– Да, повтори еще раз, сладкий. Я шлюха, твоя самая лучшая шлюха. Так ведь?
Грубо отталкиваю ее локтями и поворачиваюсь так, чтобы она уяснила без повторов.
– Бесплатные сеансы закончились, мамуля. Хочешь трахаться со мной, плати наличными. Тебе, как личной резиновой игрушке, скидка – всего пять тысяч зеленых.
– Сколько? Ты же в курсе, что я дою твоего папашу?
– За столько лет, могла бы научиться этому намного лучше. Твой ход. А до той поры, убирайся.
Линн фыркает, а потом вставляет свои два цента:
– У Клинта не стоит с прошлого Дня благодарения, что мне, по–твоему, делать?
– Будь ты любящей женой, а не чертовой подстилкой, обсудила бы с ним, что да как. А ты выбрала легкий способ. Проваливай.
– Я достану деньги, и ты будешь моим!
– Удачи.
Дверь закрывается, и я проверяю надежность замка. Линн толкает меня носом в дерьмо, и я не хочу снова ощущать его вкус, а спокойно принять душ.
***
Белые гортензии, лилии, пионы окружают темно–коричневый лакированный гроб. Священник становится к трибуне и открывает Библию, чтобы прочесть несколько откровений, что должны помочь найти дорогу в рай. Хотя крохе, что лежит в этой безликой коробке, и так уготована счастливая жизнь на небесах.
– Как живая, правда? – женщина средних лет, в миниатюрной шляпке, обращается ко мне, как к давнему знакомому.
– Да.
– Я верю в Господа, но не могу понять, отчего он забирает таких маленьких ангелочков.
– Да, очень жаль.
– Бабуля, вот ты где?! – мальчишка в скромном костюме, берет ее за руку. – Идем, мама тебя потеряла.
– До свидания, Даллас.
Я недоуменно хмурюсь и включаюсь в реальность, когда их уже след простыл. Происходит, мать твою, что–то странное! Мое имя, знает, чуть ли не каждый пёс в этом городишке, а беседы заводят все, кому не лень.
– Здорова чувак. – Иэн толкает меня к скамье, и мы садимся в преддверии церемонии.
– Зря я пришел сюда.
– Почему? Весь Фонтейн–Инн пожаловал на службу.
– Срал я на всех этих людей.
Старик за спиной покашливает, и я понимаю, что выругался достаточно громко.
– Ну–у–у, не гони. Потом оторвемся у Ноа. Смотри–ка, кто в первом ряду. Милашка Билли Бэнсон.
Я вытягиваю шею и всматриваюсь в черные шмотки одинакового фасона, пока не натыкаюсь на серебряные бусины на воротнике жакета Билли. Она даже тут сумела отличиться. Видимо, почуяв мой взгляд, оборачивается. Слезы томятся в ее глазах, а блестящие губы размыкаются и шепчут: «Я рада, что ты здесь». Мне придется задержаться и вынести всю чушь, что будет впаривать святой отец. Ради нее.
В завершении монотонной речи, подошвы ботинок собравшихся шаркают по деревянному полу в конвейере возложения цветов под фотографию Сью–Эллен. Я держу белые розы и придумываю, что сказать родителям девочки и Билли. Когда подпирает моя очередь, я укладываю нежные бутоны на подиум и спокойно подхожу к открытой половине гроба. Чистое, светлое личико, обрамленное темными волосами, не выражает и капли боли. Фарфоровые ручки, сложены на груди и держат плюшевого медведя.
– Толстяк, был ее любимой зверушкой. – Билли прижимается ко мне и теребит пряди сестры, разложенные на подушке.
– Я не умею соболезновать.
– Ты уже сделал намного больше, чем кто бы то ни был в этом зале.
– Побыть с тобой?
– Не нужно. Я поеду с родителями домой. Увидимся позже.
– Хорошо.
Поцелуй Билли согревает мою щеку, а потом она перемещается к своей семье. Ее отец и мать, раздавлены. Я замечаю, что они любят друг друга и у меня начинает жечь в горле. Вылетаю из церкви и шагаю к «Феррари». Галстук мгновенно оказывается во внутреннем кармане, а сигарета меж зубов. Едва горечь прокатывается по нёбу, я успокаиваюсь. Иэн, Бри и еще парочка одноклассников, вываливает из дверей и спускается по широкой лестнице. Не желая слушать их бредни, сажусь в тачку и со свистом сваливаю прочь. Херня всё то, что говорят о пользе бога и вере в него. За полчаса тухлой проповеди, я лишь отсидел задницу, и понял, что не гожусь на роль прихожанина. Надеюсь, вечеринка скрасит мой вечер, а выпивка заглушит тупые мысли.
ГЛАВА 3.
Отец прочищает мне мозги о контрацепции за пять минут до выхода из дома и вручает упаковку презервативов, будто я безмозглый щенок и мечтаю стать папашей в двадцать один год. Линн хихикает за его спиной и вожделенно смотрит на мой прикид. Да, полоумной блондинке определенно нравится джинсовка и черные брюки–карго с прорезями, как я говорю для проветривания. Этот полный желаний взгляд, я видел триллион раз.
– Вернись до полуночи. – Резюмирует отец.
– Будет сделано, Клинт. – язвительно отдаю честь и прикладываю ладонь к груди.
– Я не шучу, Даллас!
– Да–да, я понял.
«Феррари» с неповторимым рёвом отцепляется от подъездной дорожки и разрывает сумеречное слияние уличных фонарей.
***
Какого черта, Иэн треплется с мисс "волосы–ловят–связь–с–космосом"? Бри в прямом смысле виснет на моем друге, а ее дружок в шапке–бини, трется по близости, готовый устроить реслинг на газоне. Молниеносно черчу дорожку к ним двоим и громко заявляю:
– Так вот где ты отираешься? А сам сказал, что будешь у закусочной.
– Классно смотритесь, голубки. – Ерничает Бри и ей тут же начинает вторить второсортный панк.
– И тебе привет, – взъерошиваю начёс Иэна, и он бурчит. – Ты хоть показывала ему свои сиськи? Или он до сих пор девственник?
Кулаки щуплого прилипалы синеют, и мне становится еще веселее. Бри выходит вперед и тычет ногтем мне в лицо.
– Слушай, мальчик из мегаполиса, ляпнешь гадость про моего брата, и я тебе глаза вырву!
– Брат? Так этот недоносок твой брат? – я смеюсь от души и делаю вид, что падаю на траву.