Это

Теперь он даже не пытался сдерживаться, а, содрогаясь всем телом, рыдал навзрыд, ощущая, как с каждым всхлипом, с каждой слезой, земное горе уходит из него, а на душе становится все легче и легче. Человек в коричневой пижаме ласково гладил его по спине.

– Ну почему… почему вы просто так даете людям ЭТО… почему исполняете все их желания? Если вы не дьявол… то вы ангел? Как иначе вы узнаете, что нужно каждому, каково его сокровенное желание? Ну, со мной, наверное, все просто, но, вообще, как?! Вы читаете в душах?

– Ну да что вы, сохрани меня Королева, – вздохнул попутчик, – И близко даже подобного не умею. Ни в душах, ни, даже в мыслях. Просто, на самом деле, сокровенное желание для всех смертных только одно… Одно единственное для всех, одним махом разрешающие все их проблемы, даже столь неприятные как ваши. ЭТО, в действительности, лишь одно на всех…, – он вздохнул еще раз, на сей раз, даже с оттенком некоторой внутренней боли, – Ну что же, думаю, пора приступать…

***

Когда, примерно час спустя, поезд подошел к станции, в толпе встречающих на перроне курили два среднего роста, но очень крепкого сложения, бритоголовых молодых человека, один в линялой турецкой кожаной куртке, другой же, напротив, в весьма модном и дорогом кашемировом пальто. Как только вагоны окончательно остановились, а проводники открыли двери, молодые люди, как ртуть, просочились сквозь поток выходящих из третьего вагона, пассажиров, лавируя между ними с изяществом выслеживающих добычу акул, миновали тамбур и быстрым шагом двинулись вдоль коридора, считая номера купе. Тот, что в пальто шел первым, первым же и остановился перед нужной дверью, быстро постучал, потом, не дожидаясь ответа, потянул за ручку. Дверь послушно отъехала в сторону, открывая крохотное помещение с четырьмя аккуратно застеленными, на вид совершенно нетронутыми, полками. На каждой из них лежало по запечатанному комплекту постельного белья, на откидном столике перед закрытым пластиковой шторкой окном – нетронутые салфетки.

– Опа, – тихо сказал второй бритоголовый, тот, что в куртке, – А это точно его купе?

Первый сунул руку в карман пальто, выудил мобильник, постучал пальцем по экрану.

– Ну. Его. Если только он его не сменил, сука, пока ехал. Или даже в другой вагон не сбежал. Быстро, нах, шаримся по всем.

Он уже двинулся к следующей двери, когда взгляд человека в куртке, продолжавший обшаривать крохотное пространство купе, наткнулся на небрежно засунутый под одну из нижних полок, облезлый, явно еще советского производства, дерматиновый саквояж.

– Погоди. Тут херня какая-то. Может его.

Владелец пальто вернулся, тоже увидел саквояж, носком начищенного черного ботинка вытащил из под полки. Подергал замок.

– Дай мне. Я, сука, их резал раньше.

В руке одетого в турецкую кожу тускло блеснуло лезвие выкидного ножа. Нож совершил почти неуловимое глазу движение и замок аккуратно отвалился. Бритоголовый перевернул саквояж, вытряхивая на столик его содержимое. Вслед за очками со сломанной дужкой и початым блистером с какими-то таблетками, на скатерть тяжело плюхнулся увесистый пластиковый пакет набитый характерной формы пачками.

Человек в пальто длинно присвистнул. Тот, что вытащил нож, столь же ловко, как и только что расправился с застежкой замка, подцепил лезвием пакет. Пластик разошелся, обнажая светло-малиновые, перехваченные банковскими лентами упаковки купюр, с крупными арабскими цифрами 500.

– Ни хуя себе. Это, походу, тот самый лавандос?

Кожаный сложил нож, умело пробежался пальцами по пачкам.

– Пять сотен. Походу, те самые. Не въезжаю, а где он сам?

Обладатель пальто уже вновь достал мобильник и яростно тыкал в экран.

– Набираю Синяку. Если…

Договорить он не успел – экран мягко засветился, купе заполнили первые аккорды одной из популярных песен рэпера Жигана.

– Алло?

Человек в кожаной куртке молча смотрел, как его напарник слушает своего невидимого телефонного собеседника, а его грубое, казалось, самой природой изначально лишенное всяческих эмоций, лицо вытягивается и белеет все больше и больше. Наконец, он тупо произнес «Понял» и медленно опустил руку с трубкой. Посмотрел на человека с ножом, в светлых глазах плескалось нечто среднее между паникой и неспособностью поверить в услышанное.

– Короче, это Дикий сейчас был. Синяка грохнули.

– Что?

– То, – владелец кашемирового пальто механическим движением обтер выступивший на бритом черепе пот, – Пятнадцать минут назад, походу, когда пацана в тачку сажали, чтоб сюда везти. Обе тачки, на хуй, в винегрет. Синяка не сразу, сгорел заживо, Дикий, типа, видел… Пацан тоже и все кто был там. Дикий один живой.

– Пиздец, – кожаный тоже обтер лоб, потом сморщил его, судя по всему, о чем-то напряженно думая, – Так, не ссы только. Забираем лавандос и валим отсюда.

– Куда?

– Там разберемся, главное быстро.

Бритый в кожаной куртке с молниеносной скоростью забросил пачки обратно в пакет и, не прошло и нескольких минут, как они уже, едва не сметя стоявшую в тамбуре проводницу, соскочили на платформу. За то время, которое они провели в вагоне пошел снег – он валил крупными хлопьями, стремительно засыпая здание вокзала, перрон, стоявшие на путях поезда, переминающихся с ноги на ногу возле своих чемоданов людей. Падал так быстро и густо, будто хотел напрочь стереть этот грешный мир и заново переписать его историю.

До парковки идти было совсем недалеко, но к тому моменту, когда оба бритоголовых добрались до своего «Чероки», тот уже был до такой степени похоронен под снежной массой, что походил на аккуратный угловатый сугроб. Тихо матерясь, человек в куртке забрался за руль, вдавил кнопку стартера, включил дворники, принявшиеся со скрипом елозить по покрывшемуся льдом ветровому стеклу. Его напарник, брезгливо отряхивая снег со своего пальто, плюхнулся на соседнее сиденье.

– Так куда сейчас?

– Короче, надо…

Но договорить он не успел, потому что в этот момент с заднего сиденья раздался ровный, бесполый голос:

– Приветствую.

Человек в кожаной куртке дернулся, рука прыгнула во внутренний карман, а взгляд метнулся к зеркалу заднего вида. В зеркале было пусто, но когда оба бритоголовых синхронно обернулись назад, одновременно вытаскивая оружие, они увидели, устроившегося ровно посередине задних кресел, худого человека с узким лицом в темно-синей, обтягивающей пижаме, темно-синих перчатках на руках и темно-синих же носках. Обуви у него не было.

– Вы хотели бы получить ЭТО? – спросил человек, улыбаясь.