Обретая суперсилу. Как я поверил, что всё возможно. Автобиография

Надо заставить себя сделать то, что должно.

В ту самую секунду я и решил написать эту книгу и рассказать о секретах моей жизни всему миру. Работа заняла долгих четыре года, ровно столько потребовалось, чтобы раскрыть все тайны моей семьи и наполнить книгу содержанием. Никто не говорил Кларку Кенту, что он инопланетянин, это случилось только тогда, когда он был готов справиться с правдой. Точно так же и мне очень мало рассказывали о прошлом нашей семьи, потому что никто не был до конца уверен в том, что уже прошел срок давности, который касался некоторых историй. Записи, содержавшие данные об истории семьи, уничтожались, чтобы представители целых трех поколений не были уличены в чем-либо компрометирующем.

И только титанические усилия Кларка Кента, репортера крупнейшей газеты, сидевшего внутри меня, помогли мне прорваться сквозь десятилетия удобной лжи и добраться до жестоко охраняемой всеми правды.

Нам говорили, что один из четырех братьев Стражински по имени Казимир, родившийся в Вильнюсе (бывшей провинции России, а теперь столице Литовского государства) в 1880-х годах, путешествовал по всей Европе, представляя деловые интересы семьи, прежде чем уехать попытать счастья в Америке в 1910 году.

Правда обнаружилась гораздо позже и заключалась в том, что Казимир был пьяницей и бабником, который весь третий десяток своей жизни провел в пьяном угаре, разъезжая по четырем странам, в каждой из которых он ловко укладывал женщин в постель, заманивая их враньем о своем богатстве и обещаниями скорой женитьбы. И только когда дело зашло слишком далеко, а его вранье вот-вот должно было всплыть на поверхность, Казимир объявил, что уезжает в Америку, чего якобы настоятельно требовал от него семейный бизнес.

В то время Америка была страной зажиточных вдов и дебютанток с трастовыми фондами, и Казимир был твердо намерен поработать с максимальным количеством потенциальных источников его благополучия. Вооружившись деньгами, которые семья поручила ему инвестировать в бизнес от их лица, двумя отличными костюмами, старосветским шармом и искусно продуманными сказками о необъятных землях, принадлежащих его семье в далекой России, он ворвался в сексуальную жизнь высшего общества, словно Васко да Гама. И нужна ему была ни много ни мало, а женщина, способная обеспечить ему тот уровень жизни, которого он, по его собственному мнению, был достоин.

И ВОТ, КОГДА КАЗИМИР БЫЛ КАК НИКОГДА БЛИЗОК К СВОЕЙ ЦЕЛИ – ЖЕНЩИНЕ ИЗ БОГАТОЙ СЕМЬИ, КОТОРОЙ ПОНРАВИЛАСЬ ИДЕЯ СЛИЯНИЯ ДВУХ СЕМЕЙНЫХ СОСТОЯНИЙ, – ПРИВЕЗЕННЫЕ ФИНАНСОВЫЕ СРЕДСТВА, ИСПОЛЬЗУЕМЫЕ ИМ В ЛИЧНЫХ ЦЕЛЯХ, НЕОЖИДАННО ЗАКОНЧИЛИСЬ.

И вот, когда Казимир был как никогда близок к своей цели – женщине из богатой семьи, которой понравилась идея слияния двух семейных состояний, – привезенные финансовые средства, используемые им в личных целях, неожиданно закончились. Но деньги были необходимы как для организации свадьбы, так и для подтверждения своей принадлежности к элите общества. Поэтому перед завершением сделки Казимир вернулся домой, чтобы высосать из семьи последние ресурсы, оставшиеся после революции в России. Он объяснил, что их первые инвестиции многократно окупились, но финансовые законы в Соединенных Штатах существенно замедляют процесс перевода денег за океан. Казимир уверял, что все эти временные трудности разрешатся, но зато прямо сейчас у него появился шанс совершить сделку века, которая сделает их всех непристойно богатыми. И, пока семейные финансы томятся в американских банках, ему срочно нужны деньги оставшихся членов семьи, чтобы успеть обстряпать это прибыльное дело.

Семья ответила, что ей необходимо подумать и может понадобиться время для снятия денег со счетов банков в Пруссии, куда были переведены все финансовые ресурсы незадолго до прихода большевиков.

Нам говорили, что, ожидая семейного решения, Казимир повстречался с девушкой по имени София, влюбился, а потом и женился.

Правда же состояла в том, что Казимир закрутил тайный роман со своей племянницей Софией, дочерью его брата Яна, которая была на восемнадцать лет его моложе.

София давно мечтала стать актрисой в Америке, где она могла бы успешно реализовать все свои многочисленные таланты, незаметные для окружающих, но вполне очевидные для нее самой. И мало того, что отец не разрешал ей в одиночку эмигрировать в Америку, так он еще и задумал выдать Софию замуж за местного торговца. Казимир казался ей единственной надеждой, и она верила, что его связи и деньги помогут воплотить в жизнь все ее мечты. И наконец, однажды ночью, подогреваемая отчаянием, алчностью и количеством водки, достаточным для отключения клеток мозга, отвечающих за здравый смысл, София сообщила родителям о тайной связи с Казимиром и о том, что она беременна (что оказалось ложью).

Ее твердо верующая католическая семья не могла позволить Софии родить ребенка вне брака. Но, с другой стороны, никто не хотел скандала, а он был неминуем, если бы она вышла замуж за родного дядю. В результате было принято воистину соломоново решение: Выходи замуж и убирайся к чертовой матери[2 - Положительным моментом во всей этой истории было то, что после замужества с братом отца у нее оставалась та же фамилия, так что ей не пришлось переделывать ни одной вещи с монограммой или именными гравировками.].

Нам говорили, что краснеющая от смущения невеста уехала с ним в далекие края, и жили они долго и счастливо.

Правда же состояла в том, что сразу после свадьбы Казимир в одиночестве вернулся в Соединенные Штаты якобы для того, чтобы подготовить все к приезду молодой супруги, а потом прислать ей деньги на переезд, как только все будет должным образом устроено. Вместо этого, как только Казимир снова благополучно ступил на американскую землю, он сразу же пропал, в надежде, что Софии не хватит духу совершить такое длинное и сложное путешествие в одиночку. Но София уже ничего не боялась, она заняла денег на билет и отправилась в Америку.

Здесь она впала в ярость, узнав, что рассказы Казимира о несметных богатствах были ложью. Впрочем, этот гнев компенсировало бешенство, в которое впал сам Казимир, когда понял, что беременность Софии была всего лишь поводом выйти замуж и поскорее покинуть отчий дом.

Находясь в западне взаимной лжи и принадлежа к семье, которая никогда не одобрила бы развод, пара поселилась в маленькой квартире в Патерсоне, штат Нью-Джерси, где жили польские и русские иммигранты. В июле 1927 года София родила сына Джозефа, который умер от пневмонии через три месяца. София так и не смогла оправиться от этой потери и каждый год в день смерти сына оставляла цветы на его могиле.

НАХОДЯСЬ В ЗАПАДНЕ ВЗАИМНОЙ ЛЖИ И ПРИНАДЛЕЖА К СЕМЬЕ, КОТОРАЯ НИКОГДА НЕ ОДОБРИЛА БЫ РАЗВОД, ПАРА ПОСЕЛИЛАСЬ В МАЛЕНЬКОЙ КВАРТИРЕ В ПАТЕРСОНЕ, ШТАТ НЬЮ-ДЖЕРСИ, ГДЕ ЖИЛИ ПОЛЬСКИЕ И РУССКИЕ ИММИГРАНТЫ.

