– Не стоит. Бывает. Нам всем пришлось несладко. Просто мне досталось больше других.
Лили знала, что ей из него больше ничего не вытянуть, не захоти он сам поведать о своих ранах.
– И ты не считаешь, что совершил что-то особенное?
Он остановился:
– Знаешь, что я считаю? Мне кажется, тебе просто скучно. Лето, жара, ранчо… И бедная Лили, которой нечем заняться. Вот она и решила поухаживать за калекой Ноа Лэреми ради каких-то ей одной известных целей.
Лили буквально вскипела. То ли из-за того, что Ноа не ведал, о чем говорил, то ли из-за того, что в его словах была некая доля правды.
– Хочешь знать, что я поняла, приехав в Ларч-Вэлли? Люди охотно помогают друг другу. Удивительно, не правда ли? Если потребуется, тебе всегда протянут руку. Зачем, по-твоему, Эндрю организовал ранчо «Спасение»? Если ты желаешь заплатить мне – пожалуйста. Я никоим образом не собираюсь ущемить твою мужскую гордость.
Ноа уже шел дальше, ведя в поводу кобылу, которой не было никакого дела до людского спора.
– О-го-го!
– И не только это. Ты еще не думал о том, что тебе понадобится смокинг? Туфли? Как насчет обязанностей шафера? А мальчишник? Об этом ты думал? – Лили удовлетворенно улыбнулась, увидев его равнодушное лицо. – Понятно. Тогда скажи мне: я похожа на женщину, которая мечтает, чтобы на свадебной церемонии ее сопровождал некто в джинсах и сапогах?
Тут Ноа разозлился. Отлично! Оказывается, совсем нетрудно вычислить его уязвимые места и слегка давить на них.
– А разве Джен и Эндрю нужен такой шафер? – неумолимо продолжала она.
– Эндрю сказал, что он рад уже тому, что я просто буду присутствовать.
– Согласна. Но подумай о Джен. Ты понимаешь, что значит свадьба для женщины, Ноа?
– Все.
– Именно, – подтвердила Лили и запнулась, вспомнив о собственном подвенечном платье, от которого у нее так и не хватило сил избавиться. – Любая женщина хочет, чтобы ее свадьба стала сказкой. Днем, когда сбываются мечты.
Лили от души желала, чтобы у Джен все вышло именно так. Она должна дать подруге то, чего у нее самой никогда не было.
– Почему ты была довольно молчаливой вчера за столом? – неожиданно полюбопытствовал Ноа, наклонив голову. – Я заметил твою реакцию, когда заговорили о свадьбе. В чем дело?
Лили оставалось лишь удивляться, насколько резко они поменялись ролями. Теперь ей придется отвечать на его вопросы.
– Джен – моя подруга. Ради нее я готова на все. Даже стоять здесь и пытаться переспорить такого упрямца, как ты. Я считаю, что это входит в обязанности подружки невесты. Пойми, Ноа, – сказала она, взяв его за руку. – Я – их друг, а ты – член их семьи. Нам следует стать друзьями.
Замолчав, Лили вдруг поняла, что в последней фразе оказалось больше смысла, чем во всем предыдущем споре. «Друзья» – идеально подходящее слово. Она ощутила тепло его кожи под своими пальцами и подняла взгляд. Его глаза застыли на ее изящно очерченных губах с милой впадинкой посередине.
Ноа молчал, а у Лили участился пульс.
Фее надоело просто стоять без дела, и она ткнула Ноа носом, отчего тот потерял равновесие и чуть не упал на Лили.
Ее груди оказались прижатыми к его торсу. Широко раскрытые глаза Ноа глядели на Лили, и в них явственно читалось внезапное осознание чего-то очень важного. На долю секунды девушке даже показалось, что он сознательно прижался к ней еще крепче. Но вот она моргнула, и Ноа тут же отстранился, причем ухитрился поддержать ее, чтобы она устояла на ногах.
– Друзья, – произнес он, и она уловила в его голосе нотку сомнения. – Посмотрим, Лили. Посмотрим.
Ноа удалялся, держа Фею за повод, а Лили наблюдала за отступлением солдата.
Глава 3
Лили подъехала к дому Ноа на своей малолитражке. Он появился в солнцезащитных очках и с небольшой сумкой, висящей на плече, в опрятных, хотя и изрядно потертых джинсах и, несмотря на жару, в темной рубашке с длинными рукавами.
Лили вспомнила, что она почувствовала, оказавшись прижатой к его груди. Ей очень повезло, что они будут постоянно видеть друг друга лишь летом, а затем она вернется в школу и будет думать только о том, о чем надо думать. Интересно, а чем займется он?
– Заранее спасибо, что подвезла меня. – Ноа открыл дверцу и сел в машину. Его колени уперлись в приборную доску.
Лили засмеялась:
– Господи, да ты великан! Рычаг посередине, у тебя между ног.
Он потянулся к рычагу и облегченно вздохнул, когда сиденье отъехало чуть-чуть назад и ему удалось слегка распрямить ноги. Поставив сумку на пол, Ноа заметил:
– Да уж, это тебе не «хаммер».
Похоже, сегодня он в хорошем расположении духа.
– А мне нравится, – ответила Лили. – Она практичная и экономичная.
Ноа повернулся и левой рукой попытался захлопнуть дверцу. Со второй попытки он закрыл ее на замок, что подтвердила погасшая красная лампочка.
– И ты тоже практичная, да? – спросил он, подняв очки на лоб.
Лили гордилась тем, что у нее есть такая черта характера, но у Ноа вместо комплимента получилось критическое замечание. Как только он пристегнулся, Лили надавила на газ и машина поехала в сторону Мэйн-авеню. Там они должны были свернуть на шоссе и отправиться на север. Она постоянно ощущала на себе его взгляд, однако посмотрела на него, только когда остановилась на светофоре. Лили выдавила из себя улыбку:
– Я стараюсь.
– Ты такая… – протянул Ноа, поерзав на сиденье, но тут же осекся и повернулся к окну.
– Какая? – Ее сердце затрепетало.
Лили уверяла себя, что ее не интересует, что он думает о ней, но на самом деле все обстояло иначе, хотя знакомы они были совсем недолго. Причем для нее была важна не столько его симпатия, сколько уважение.
– Забудь.
– Нет, я хочу услышать. Какая я?
У Лили были причины настаивать. Она так долго находилась в тени своей матери, что люди видели в ней вторую Жасмин Жермен, такую же неземную, грациозную, изящную. В отличие от дочери Жасмин никогда не испытывала желания обосноваться на одном месте. Веря в то, что лучшее прямо за углом, она переезжала столько раз, что Лили сбилась со счета. А ее дочери требовалась стабильность.
Мать Лили постоянно порхала, как прекрасная бабочка, а рядом неизменно оказывались красивые мужчины. В компании матери Лили неизбежно отходила на задний план.
– Я просто хотел сказать…
Она заметила мелкие красные пятна на его шее. Неужели он смущен?
Ноа прокашлялся: