Девушка в лабиринте

– И сколько времени… – Ей нелегко было задать вопрос. – То есть как долго…

– Два месяца.

– Всего? – Линда была потрясена. – И как давно ты это узнал?

– Два месяца назад, – выпалил он, не задумываясь.

Новость ошеломила Линду. Она не в силах была произнести ни слова.

– Срок истекает сегодня. – Бруно рассмеялся, но к горлу подступил шершавый ком, а под ложечкой засосало от страха. – Любопытная вещь: до вчерашнего дня передо мной был какой-то предел, оставалось только дожидаться конца обратного счета. Но с сегодняшнего дня… Что будет начиная со дня сегодняшнего? – Опустив голову, Бруно уставился в пол невидящими глазами. – Я себя чувствую как приговоренный к смерти, которому не сообщили время казни. – Он снова рассмеялся, на этот раз от души. – Вчера вечером я все время смотрел на часы, ждал полуночи. Как Золушка, представляешь? Вот идиот… – На самом деле Бруно был взбешен: шестьдесят дней он готовил себя к решающему моменту. А теперь уже не существовало никаких правил. Дальнейшие события во власти безмолвной анархии. – Вот почему этот листок – мой талисман, – заключил он, аккуратно складывая справку. – Он меня оберегает от хаоса. Ведь можно сойти с ума, ожидая смерти.

Но Линда не в состоянии была мыслить трезво.

– И ты только теперь говоришь мне об этом?

– Мне даже самому себе было трудно признаться… Если бы я открылся кому-то еще, написанное обернулось бы правдой: я вот-вот должен был умереть. – Он поправился: – Я должен умереть. Или уже умер, это как рассудить. – Интересная философская проблема. Когда человек начинает умирать? Когда подхватывает смертельную болезнь или когда ее обнаруживает?

Линда встала с дивана.

– Я сейчас позвоню в пару мест и отменю свидания. Сегодня ты останешься здесь и не сдвинешься с места, – заявила она с невесть откуда взявшейся решимостью.

Бруно осторожно взял ее за руку.

– Я не умирать сюда пришел, хотя в целом это может случиться в любой момент. – Он пытался снять напряжение, избавить ее от чувства вины.

– Тогда зачем? Попрощаться со мной? – Она явно была обижена, раздражена.

Бруно подошел, поцеловал ее в лоб:

– Понятно: ты боишься, что я засуну себе в рот дуло пистолета и покончу со всем быстро, без ожидания. Признаюсь, эта мысль приходила мне в голову, и я не исключаю, что так и будет, если ждать придется слишком долго. Но, удерживая меня здесь, ты не избежишь худшего, ведь худшее уже прописано в этом листке.

– Ты не заставишь меня смириться, понимаешь?

Зная, как Линда любит его, он понимал.

– Ты слышала в теленовостях о женщине, которой двое суток назад удалось бежать от похитителя, державшего ее в заточении пятнадцать лет?

– Да, но как это связано с тобой?

– Я подумал, что если девчушка тринадцати лет столько времени выдерживала весь этот ужас, возможно все… Даже чудо.

Линда глядела на него в смятении.

– Нет, я не думаю, что исцелюсь, – заявил он, отметая все иллюзии. – Но может быть, это не случайно произошло именно сейчас…

Анонимный звонок, вспомнил он. Но нельзя открывать Линде то, что нашептал ему Квимби.

– Обещай, что не убьешь себя…

– Не могу. Могу только заверить, что в данный момент это последняя мысль, какая приходит мне в голову. – Тут Бруно внезапно сменил тему. – Окажи мне любезность, – попросил он. – Неделю назад я снял номер в отеле «Амбрус», маленькой гостиничке у железнодорожного моста. – Он вынул из бумажника визитную карточку. – Номер сто пятнадцать, оплачен еще на семь дней. – На самом деле он не рассчитывал так долго занимать номер. А перебрался туда из страха, что, умри он дома, никто не найдет его труп. Сама мысль о том, что он будет медленно гнить на полу, поскольку у него нет ни друзей, ни родных, которые поинтересовались бы его судьбой, ужасала Бруно. В гостинице все проще. Однажды утром горничная войдет в номер и обнаружит его бездыханным. Но Линде он не стал открывать эту часть плана. – В комнате сейф, шифр одиннадцать-ноль-семь.

– Дата моего рождения, – удивилась она.

– Знаю: поэтому его и выбрал. А теперь послушай хорошенько: когда ты узнаешь, что… – Закончить фразу не получилось. – Одним словом, когда случится то, что должно случиться, пойди туда и забери то, что лежит в сейфе… Ты найдешь там запечатанный пакет.

– И что в нем?

– Не важно что, это тебя не касается, – одернул ее Бруно. – Ты никоим образом не должна его открывать. Тебе нужно как можно скорее избавиться от него, ясно? И не выбросить, а уничтожить так, чтобы не осталось следов.

Линда не могла взять в толк, зачем такие ухищрения.

– Почему ты сам этого не сделаешь?

Бруно как будто не слышал вопроса.

– Я договорился с портье, он тебя пропустит.

Линда не стала настаивать, и Дженко уверился, что она сдержит слово. Он встал, надел льняной пиджак, посмотрел на часы. Шестнадцать – пора идти.

– Ты мне еще позвонишь? – Линда глядела на него глазами лани.

Бруно подошел, погладил ее по щеке:

– Вдруг я забуду, а ты подумаешь, что я помер…

– Главное, ты не забудь оставаться в живых. – Она взяла его руку, поднесла к губам и поцеловала. – Помни: пока дышишь, живи.

Ему понравилась простая, но светлая мысль, заключенная в ее словах: пока ты дышишь, не забывай жить.

– Будь спокойна: я должен кое-что сделать перед тем, как случится непоправимое… – И он направился к выходу.

Линда не знала, что и думать.

– Куда ты идешь?

Бруно обернулся, улыбнулся ей:

– В ад.

5

«Дом вещей» находился в ангаре, расположенном в промышленной зоне неподалеку от города. Кто-то взял в аренду бывший торговый склад и превратил его в огромное хранилище для частных лиц. За умеренную годовую плату можно было снять контейнер и поместить туда предметы, которые больше не нужны, – большей частью старую мебель и прочее барахло.

Бруно направился к въезду и, скорчившись в кабине «сааба», стал рыться в ящике под приборной панелью, ища ключ, открывающий шлагбаум. Нащупал его, воткнул в замочную скважину, расположенную на столбике, надеясь, что автоматика сработает.

Шлагбаум поднялся.

Оказавшись внутри, Бруно стал колесить по прямым дорожкам, проложенным между контейнерами. Он обнаружил, что в этом месте нашли приют не только предметы: кое-где металлические шторы были приподняты и в глубине контейнеров отмечались явные следы человеческого присутствия. Съемщики превратили склад во временное жилище. Бруно ничуть не удивился, феномен был ему хорошо знаком. Население «дома вещей» в основном состояло из субъектов мужского пола. Холостяки, потерявшие работу из-за кризиса, или разведенные мужья, которые выплачивали алименты и потому не могли себе позволить ни квартиры, ни даже комнаты. Попадались и разведенные, оставшиеся без работы. Безнадежно бедные. И озлобленные. Дженко чувствовал на себе их взгляды, полные стыда и гнева, – таясь в тени своих берлог, они подозрительно следили за продвижением «сааба». Но в глубине души были, скорее, напуганы, ведь, если они утратят это убежище, им останется только улица.