Надо сказать, что София делала все, чтобы эта трагедия не разрушила ее планы стать актрисой. Она спала с режиссерами, фотографами, продюсерами и со всеми остальными, кто, с ее точки зрения, мог бы помочь ей начать собственную карьеру. Но все усилия разбивались об одно обстоятельство: у Софии была крупная, мускулистая и тяжелая фигура, типичная для русских женщин, а лицо ее в результате всех бед и невзгод приобрело постоянное выражение недовольства. В конце концов София поняла, что все ее усилия тщетны и бесполезны, и впала в глубокую депрессию. Она часами могла сидеть на верхней ступеньке перед входом в квартиру, поглощая немереные дозы алкоголя и громко проклиная соседей. Если кто-то вдруг упоминал имя человека, который ей не нравился, она сплевывала на тротуар и растаптывала плевок ногой. Короче, общение с людьми не было ее коньком.

В отличие от Софии, Казимир постепенно превратился в мягкотелое, печальное подобие мужчины. Во время приступов ярости, которым была подвержена София, он находил убежище в одном из местных баров, а потом на цыпочках возвращался домой, но только после того, как его жена отходила ко сну. В свое время всего лишь один шаг отделял его от женитьбы на наследнице из богатой семьи, от успеха и счастливого будущего, которых он, по своему глубокому убеждению, несомненно заслуживал. Теперь же дни и ночи напролет он пребывал в замутненных алкогольным паром мире романтизированных воспоминаний о прошлом, которого не было, и парализованной реальностью, которую был уже не в состоянии контролировать.

ВТОРОГО ОКТЯБРЯ 1929 ГОДА СОФИЯ, КОТОРОЙ БЫЛО ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ ЛЕТ, РОДИЛА ВТОРОГО СЫНА, КОТОРОГО НАЗВАЛИ КАЗИМИРОМ, В ЧЕСТЬ ОТЦА. ВПОСЛЕДСТВИИ ИМЯ БЫЛО АМЕРИКАНИЗИРОВАНО И МАЛЬЧИКА СТАЛИ ЗВАТЬ ЧАРЛЬЗОМ.

Второго октября 1929 года София, которой было двадцать пять лет, родила второго сына, которого назвали Казимиром, в честь отца. Впоследствии имя было американизировано и мальчика стали звать Чарльзом. Чтобы свести концы с концами, София нашла работу на полставки в таверне на Ривер-стрит. Работа стала для нее гораздо большим, чем возможность отдохнуть от обязанностей жены и матери, это была ее сцена, на которой она чувствовала себя звездой, выступая перед публикой, которая готова была аплодировать чему угодно, если за это давали бесплатный стаканчик выпивки.

Одиннадцатого июля 1931 года в семье родился второй ребенок – Тереза. Дети не привнесли в ее жизнь любви, а стали вечным напоминанием о так и не сбывшихся планах. Гордость не позволяла ей признаться в своем поражении перед родственниками в Восточной Европе, и потому все ее письма были полны выдуманных историй о богатстве и успехах, одна пуще другой, но в какой-то момент семья начала подвергать сомнению их правдивость. Распираемая возмущением и негодованием, словно голубь-дутыш, София объявила, что вместе с детьми отправляется в трехмесячную поездку в Польшу и Россию, чтобы доказать, что она успешная, счастливая и живет в Америке. Из трех пунктов правдой был только один, последний. София опустошила банковский счет Казимира, чтобы купить дорогую одежду, призванную произвести впечатление на родственников, многие из которых пострадали от советской власти. Она хотела спровоцировать их, чтобы они попросили у нее денег, потому что в этом случае она могла бы смело возмутиться и послать их всех к черту. Нужно отдать должное Софии: она отлично планировала все, что намеревалась сделать.

Как только все было готово к поездке, София с детьми приехала в Хобокен, что в Нью-Джерси, взошла на палубу лайнера «Бэтори» и отправилась в свой благотворительный тур по Восточной Европе.

Нам говорили, что по прибытии в польский порт Гдыня София водила детей по музеям и мемориалам Первой мировой войны, обедала в изысканных ресторанах и проводила время в свое удовольствие.

