Повесть о смерти

– Все до единой. Я лишь хотел, чтобы подростки читали…

– И вы ничего не имеете против такой «детской» литературы? – я приподняла брови.

– Вовсе нет. Я не говорю, что «Гарри Поттер» мне нравится. Я не говорю, что это гениальное произведение. Я не говорю также, что это плохая книга, потому что это всего лишь не моя книга, понимаешь? Если человеку не нравится читать, скорее всего, он еще не нашел ту самую книгу, которая бы заставила его влиться в книжный мир.

– И даже если…

– И даже если это детская сказка, – он поднялся скамейки, – хотя, разумеется, это не так.

– Но Вы всегда говорили… Говорили, что сказочные истории – это просто сказки… – начала я.

– Слова – пустота по своей сути. Никогда не слушай никого. В том числе и меня. Ну разве что на уроках.

Он подошел к подъезду и обернулся.

– Я могу ожидать гениального выступления на литературном вечере от… От одной из самых талантливых учеников школы номер тридцать восемь?

Я задумалась на секунду, стоит ли называть то, что я написала гениальным?

– Да.

– Всё будет хорошо,– мужчина сильнее сжал руку дочери.

Я, закусив губу, привстала на носочки и увидела, как женщина тепло улыбнулась и села у ног отца.

Какого это, терять человека?

Не терять человека после очередной сцены ревности… Не терять его после ссоры, которая была совсем необязательной…

А терять его так… Держа за большую, хоть уже и не особо сильную ладонь. Зная, что, пожалуй, на этом все.

Какого это, терять человека так.

Понимая, что этот вдох для него последний. Эта звездная ночь, усыпанная осколками разбитых сердец для него последнее, что он увидит в закрытое окно перед тем, как закрыть глаза.

Закрыть их в последний раз.

Я тихо, чтобы меня никто не услышал, спустилась со скамейки, и молча подняла голову к небу. Я никогда не любовалась звездами, и никогда не видела в них ничего романтичного. Но сегодня эти горящие газовые шары вызвали у меня даже подобие улыбки. И все-таки это было красиво. Постояв еще немного, я двинулась дальше. Сегодня ночью вы должны увидеть больше историй.

Глава 3.

Во дворе по-прежнему было тихо. Тихо настолько, что в голове стоял невыносимый писк, а мысли роились одна за одной. Я немного испугалась, когда рыжая кошка грациозно преодолела кусты близ лоджии, и запрыгнула прямо на подоконник первого этажа. Я так же тихо, как кошка, подобралась к балкону, какие есть только в обшарпаных жизнью пятиэтажках, и прислушалась.

В небольшой комнате играла музыка. Я попробовала напрячь слух, но попытки были тщетны. Я так и не поняла, кто поет из колонок магнитофона. Да это было и не важно, из комнаты доносились звуки, перекрывающие навязчивую мелодию.

Кто-то плакал.

Я привстала на носочки и кончиками пальцев зацепилась за край балкона.

Девочка сидела на кровати, опустив голову и закрывая рот рукой. Слезы стекали по детскому лицу и достигнув острого худого подбородка, орошали тетрадь, лежавшую рядом. Вряд ли в этой тетради были тяжелые уравнения, ведь я была уверена, плачет она точно не от этого. Янтарные глаза казались умными. Слишком умными для ее возраста.

Я оглядела девочку с ног до головы и поняла. Она не хочет возвращаться в школу. Там ее не любили. Я поняла это по худым запястьям и жидким волосам, собранным в нелепый хвост.

Я поняла это по взгляду, который был мне не знаком, но все же понятен.

Удивительно, сколь жестоки бывают дети.

Зачастую они готовы разорвать тебя на части, только за то, что ты не соотносишься с их понятием «идеально».

У тебя небогатые родители, которые не могут купить тебе дорогую одежду? Ты – ничтожество.

У тебя гормональные сбои и высыпали прыщи на лбу? Не сомневайся, ты – ничтожество.

У тебя есть лишний вес, поздравляю… Ты понял.

Лишь спустя годы уже повзрослевшие дети понимают, что ничтожность – это судить человека по его одежде, весу, расе и любому другому признаку, который бросается в глаза.

Но дети – чудовища. И я точно знала, что именно эти чудовища довели девочку до слез.

До состояния полного отчаяния.

– Катя! – девочка маленького роста вздрогнула, услышав свое имя.

– Да? – голос был тонким и едва слышим.

Я пробиралась сквозь ряды стульев в актовом зале, чтобы не сидеть со всеми вместе.

– Ты готова? – Кристина выглядел раздраженной и буквально нависла над девочкой.

– Сбавь обороты, – я обратила на себя внимание и те немногие, кто был занят последним прочтением сценария на заключительной репетиции, повернулись.

– Прости, что?! – чуть ли не взвизгнула Кристина.

– Я сказала, – немного приподнялась, чтобы меня было лучше слышно, – сбавь обороты.

Сцена была напряженная, но маленькая девочка, которую звали Катя, немного улыбнулась, и я даже умудрилась ей подмигнуть.

Молчание нарушила Вера Викторовна, которая буквально влетела в актовый зал, задев стоящую плетеную вазу подолом длинной юбки.

– Так, все зайчики в сборе? – тут же залепетала она, голосом напоминавшая мне эльфа. К тому же огромные глаза сквозь линзы толстых очков делали ее вылитым жителем волшебной страны.

Кристина зло взглянула на меня, но все же промолчала и помчалась на сцену, где её уже ждал ее верный спутник.

– Так, первая у нас Екатерина, – Вера Викторовна села на первый ряд и натолкнула очки на переносицу, – прошу.

Катя уверенной походкой прошлась почти через весь зал, поднялась на сцену, и я заметила разительное изменение, между Катей, на которою накричала Кристина и между Екатериной, которая гордо выпрямилась и прошла на сцену.

И изменение это, называется уверенность, которая напрямую зависит от отношения.