Рабы Microsoft

– Дэниел, привет! Вечером лечу в Купертино. Мне дают какое-то задание, связанное с Macintosh.

– А… он? Ну, какой он вообще?

– Как тебе сказать… Целесообразный. Мы забываем, что он гений с медицинской и биологической точки зрения. За весь обед он ни разу не произнес «м-м-м» или «э-э-э». Он не тратит энергию мозга впустую. Пример для всех нас! Я рассказал ему о своей флатландской диете, а потом мы заговорили про напитки, которые, как ты понимаешь, употребляют через соломинку, то есть в линейном и одномерном, а не двухмерном режиме. Между прочим, для флатландского образа жизни питье – большая проблема. Но Билл (они называют друг друга по имени!) сказал, что в двухмерной вселенной одномерность вполне допустима. Так очевидно! А я не додумался. Классно, что у нас такой шеф. Слушай, Дэниел, можно взять твой чемодан? В моем лабиринты для песчанок, не хочется все вынимать и потом опять укладывать.

– Бери, конечно.

– Спасибо! – Майкл включил компьютер. – Ну, надо готовиться к поездке. Где этот файл… Ничего не могу найти! Как будто не я веду архивы, а Люси Рикардо[28 - Люси Рикардо – очаровательная, но рассеянная героиня популярного комедийного телесериала «Я люблю Люси» (I Love Lucy, 1951–1961).]! Ладно, Дэниел… Поговорим потом?

Он заглянул под коробку с «Памятью», детской настольной игрой тридцатилетней давности. Потом бросил на меня взгляд, ясно говорящий: «Я хочу вернуться в свой уютный и управляемый компьютерный мирок». К таким желаниям надо относиться с уважением. Я вышел из офиса (Майкл уже самозабвенно стучал по клавишам). Скоро Майкл потеряет голову от успеха, как юная красотка из Небраски, попавшая в лапы голливудского «папочки», и оставит нас навсегда.

Звонила мама. Опять отец: всю ночь не спал, потом оделся как на работу и пошел в гараж, к игрушечным поездам. Когда мать заговаривает о сокращении, он отшучивается и говорит, что все будет хорошо. Без всяких подробностей.

Потом звонил отец. Из своей берлоги. Спрашивал, как в Microsoft ситуация, не нужны ли новые сотрудники вроде него. Ну и ну… Теперь и я забеспокоился. Он явно еще не оправился от потрясения.

Я посоветовал ему расслабиться и хотя бы несколько дней ничего не предпринимать. Он обиделся, как будто я послал его подальше. Это на него не похоже. Я попытался объяснить ему то, что говорила Карла (мол, люди старше пятидесяти только сейчас попали в ту часть гауссова колокола, где осваивают новые технологии), но папа не стал слушать. Попрощались мы холодно, и мне это не понравилось. Увы, в голову не пришло больше ничего конструктивного.

Я съездил в японский супермаркет за жареной лапшой быстрого приготовления (заливаешь ее кипятком прямо в пластмассовом стаканчике, в котором она продается, и все).

Несмотря на всеобщий ажиотаж по поводу обеда Майкла с Биллом, нам с Карлой удалось остаться вдвоем. Я спросил, какие у нее были бы любимые темы в «Своей игре» и рассказал, какие ответы дали ребята. Карла задумчиво повозила лапшу по дну стаканчика.

Любимые темы Карлы:

• Фруктовые сады

• Лабрадоры

• История телефонных розыгрышей

• Детективы

• Микропроцессоры Intel

• Реплики Хэла из «Одиссеи 2001»

• «Мои родители – ненормальные»

Карла добавила:

– Дэн, у меня к тебе вопрос про индивидуальность. Вот послушай: чем человек больше всего отличается от остальных?

Я хотел сразу выпалить ответ, но почему-то запнулся.

Сначала вопрос показался мне элементарным. Поразмыслив, я понял, какой он сложный и даже печальный. Ведь на самом деле мы не так уж разнимся между собой. Ну, чем одна кряква отличается от всех остальных? А медведь гризли от других гризли? Индивидуальность – хрупкая штука. Если подумать, она определяется совершенными мелочами.

– Личностью? – ляпнул я. – Или… э-э… душой?

– Возможно. Я, кажется, начала верить в души. В прошлом июле я ездила на встречу выпускников. С окончания школы прошло десять лет. Конечно, тело у всех за это время изменилось, но суть осталась почти такая, как в детском саду. Душа не меняется. Дана Маккалли – такая же воображала. Норман Тиллиг – такой же тупой спортсмен. Эйлин Келсо – все та же наивная дурочка. Тело, может, и другое, но личность в нем абсолютно такая же. Вот тогда я поняла, что у людей действительно есть душа. Глупо, конечно. В смысле, глупо для такого логичного человека, как я.

Через пару часов после обеда я вернулся к реальности. Пришел Шоу, мой «босс», провел сеанс рукопожатий. Умеет Шоу укреплять позиции! Если начнут сокращать всех менеджеров проектов, этот уйдет последним: у него четырнадцать подчиненных (рабов).

Шоу хотел, чтобы у меня нашлась лакомая проблемка, с которой он помог бы мне разобраться. Мне пришло в голову только то, что дедлайн через семь дней, мы не успеваем, а без Майкла работы будет еще больше. Шоу этой проблемой не соблазнился и пошел на поиски более экзотически озабоченных сотрудников.

