Автостопом по Галактике. Опять в путь (сборник)

– Круто. Послушай, ты можешь подбросить нас до одного веселенького местечка, сейчас вспомню название, там можно чудесно надраться под какую-нибудь жутенькую музычку.

Погоди, сейчас уточню. – Он вытащил «Путеводитель» и просмотрел по диагонали страницы указателя, специально посвященные вопросам секса, наркотиков и рок-н-ролла.

– Из мглы времен восстало великое проклятие, – сказал Слартибартфаст.

– Да, бывает, – заметил Форд. – А-а, – воскликнул он, сосредоточившись на первом попавшемся имени. – Эксцентрика Гамбитус, ты ее когда-нибудь видел? Троегрудая путана с Эротикона-6. Поговаривают, что у нее эрогенные зоны начинаются милях в четырех от тела как такового. По-моему, врут. Я считаю, что в пяти.

– Сие проклятие, – не унимался Слартибартфаст, – пройдет по Галактике с огнем и мечом. И может статься, приведет к безвременной гибели всю Вселенную. Я не шучу.

– Хорошенькая перспектива, – заметил Форд. – Надеюсь, когда до этого дойдет, я буду в стельку пьян. Во-от, – добавил он, тыча пальцем в экран «Путеводителя», – вот воистину жуткое местечко. Туда-то мы и отправимся. Что скажешь, Артур? Очнись, перестань бурчать свои мантры. Дело есть.

Артур привстал с дивана и помотал головой:

– Куда мы летим?

– На битву с Древним…

– Замнем, – вмешался Форд. – Артур, мы бороздим Галактику в поисках развлечений. Тебе это по силам?

– Что это Слартибартфаст так волнуется? – спросил Артур.

– Да так, ничего особенного, – сказал Форд.

– Грядет катастрофа, – заявил Слартибартфаст. – Пойдемте, – добавил он с неожиданной властностью, – я должен вам многое показать и поведать.

Он прошел к зеленой винтовой лестнице из кованого железа, непонятно зачем помещенной в середине рубки, и начал всходить по ней. Артур хмуро поплелся за ним.

Форд, надувшись, засунул «Путеводитель» назад в сумку.

– У меня врачи нашли недоразвитость гланды общественного долга и врожденный порок морального ядра личности, – пробормотал он под нос, – ну разве мне можно доверить спасение Вселенной, сами посудите?

И тем не менее поднялся по лестнице вслед за сотоварищами.

Наверху их глазам предстала совершенно бредовая картина. Во всяком случае, такой она казалась на первый взгляд. Замотав головой, Форд закрыл лицо руками и нечаянно отфутболил к стене подвернувшийся под ногу цветочный горшок.

– Основной вычислительный центр, – невозмутимо пояснил Слартибартфаст. – Здесь производятся все вычисления, обеспечивающие жизнедеятельность корабля. Да, я в курсе, на что он похож, но в реальности это сложный четырехмерный топографический график целого ряда весьма замысловатых математических функций.

– Похоже на балаган, – сказал Артур.

– Я сам знаю, на что это похоже, – отрезал Слартибартфаст и вошел в пресловутое помещение.

Тут Артура посетила некая неясная догадка относительно смысла представшего перед ним зрелища, но он поспешил ее отбросить. «Может ли быть, что это и есть истинное устройство Вселенной? – вопросил он себя. – Нет, чушь какая-то… Это было бы абсурднее, еще абсурднее…» И замялся. Большую часть всех абсурдных вещей, какие приходили ему в голову, он уже повидал наяву.

А эта была не хуже прочих.

Большой стеклянный ящик, этакий аквариум – точнее, целая комната.

В ней стоял стол. Длинный стол. Вокруг него – около дюжины стульев. Венских. Стол был покрыт скатертью – неказистой скатертью в красную и белую клетку, на которой кое-где зияли прожженные дыры – положение всякой из них, по-видимому, имело глубокий математический смысл.

А на скатерти пребывало с полдюжины тарелок с недоеденными итальянскими кушаньями. Им составляли компанию недоеденные ломти хлеба и недопитые бокалы вина. Всеми этими причиндалами вяло манипулировали роботы.

Все это было искусственным. Робот-официант, робот-буфетчик и робот-метрдотель обслуживали роботов-клиентов. Искусственная мебель, искусственная скатерть. И каждая частичка еды была, по-видимому, наделена всеми механическими свойствами, например, «цыпленка-алла-романа», на деле им не будучи.

И все двигалось, приплясывало, трепыхалось. Этакий замысловатый балет меню, счетов, бумажников, чековых книжек, кредитных карточек, часов, карандашей и бумажных салфеток. Последние все время так и рвались в полет, но почему-то все же оставались на месте.

Слартибартфаст быстрым шагом вошел в «аквариум» и, судя по всему, затеял какой-то пустой разговор с метрдотелем, а один из роботов-клиентов, авторазмякающая модель, меж тем тихо сполз под стол, не переставая рассказывать, что именно собирается сделать с неким типом из-за некой девушки.