На самом же деле буквально через несколько дней после приезда София начала интрижку с членом польской национальной полиции, офицером, симпатизировавшим идеям Третьего рейха, войска которого только что захватили Чехословакию и были готовы продвигаться дальше на восток. София считала, что успех нацистов будет способствовать процветанию ее нового дружка, а значит, и ее тоже. Чтобы расчистить плацдарм для своей новой жизни, она решила вернуться в Штаты, оставить там детей, а заодно выгрести из банка все, что там осталось, и уже тогда ехать обратно в Польшу.

Первого сентября 1939 года София и дети приехали на вокзал польского города Лодзь, чтобы отправиться в Гдыню, а уже оттуда отплыть в Америку. Но тут помешало одно пренеприятное обстоятельство: в этот же самый день немецкая военная авиация начала блицкриг, целью которого был захват Польши. София и дети всего только и успели занять свои места в вагоне, когда вокзал и пассажирские поезда были атакованы люфтваффе, и началась Вторая мировая война.

Чудом избежав смерти, они втроем бросились в консульство США, но там их и слушать не стали, потому что чемодан со всеми документами, подтверждающими их американское гражданство, был уничтожен во время бомбежки.

Нам говорили, что в то время, когда немецкая пехота и танки продвигались все глубже и глубже по польской территории, София с детьми каким-то невероятным способом умудрилась пройти целых семьсот километров по земле, охваченной войной, и в итоге очутилась на железнодорожной станции городка Богданово в Минском районе Беларуси, где их заставили работать чуть ли не как рабов офицеры немецких железнодорожных войск.

Но правда состояла в том, что София обратилась за помощью к любовнику, который доказал свою лояльность новым властям и переметнулся на сторону немцев. Однако, несмотря на все его связи, было понятно, что в условиях вторжения все люди, оказавшиеся в зоне боевых действий без документов, подлежали аресту. Поэтому он посадил Софию с детьми на поезд, который шел вглубь захваченной территории, и снабдил письмом на имя начальника местного отделения Bahnschutzpolizei, немецкой железнодорожной полиции. Так они оказались в Богданово, где им предоставили еду и удобное жилье в здании вокзала и где София должна была жить и работать в качестве домашней прислуги, повара и помощницы старшего офицерского состава.

Когда любовника Софии убили в одной из местных стычек, которые все еще продолжались по всей Польше, она закрутила сразу несколько романов с немецкими офицерами. По выходным она путешествовала с ними в белорусский город Воложин, который находился на захваченной Германией территории Беларуси. Здесь офицеры покупали Софии подарки и дорогую одежду. Такое сосуществование могло бы показаться достаточно удобным для обеих сторон, если бы не налеты на станцию и на немецких солдат, периодически организуемые Сопротивлением, бойцы которого были весьма хорошими стрелками. Боясь попасть под перекрестный огонь, она убедила некоторых вояк тайно отправить ее письма Казимиру в надежде, что тот поможет ей и детям вернуться домой. Целых шесть лет ей пришлось ждать ответа на свои письма. Принимая во внимание все проблемы почтового сообщения в военное время, можно предположить, что Казимир так и не получил ни одного письма и решил, что она погибла во время блицкрига, и он, слава тебе господи, был наконец-то освобожден от семейных уз. С другой стороны, он мог получить все письма, но проигнорировать их в надежде, что София таки получит свою шальную пулю. Вероятнее всего, если письма и дошли до адресата, они были безнадежно потеряны в результате пьяных битв Казимира с силами гравитации.

Нам говорили, что во время их жизни на станции многие из солдат по-доброму относились к Чарльзу, сыну Софии, и помогли ему пройти путь от мальчика до настоящего мужчины.

На самом же деле Чарльз с восторгом воспринял все нацистское. Объединивший в себе темперамент матери c чувством собственного превосходства и общую для родителей неспособность отвечать за свои действия, он счел философию нацизма вполне подходящей для выражения собственного гнева. Ему пришелся по душе и антисемитизм, приверженцем которого он так и оставался до конца своих дней. Он зачитывался «Майн кампф», фотографировал немецких солдат, курил немецкие сигареты и собрал небольшую коллекцию кинжалов СС.