Шоу где-то за сорок. На кампусе таких от силы дюжина. К компьютерщикам старше сорока невольно испытываешь уважение. Есть в них что-то глубинное, технарское. Шоу еще помнит флинтстоуновскую эру компьютеров с перфокартами и сидящими внутри птичками, которые кричали: «Боже, ну и работенка!».

Одно мне не нравится в Шоу: он заделался менеджером и перестал писать программы. Менеджеры весь день жмут руки и перекладывают бумажки, какое уж тут творчество! Уважение определяется близостью человека к компьютерам и программированию. Менеджеры либо пишут программы, либо нет. Последних у нас гораздо больше. Короче, IBM номер два.

В полугодовом отчете Шоу хорошо отозвался о моей работе, так что я против него ничего не имею. Вообще у нас не очень строгая субординация. Решение принимает тот, кто знает по теме больше всего. Правда, если станет туго, я все равно пушечное мясо.

А еще Шоу – бэби-бумер. Это милостью таких, как он, мы слушаем абсолютно на всех корпоративных мероприятиях один и тот же мерзкий попсовый джаз. И этой преснятиной они хотят сказать: мы не такие, как родители, мы разрушаем общепринятые рамки?! Когда-нибудь все сотрудники младше тридцати взбесятся, как те почтальоны, и устроят в административном корпусе кровавую бойню с помощью ножниц и зажигалок.

Заглянул в WinQuote. За день акции упали на восемьдесят пять центов. То есть Билл сегодня потерял семьдесят миллионов долларов, а я – шиш с маслом. Но угадайте, кто будет спать крепче?

Мы трудились до часу ночи. Я подвез домой Карлу и Тодда. Мы заскочили в супермаркет за чем-нибудь вкусненьким. Набрали фруктовых сладостей и нектаринов, встали в очередь и завели обычный нердовский разговор о будущем компьютеров.

Карла сказала:

– Нельзя отменить изобретение колеса, радио или тех же самых компьютеров. Нас уже не станет, но компьютеры будут развиваться. Вопрос только в том, когда люди создадут Сущность, обладающую собственным разумом. Это случится через десять лет? Или через тысячу? В любом случае отменить появление Сущности невозможно. Она будет. И самый важный вопрос: будет ли эта Сущность отличаться от людей? Разработчики искусственного интеллекта признались, что не в состоянии создать ИИ с опорой на человеческую логику. Сейчас они пишут программы, имитирующие жизнь, которые могли бы скрещиваться. Так они хотят симулировать миллионы лет эволюции и создать новый разум – Сущность. Эта Сущность вряд ли будет устроена как человек.

Я ответил:

– Знаешь, Карла, мы всего лишь люди. Как же мы разберемся в других видах разума? Разве может Сущность быть нечеловеческим разумом? Она же родилась в мозгу людей. По крайней мере первоначальный алгоритм. Мы сможем создать только человеческий разум.

Тодд добавил, что его ультрарелигиозные родители как раз Сущности и боятся. Они с ужасом ждут дня, когда человечество передаст инициативу машинам и позволит им преследовать собственные цели.

– О боже, я попала в старый дешевый ужастик! – воскликнула Карла.

* * *

Потом, сидя у себя в комнате, я вспомнил этот разговор. Может быть, о Сущности мечтают люди, которые не могут представить, что такое жизнь после смерти, и хотят, чтобы новый разум выяснил все подробности и предъявил фотографии.

Мы надеемся, что Билл знает, какой будет Сущность. Если знает, то он – наша мораль, которая придерживает поводья технологического прогресса. Может, так и есть. Билл – средоточие всей компании. В смысле, если бы не культ Билла, компания превратилась бы в кладбище. Или фирму офисных принадлежностей. (Что в принципе верно. Ну, если подумать.)

Четверг

Проснулся в половине девятого, пошел в кафетерий. До конца недели никаких сухих завтраков, с меня хватит.

Мы с Багом ели овсянку и наблюдали за коллегами-иностранцами – кажется, французами, – которые стояли под дождем, на холоде, и курили. В Microsoft курят только иностранцы, да и те сбиваются в грустные кучки. Во всех офисах курить запрещено. Странно, что курильщики никак не поймут намек.

Мы решили, что французы никогда не смогут написать программу с дружественным интерфейсом, уж очень они невежливые. Они бы сделали иконку для вызова официанта: щелкнешь по ней, и жди файла сорок пять минут. Ничего удивительного, что сама идея дружественного интерфейса возникла у нас, на Западном побережье. А парень, который изобрел смайлик, баллотируется на мэра Сиэтла. Серьезно! В новостях говорили.

Как только я вошел к себе, позвонила мама. Сегодня утром (в Пало-Альто было жарко и сухо) она заглянула в гараж, и солнце высветило отца в синем айбиэмовском костюме с галстуком. Он стоял посреди своего железнодорожного натюрморта в виде буквы «U». Сооружение доходило ему до пояса; на потолке тускло светилась одна лампочка. Отец нажимал на кнопки и приказывал поездам отходить на запасные пути, трогаться с места, проезжать по туннелям и мостам.

Мама решила: пора дать ему выговориться. Она придвинула старую бамбуковую табуретку (как из «Сюзи Вонг») и засыпала отца вопросами, как на презентации. Она даже забыла, что модели поездов ее совсем не интересуют.

– Дэнни, с тех пор, как ты был у нас в последний раз, папина станция расширилась! Теперь у него целый городок, горы стали круче, на них больше деревьев из зеленого пенопласта. Идеальный город детства. Там есть даже церковь, супермаркет и товарные вагоны. А в вагонах живут крошечные бродяги! И еще…

Она замолчала.