрясенную, чтобы говорить на камеру. – Не знаю, почему он решил остаться неизвестным, но я уважаю это решение, хотя как отец я бы хотел пожать ему руку.
Чистильщик переслушивал эти слова снова и снова, но каждый раз ему слышался в них какой-то подтекст. Он понимал, что не отличается особой сообразительностью, но все же мог предвидеть возможные последствия.
«Не знаю, почему он решил остаться неизвестным…»
Уже эта фраза бросала на него какую-то тень. Кто-то задавался вопросом, что же такое скрывает добрый самаритянин, раз решил не афишировать свое геройство.
«Они придут за мной, будут искать», – думал он. Сомнений почти не осталось. Микки был прав, они придут. И потому он снова и снова винил себя в том, что не смог избавиться от девчонки. А новой возможности уже не выпадет. Микки будет очень недоволен.
– Наша девочка скоро поправится, – говорил мужчина журналистам.
От него исходило ощущение силы, уверенности, власти. Чистильщик не знал, почему журналисты заинтересовались этой историей, кто отец девочки. Но по всей видимости, он был какой-то шишкой, раз трагедия этой семьи заинтересовала телевидение. Уже этот факт заставлял беспокоиться. Люди не уймутся, им захочется подробностей, расследования. Судя по тому, как смотрели на экран посетители бара, об этой новости будут говорить еще долго.
Было и еще одно обстоятельство, из-за которого журналисты не остановились бы на достигнутом. Когда мужчина отвечал на вопрос репортера о том, как все произошло, по его лицу пробежала какая-то тень. Чистильщик сразу ее заметил, распознав скрывавшийся за нею страх.
– Моя дочь поскользнулась и упала в озеро, когда фотографировалась. Она сломала лодыжку. Она едва не поплатилась жизнью за какой-то снимок, но вы же знаете подростков – все они думают, что бессмертны, – заметил он с деланой улыбкой. – Наверное, хотела сделать селфи.
Было видно, что мужчина лгал и пытался это скрыть. Неуверенность в собственных словах выдавали глаза. Он хотел защитить дочь, но правда была другой, и она его пугала.
Чистильщик уже разгадал его тайну.
«Как комично», – подумал он. Этот мужчина знать не знает, что какой-то незнакомец, сидящий за столиком привокзального кафе, прекрасно понимает те сомнения, которые сейчас его гложут. Он понятия не имеет, что некто, ни капли не похожий на него ни образом жизни, ни положением, не имеющий ничего общего с людьми, которые обычно его окружают, не разделяющий ни его представлений о жизни, ни его идеалов, мог знать что-то такое, что касалось его семьи. Такое, что в один миг могло уничтожить его хрупкую, идеальную жизнь.
Он знал ответ.
Ему просто нужно было проверить свою догадку. Но это бы связало их еще больше, это стало бы следующим шагом к свету. А он был совсем не уверен, что готов покинуть царство теней. Вот почему он уже битый час сидел на вокзале.
Нужно было что-то решать. Например, сесть на первый попавшийся поезд и исчезнуть навсегда.
Ему уже не раз приходилось так делать, оставляя за спиной все накопленное за годы. Дом, немногочисленные предметы обихода, одежду в шкафу… Ничего другого он не нажил. Никто бы его не хватился.
Не боялся он и за комнату с зеленой дверью.
Конечно, поначалу она вызовет много вопросов, но, осознав, что не в состоянии понять, они бросят об этом думать.
Наверное, ему тоже следует перестать думать о девочке с фиолетовой челкой, надеясь, что и она о нем не вспомнит. Переехать в другой город, найти новую квартиру. Покрасить дверь в зеленый и спрятать за ней свою тайну. Вернуть все на свое место. В конце концов, он уже десять лет прожил в Комо. Он еще никогда нигде не задерживался так долго. Наверное, уже хватит.
Приняв решение, он поднялся со стула. В руках немного покалывало, они затекли от долгого сидения в одной позе или же из-за того, что плечи были слишком напряжены. Опустив голову вниз, чтобы оставаться незамеченным, он вышел из кафе и направился по переходу к платформам.
Мимо шли люди, некоторые задевали его при ходьбе. Никто не знал, что это за человек шагает рядом с ними. Он был лишь незаметным пятнышком, готовым вот-вот исчезнуть из их поля зрения. Иной раз он спрашивал себя, что бы случилось, если бы чей-то взгляд задержался на нем хоть ненадолго. В тех редких случаях, когда Чистильщик вливался в толпу, он это делал затем, чтобы почувствовать свою силу, силу человека-невидимки.
Но сейчас все было по-другому.
На самом деле он задержался на вокзале потому, что там еще были телефонные кабинки. Его поездка в Комо затевалась ради звонка, который он собирался сделать.