Солдатам нравились пронацистские настроения Чарльза, они стали воспринимать его как своего парня, подарили ему комплект военной формы со свастикой на рукаве. Он очень гордился этим подарком. Как незадолго до своей смерти в 2009 году вспоминала Тереза, сестра Чарльза, он с готовностью выезжал с солдатами и эсэсовцами в «карательные экспедиции» в ближайшие еврейские гетто и деревни, захваченные немцами.

– Они искали евреев, которые могли оказаться на улице после наступления комендантского часа, и избивали их резиновыми дубинками, словно это была какая-то игра, – вспоминала Тереза. – Он возвращался домой весь в чужой крови, и на следующий день часами отстирывал рубашку и до блеска начищал ботинки, чтобы снова заняться тем, что ему так нравилось.

А в 1942 году случилось нечто настолько ужасное, что в семье никто вообще не говорил об этом десятилетиями.

В семье всегда тщательно утаивалась вся нежелательная информация, и правда о том, что случилось в день, когда Чарльз показал всем свою истинно нацистскую сущность, превратилась в величайший из секретов, в недосягаемый Эверест семейных тайн.

Впрочем, подробности того, что случилось в тот день, и детали о том, сколько человек погибло, немного подождут. Эта история – детектив об убийстве, и никто не раскрывает всех деталей преступления в первой же главе.

После капитуляции Германии в 1945 году немецкие покровители Софии бежали от партизан, которым не терпелось свести счеты со своими врагами. Тем не менее они успели помочь Софии и ее детям добраться до Воложина, в котором все еще было много нацистских приспешников, но вскоре семье пришлось бежать из города, потому что опасались расправы со стороны других беженцев, которые пытались уйти на восток. Несмотря на разрушенные железные дороги, стертые в пыль города и полное отсутствие связи, Софии с детьми удалось добраться до Москвы, где они находились под опекой местного отделения Красного Креста, пока их личности не были официально установлены и подтверждены. Наконец, в июне 1946 года всем троим разрешили отправиться в Одессу, а уже оттуда отплыть домой на судне американского торгового флота «Норман Дж. Коулман».

В СЕМЬЕ ВСЕГДА ТЩАТЕЛЬНО УТАИВАЛАСЬ ВСЯ НЕЖЕЛАТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ, И ПРАВДА О ТОМ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ В ДЕНЬ, КОГДА ЧАРЛЬЗ ПОКАЗАЛ ВСЕМ СВОЮ ИСТИННО НАЦИСТСКУЮ СУЩНОСТЬ, ПРЕВРАТИЛАСЬ В ВЕЛИЧАЙШИЙ ИЗ СЕКРЕТОВ, В НЕДОСЯГАЕМЫЙ ЭВЕРЕСТ СЕМЕЙНЫХ ТАЙН.

Во время путешествия они узнали, что репортеры в Америке горят желанием взять у них интервью о том, как они прожили целых семь лет в оккупации. Ходили слухи о том, что по их истории будет снят фильм и написана книга. Долгие годы София мечтала о том, чтобы оказаться в центре всеобщего внимания, о том, чтобы стать наконец звездой, которую слушали бы все, затаив дыхание. И вот теперь, совершенно неожиданно, дело шло к тому, чего она так хотела.

В течение многих недель они только и делали, что раздавали интервью радиостанциям и газетам, позировали фоторепортерам, рассказывали о перипетиях жизни семьи во время войны, аккуратно переиначивая события и выставляя себя в положительном свете. И она, и дети были уверены, что вот-вот к ним придут кинопродюсеры с контрактами и большими деньгами. За обедом они только и спорили о том, кто из кинозвезд должен будет их играть в фильме. София, конечно же, намеревалась сыграть саму себя. В интервью София взывала о помощи несчастным и просила присылать ей деньги, на которые она покупала себе одежду, пребывая в уверенности, что этот денежный поток никогда не иссякнет. Но уставшая от войны публика вскоре потеряла интерес к истории Софии, и в 1947 году телефон в доме замолчал, а все надежды Софии стать звездой в очередной раз испарились. Ей ничего не оставалось делать, кроме как снова сойтись с Казимиром. Собрав все свои деньги, они купили небольшой жилой дом в Патерсоне по адресу Грэм-авеню, 67. В одной квартире жили они сами, а вторую отдали Чарльзу, где он и обитал без всякой платы за жилье. Кроме того, София взяла в лизинг с опцией полного выкупа бар на Ривер-стрит у заболевшего хозяина.

