Под грузом улик. Неестественная смерть

Коронер. Вам не показалось, что стреляли в доме или в оранжерее?

Свидетельница. Нет, стреляли определенно на улице.

Коронер. Таким образом, вы спустились одна. Это очень отважно с вашей стороны, леди Мэри. Вы пошли сразу?

Свидетельница. Не совсем. Несколько минут я раздумывала, затем надела плотную куртку, шерстяную кепку и уличные сапоги на босу ногу. Из комнаты я вышла минут через пять после выстрела, спустилась по лестнице и через бильярдную прошла в оранжерею.

Коронер. Почему вы выбрали этот путь?

Свидетельница. Так быстрее, чем отпирать входную или заднюю дверь.

В этот момент суду предоставили план риддлсдейлского дома – построенного в классическом стиле просторного двухэтажного здания. Им владеет господин Уолтер Монтень, который сдал его на сезон герцогу Денверскому. Сам мистер Монтень проживает в Соединенных Штатах.

Свидетельница (продолжает). Подойдя к двери в оранжерею, я увидела наклонившегося над чем-то на земле человека. Когда он поднял голову, я с удивлением узнала брата.

Коронер. Что вы предположили до того, как его узнали?

Свидетельница. Трудно сказать – все произошло очень быстро. Наверное, решила, что передо мной воры.

Коронер. Его светлость нам сообщил, что, увидев его, вы воскликнули. «Ты его убил!» Можете объяснить, почему вы это сказали?

Свидетельница (смертельно побледнев). Я решила, что брат, наткнувшись на вора, выстрелил в него в целях самообороны. Что-то в этом роде, если у меня вообще была способность думать.

Коронер. Хорошо. Вы знали, что у герцога есть револьвер?

Свидетельница. Знала.

Коронер. Что вы затем предприняли?

Свидетельница. Брат отправил меня за помощью. Я постучала в двери мистера Арбатнота и супругов Петтигрю-Робинсон. Потом внезапно почувствовала слабость и, вернувшись к себе в спальню, воспользовалась нюхательной солью.

Коронер. Вы были там одна?

Свидетельница. Да. Все остальные суетились и кричали. Это было выше моих сил…

На этих словах свидетельница, дававшая ранее показания собранно, хотя и тихо, пошатнулась, и ее пришлось под руки вывести из зала.

Следующим вызвали Джеймса Флеминга, слугу герцога. Тот вспомнил, что в среду без четверти десять принес почту из Риддлсдейла. Он отдал господину три или четыре письма в оружейной комнате, но не обратил внимания, была ли на каком-то из них египетская марка. Марки он не собирает: его увлечение – автографы.

Далее свидетельское место занял достопочтенный Фредерик Арбатнот. Он отправился спать вместе с остальными незадолго до десяти часов. Слышал, как через некоторое время пришел Денвер. Когда именно, сказать не может – он чистил зубы. (Смех.) Он, разумеется, слышал громкие голоса и перебранку в соседней комнате. Слышал, как кто-то сломя голову сбежал по лестнице. Арбатнот высунулся из двери и увидел в коридоре Денвера. Спросил: «Эй, Денвер, что там за шум?» Ответа он не разобрал. Герцог поспешил в свою спальню и крикнул из окна: «Не глупите!» Он явно злился, но достопочтенный Фредди не придал этому значения. На Денвера иногда находит, но ничего страшного не случается. Пошумит и остынет.

Кэткарта он знает недавно – вроде нормальный. Не то чтобы он ему нравился, но ничего дурного он за ним не замечал. Господи, нет, он не слышал, чтобы Кэткарт мухлевал в карты. Ну нет, конечно, он не присматривался специально, жульничает ли кто. От людей подобного не ждешь. Однажды его попытались так нагреть в клубе в Монте, но он не подавал виду, что раскусил мошенника, пока не началась потеха. В отношениях Кэткарта к леди Мэри и ее к нему не замечал ничего необычного. С какой стати? Он за людьми не следит и в чужие дела нос не сует. Вечером среды он решил, что данный скандал не его забота, и улегся спать.

Коронер. Вы слышали что-нибудь еще в ту ночь?

Дост. Фредерик. Нет. До тех пор, пока ко мне не постучала бедняжка Мэри. Я спустился вниз и нашел Денвера в оранжерее. Он протирал лицо Кэткарта влажной губкой. Мы сочли, что нужно смыть с него гравийную крошку и грязь.

Коронер. Вы слышали выстрел?

Дост. Фредерик. Не слышал никаких звуков. Но должен сказать, что я сплю достаточно крепко.

Полковник и миссис Марчбэнкс размещались в спальне, которая находилась над так называемым «кабинетом», хотя эта комната служила скорее курительной. О состоявшемся в половине двенадцатого разговоре они дали одни и те же показания. После того как полковник лег в постель, миссис Марчбэнкс села написать несколько писем. Они слышали голоса и чьи-то быстрые шаги в коридоре, но не придали этому особого значения. Беготня и крики – обычное дело для подвыпивших гостей.

Полковник сказал: «Дорогая, ложись. Уже половина двенадцатого, и нам завтра рано вставать. Всех дел не переделаешь». Он так сказал, потому что его жена всегда была женщиной спортивной и ходила с ружьем вместе с остальными. «Уже иду», – ответила та. «Нарушаешь покой – ты единственная засиделась допоздна. Все остальные давно видят сны». – «Неправда, – возразила жена. – Герцог еще на ногах. Я слышу, как он ходит по кабинету». Полковник прислушался и тоже различил шаги. Никто из них не слышал, чтобы герцог снова поднялся наверх. И никаких других звуков они ночью тоже не слышали.

Мистер Петтигрю-Робинсон вышел давать показания с большой неохотой. Они с женой легли в десять, но ссору герцога с Кэткартом слышали. Мистер Петтигрю-Робинсон, опасаясь, что происходит что-то нехорошее, приоткрыл дверь и высунулся в коридор в тот момент, когда Денвер заявил: «Если вы впредь посмеете заговорить с моей сестрой, я переломаю вам кости». Или что-то в этом роде. Кэткарт бросился вниз. Герцог побагровел. Он не видел Петтигрю-Робинсона, но бросил несколько слов Арбатноту и поспешил в свою спальню. Петтигрю-Робинсон, выйдя в коридор, обратился к Арбатноту: «Послушайте, дружище…» – но тот захлопнул перед его носом дверь.

Тогда Петтигрю-Робинсон приблизился к спальне герцога и спросил: «Все в порядке, Денвер?». Тот выскочил из комнаты, пробежал мимо него, будто не замечая, и сломя голову бросился вниз по лестнице. Петтигрю-Робинсон слышал, как он отдает приказание Флемингу оставить дверь оранжереи открытой, пока Кэткарт где-то бегает.

Вскоре герцог вернулся. Петтигрю-Робинсон попытался перехватить его по пути и опять спросил, что случилось. Однако герцог оставил его вопрос без ответа и, войдя в спальню, решительно затворил за собой дверь. Через некоторое время – если быть точным, в одиннадцать тридцать – дверь герцога снова открылась, и в коридоре раздались осторожные шаги. Петтигрю-Робинсон не разобрал, в сторону лестницы или нет. Ванная и туалет находились с его стороны коридора, и если бы кто-то туда зашел, он скорее всего услышал бы. Шаги не повторились. Засыпая, мистер Петтигрю-Робинсон слышал, как его дорожные часы пробили двенадцать. Дверь герцога он не спутает ни с какой другой: ее петли скрипят особенным образом.

Миссис Петтигрю-Робинсон подтвердила показания мужа. Она уснула еще до полуночи и поначалу спала крепко, но ранним утром сон стал более тревожным. Ее раздражала вся эта суматоха в доме в тот вечер, которая мешала ей отдохнуть. Точнее, она уснула около десяти тридцати, а мистер Петтигрю-Робинсон растолкал ее через час, чтобы сообщить о шагах в коридоре. То одно, то другое, и в результате полноценно поспать получилось только пару часов. Она снова проснулась примерно в два часа, и лежала без сна до тех пор, пока леди Мэри не подняла тревогу.

Она готова поклясться, что выстрела ночью не слышала. Ее окно находилось рядом с окном леди Мэри, с противоположной стороны дома от оранжереи. Миссис Петтигрю-Робинсон с детства привыкла спать с открытым окном. На вопрос коронера она ответила, что никогда не считала, что между леди Мэри и погибшим существовало реальное чувство. Казалось, что они каждый сам по себе, но такие отношения сейчас в моде. Во всяком случае, она не слышала ни о каком разладе.

Мисс Лидия Кэткарт, которую спешным порядком вызвали из города, рассказала об убитом. Она сообщила коронеру, что является капитану тетей и единственной родственницей. Но с тех пор, как он унаследовал состояние отца, они почти не виделись. Он постоянно жил в Париже с друзьями, которых она не могла одобрить.

«Мы с братом не очень ладили, – заявила мисс Кэткарт. – Он отправил сына учиться за границу, где тот находился до восемнадцати лет. После смерти брата племянник, подчиняясь воле отца, уехал в Кембридж. Я осталась душеприказчицей и опекуншей Дэниса до его совершеннолетия. Не понимаю, почему брат, который всю жизнь меня игнорировал, возложил на меня такую ответственность. Но отказаться я не посмела. Во время каникул Дэниса мой дом был для него открыт, но он, как правило, предпочитал проводить время с друзьями. Не помню имени ни одного из них. После совершеннолетия Дэнис унаследовал десять тысяч фунтов дохода в год. Как я понимаю, деньги вложены в какую-то заграничную собственность. В качестве душеприказчицы я тоже унаследовала некоторую сумму, но тут же обратила ее в надежные английские ценные бумаги. Как поступил со своими деньгами Дэнис, я не знаю. Если он жульничал в карты, то это меня не удивляет. Я слышала, что люди, с которыми он общался в Париже, того же сорта. Но я с ними незнакома и никогда не бывала во Франции».

Следующим вызвали егеря Джона Хардро. Он с женой проживает в небольшом коттедже, который расположен прямо у ворот усадьбы Риддлсдейл. Владения примерно в двадцать акров окружает крепкий забор, а ворота на ночь запираются. Хардро показал, что в среду ночью, примерно без десяти двенадцать, он услышал выстрел неподалеку от коттеджа. Сразу от его дома начинаются десять акров заповедного поля. Он решил, что это браконьеры, которые иногда охотятся там на зайцев. Отправился с ружьем на звук, но никого не заметил. Возвратился домой в час по своим часам.

Коронер. Сами вы в ту ночь стреляли?

Свидетель. Нет.

Коронер. И больше из дома не выходили?

Свидетель. Нет.

Коронер. А других выстрелов не слышали?

Свидетель. Нет, только один. Но когда я вернулся домой и лег спать, меня разбудил шофер, который поехал за врачом. Минут пятнадцать четвертого.

Коронер. Вы не нашли странным, что браконьеры стреляли так близко от вашего дома?

Свидетель. Нашел. Если браконьеры решаются охотиться, то на другой стороне заказника, ближе к болоту.

Доктор Торп сообщил, что его вызвали осмотреть покойного. Он живет в Степли, примерно в четырнадцати милях от Риддлсдейла. Шофер поднял его в три сорок пять утра, он быстро оделся и поехал с ним. В Риддлсдейл они приехали в половине пятого. Осмотрев покойного, врач пришел к выводу, что тот мертв три-четыре часа. Пуля пронзила легкие, и смерть наступила от потери крови и удушья. Раненый умер не мгновенно, еще некоторое время жил. Посмертное исследование показало, что пуля отрикошетила от ребра. Никаких свидетельств, убил ли Кэткарт себя сам или в него стреляли с близкого расстояния, врач не нашел. Других следов насилия не было.

Вместе с доктором Торпом машина привезла из Степли инспектора Крейкса, который тоже осмотрел труп. Инспектор показал, что к тому времени покойный лежал на спине между дверью в оранжерею и крытым колодцем на улице. Как только рассвело, инспектор провел осмотр дома и прилегающей территории и обнаружил кровавые следы на протяжении всей ведущей к оранжерее дорожки и свидетельства того, что тело тащили. Тропа перетекает в главную дорогу, которая ведет от ворот к парадной двери. В месте слияния начинается кустарник, который тянется по обе стороны дороги до ворот и домика егеря. Кровавые отметины вели к небольшому просвету в кустах, примерно в середине расстояния от дома до ворот. Там инспектор обнаружил большую лужу крови, пропитанный кровью носовой платок и револьвер. На платке стояли инициалы Д.К., маленький револьвер был американского типа и не имел клейма. Когда инспектор прибыл, дверь в оранжерею была заперта, а ключ вставлен с внутренней стороны.

Покойный лежал в смокинге и туфлях, но без шляпы и пальто. Одежда была не только обильно пропитана кровью, но перекошена и вымазана грязью от того, что тело тащили.

В кармане обнаружили портсигар и маленький плоский перочинный нож. Осмотрели комнату покойного: искали бумаги, письма и прочее, – но не нашли ничего, что могло бы пролить свет на обстоятельства смерти.

Затем снова вызвали герцога Денверского.

Коронер. Должен вас спросить, ваша светлость, видели ли вы у покойного револьвер?