Слартибартфаст занял освободившееся благодаря этому происшествию место и окинул суровым взглядом меню.

Темп застольных манипуляций неуловимо ускорился. Вспыхнули споры, посетители кинулись рисовать на салфетках иллюстрации своей правоты. Они дико жестикулировали и пытались сравнивать свои порции курятины с чужими. Рука официанта заскользила по листкам блокнота с недостижимым для человека проворством, а затем еще быстрее, так что в глазах зарябило. Темп все возрастал. Вскоре всех собравшихся обуяла необыкновенная, настоятельная вежливость. Не прошло и нескольких секунд, как внезапно было достигнуто согласие. Новая вибрация сотрясла корабль.

Слартибартфаст покинул стеклянную комнату.

– Бистроматика, – пояснил он. – Самая мощная из известных паранауке вычислительных сил. А теперь – в Зал информационных иллюзий.

Форд с Артуром поспешили за ним как околдованные.

Глава 7

Бистроматическая тяга – это чудесный новый способ преодоления необъятных космических расстояний без необходимости затевать опасный флирт со всякими там факторами невероятности.

Бистроматика как таковая являет собой революционно-новый подход к интерпретации поведения чисел. Подобно открытию Эйнштейна, что время не есть абсолют, но зависит от движения наблюдателя в пространстве, а пространство не есть абсолют, ибо зависит от движения наблюдателя во времени, ныне установлено, что числа не абсолютны, но зависят от движения наблюдателя в ресторанах.

Первое не-абсолютное число – это число людей, на которое заказан столик. Оно меняется в период первых трех телефонных звонков в ресторан, а потом, как выясняется, и отдаленно не совпадает с истинным числом явившихся на ужин, а также с количеством людей, которые присоединяются к ним после спектакля/концерта/матча/вечеринки, и с количеством людей, которые спешат ретироваться при виде новоприбывших.

Второе не-абсолютное число – это оговоренный час сбора приглашенных, который, как ныне известно, представляет собой одно из сложнейших математических понятий – реситуасексулузон, число, о котором с уверенностью можно сказать лишь одно – оно равно чему угодно, только не самому себе. Другими словами, оговоренный час сбора – это один-единственный момент времени, в который абсолютно невозможно появление любого из членов компании. В настоящее время реситуасексулузоны играют ключевую роль во многих отраслях математики, в том числе в статистике и бухгалтерии, а также являются элементами основных уравнений, управляющих генерацией ННП-поля.

Третий и самый загадочный образчик не-абсолютности кроется в соотношении между количеством включенных в счет блюд, стоимостью каждого блюда, числом людей за столом и суммой, которую каждый из них готов заплатить (количество людей, которые действительно прихватили с собой деньги – лишь субфеномен вышеуказанного поля).

Досадные раздоры, обычно начинающиеся на этом этапе, испокон веку оставались вне поля зрения науки просто потому, что никто не воспринимал их всерьез. Эти проблемы обычно относили на счет таких абстракций, как вежливость, грубость, скупость, задиристость, усталость, эмоциональность или поздний час. Причем наутро участники напрочь забывали о произошедшем. Разумеется, никто и не подвергал эти проблемы лабораторному анализу, поскольку в лабораториях такого не случалось – во всяком случае, в приличных, которым можно верить.

Только пришествие карманных компьютеров пролило свет на умопомрачительную истину. Вот она:

Числа, записываемые в счета на территории ресторанов, не подчиняются математическим законам, которые управляют числами, записываемыми на любых других листках бумаги в любых других уголках Вселенной.

Этот простой факт вызвал бурю в научном мире. Произошла настоящая революция. Хорошие рестораны стали ареной стольких математических конференций, что многие из лучших умов своего времени скончались от тучности и сердечных болезней, что отбросило теоретическую математику на много лет назад.

Однако постепенно люди начали осознавать смысл этого тезиса. Вначале он казался слишком голым, слишком безумным, слишком похожим на те, о которых человек с улицы сказал бы: «Ну как же, я и сам до этого давно уже додумался». Затем были изобретены словоформы типа «Интерактивно-субъективное моделирование», и все смогли вздохнуть спокойно и заняться делом.

Маленькие группки монахов, которые взяли за обычай болтаться около крупных научных институтов и петь странные псалмы во имя идеи, что Вселенная – лишь крупица ее собственного воображения, куда-то сгинули после того, как получили от правительства дотацию на организацию уличных представлений.

Глава 8

– При передвижении по космосу, знаете ли… – проговорил Слартибартфаст, возясь с оборудованием Зала информационных иллюзий, – … при передвижении по космосу… – Не договорив, он принялся озираться по сторонам.

После фантасмагорического балагана «основного вычислительного центра» Зал информационных иллюзий был настоящим отдохновением для глаз. В нем не было ничего. Ни информации, ни иллюзий – только они трое, белые стены да несколько мелких устройств, которые, по-видимому, следовало подключить к некой розетке. Ее-то и пытался найти Слартибартфаст.

– Ну и? – тревожно вопросил Артур. Он заразился у Слартибартфаста беспокойством, хоть и не понимал его причин.