После того как все устроилось, Чарльз поступил в семинарию Святой Девы Марии. Это было единственное учебное заведение, которое согласилось принять его без диплома о школьном образовании или хотя бы четких моральных установок. Чарльз твердо верил, что в этом мире лучше всего быть жуликоватым священником со свободным доступом к церковным деньгам и множеству дамочек, желающих побаловаться с симпатичным молодым пастырем с драматическим военным прошлым. Но в конце первого семестра его выгнали из семинарии за пьянство, и, не имея другого выбора, Чарльз начал работать в баре у Софии. То унижение и даже падение стандартов, которое требуется для принятия подобного решения, наглядно доказывает, что Бог все-таки есть на свете, что само по себе является серьезным достижением для семинариста-первокурсника.

Как и София, Чарльз воспринимал бар как место для воплощения своих идей и возможностей. Он держал заведение открытым до поздней ночи и щедро делился бесплатным пойлом со своими друзьями, периодически залезая в кассу бара, чтобы заплатить за дорогой одеколон, одежду и проституток.

Удивительно, что, несмотря на всю происходящую дребедень, бар приносил хороший доход, что позволило Софии внести первый взнос за покупку дома по адресу Дакота-стрит, 275, с прилегающим к нему земельным участком, вполне подходящим для выращивания подсолнухов, овощей и малины. Ягоды она добавляла в убийственный по вкусу и крепости самогон, который гнала из картошки.

Жизнь в новом доме совсем не радовала Казимира. Потеряв все надежды и тоскуя по родине, он нанял местного художника Виктора Рафаэля Рахвальского для написания двух фресок в гостиной: одна изображала его идеализированные воспоминания о России, а вторая была посвящена дню его приезда в Соединенные Штаты, когда он еще был полон надежд и оптимизма. Виктор был на два года моложе Софии, он был спокойным, мягким, обладал свойственной художникам чувствительностью, что София находила весьма привлекательным. Благодаря свободным представлениям о супружеской верности, София вскоре закрутила роман с Виктором. И это было самое лучшее, что когда-либо с ней случалось. Виктор благотворно воздействовал на самые худшие черты ее характера, а Софии нравилось, что рядом с ней был кто-то творческий и чувствительный.

Когда домовладелец, у которого Виктор снимал жилье, резко поднял квартирную плату, София убедила Казимира разрешить художнику арендовать цокольный этаж.

Это упростило любовные отношения, но усложнило попытки сохранить все в тайне, и когда Казимир узнал всю правду, он незамедлительно собрал свои вещи и уехал в Лос-Анджелес, как можно дальше от супруги, благодаря чему София и Виктор теперь могли жить вместе, однако ради соблюдения формальных приличий Виктор продолжал занимать квартиру на цокольном этаже, где он оборудовал студию.

Не научившись ничему путному, Чарльз пошел на службу в ВВС. В 1948 году он проходил обучение на офицера военной полиции в Кэмп-Гордоне, штат Джорджия.

Ему нравилось командовать другими и наказывать тех, кто отказывался ему подчиняться, но лично мне кажется, что Чарльзу просто нравились нарукавные повязки. Он переезжал с базы на базу в составе Пятой комендатуры военной полиции, пока не обосновался окончательно на базе ВВС Фэрфилд-Суисан в Калифорнии, где вскоре стал завсегдатаем публичных домов в Вальехо и Бенишии.