Конечно, помня печальную шутку о том, что дурак-командир страшней врага, граждане страны должны иметь возможность влиять на своего командира и сменять его. Чем сильнее власть, тем страшнее ее неверные решения. Демократические институты государства важны, в том числе и для крепости президентской власти, они не допускают саморазрушительных действий первого лица страны.
Впрочем, обратная связь верховной власти и народа существует во всех странах, независимо от того, демократические они или тоталитарные: и назначать президента в тоталитарных странах, и промывать мозги в предвыборных компаниях стран демократических можно, только если президент обеспечивает стране хорошее положение в мейнстриме. Это одно из следствий сформулированного выше Первого закона правления. Поясню: скорость изменений чувствуют простые граждане. Средневековый крестьянин видел за всю жизнь меньше людей, чем житель современного крупного города видит за час. Международные новости, мировые премьеры, новые товары, их доступность, производство в данной стране, динамика доступа к благам передает «на места» определенную информацию о том, правильно ли развивается страна, в нужном ли направлении движется государственная машина, стоит ли менять или поддерживать президента, его курс. У любого народа есть своего рода коллективная интуиция. И президент обязан ее чувствовать и реагировать на «общие желания» людей, определять в соответствии с ними направление своей деятельности, иначе он не будет президентом. Его сместят или финансовые круги, чьи представители теряют деньги на замедлении темпа развития государства, или соратники по партии, политическому движению, хунте (примером чему являются события последних лет в Мьянме – Бирме).
Легче всего люди принимают изменения, которые интуитивно считают необходимыми для успешного движения в мейнстриме. Иногда, чтобы государство бесславно не отстало в гонке, народ соглашается на серьезные изменения. Так, реакция населения на реформы Уго Чавеса показывает, что и в самой Венесуэле, и в ее ближайшем окружении большинство бедных людей (а это 90 % населения Латинской Америки) приняли его политику, включая и жесткий антиамериканизм[6 - И с личной точки зрения венесуэльского лидера, и с точки зрения многих глав региона, США это заслужили: их ставленники в результате государственного переворота свергли Чавеса в 2002 году, и только противодействие народа провалило путч.]. Повышение уровня жизни, ускорение и диверсификация экономики, подъем самоуважения народа и внешнеполитического интереса к стране – вот возможности, которые дают государству лучшие позиции в мировом мейнстриме. За это граждане поддерживали Чавеса, когда он неосторожно «подрезал» США, грозного лидера гонки.
Относительные успехи оппозиции Венесуэлы после смерти Уго Чавеса тоже понятны. Перераспределение доходов от богатств страны в пользу нищего большинства уменьшили количество люмпенизированных слоев общества; граждане, которым уже есть что терять, не хотят постоянной тревоги из-за напряженных отношений с США. Они уже ищут в политике тех, кто помог бы стране занять место не на острие революционных преобразований, а какое-то более спокойное. Пожалуй, известное выражение про постоянство интересов Англии можно переиначить так: «У народа нет постоянных лидеров, у народа есть постоянные интересы».
С другой стороны, все новое люди интуитивно отторгают, в лучшем случае принимают с осторожностью, опасаясь, что будет хуже. Может показаться, что я противоречу сам себе, поскольку ранее отмечал, что общество и отдельные граждане требуют постоянных изменений. Да, требуют – и одновременно боятся их. Природа большинства людей такова, что все хотят что-то поменять, но при этом желают, чтобы ничего не менялось. Вспомним, какие яростные требования и обещания реформ звучат на любых политических митингах в любых странах, но еще более яростная и беспощадная критика обрушивается на любые шаги, которые предпринимаются для реализации реформ. И это понятно: результаты изменений в государстве не совпадают с субъективными надеждами людей. Каждый ждет решения своих проблем, а получает общественные изменения, которые ему не всегда нравятся. Хорошо еще, если в конце концов не становится хуже.